– голос отца эхом проносится по комнате.
Энтони оправляет лацканы своего пиджака и поворачивается лицом к дочери. Сколько пренебрежения в его глазах и жестах, сколько холодной расчётливости! Адалин всматривается в его лицо и пытается найти хоть что-нибудь от того отца, какого она знала в детстве. Того, который учил её играть в гольф, водил на скачки, который брал её с собой в офис, и как она стояла возле него, всегда на одном уровне на всяких мероприятиях, пока брат и мать были позади. Она искала в его лице хоть что-то живое и человеческое.
И не находила ничего.
– Я буду говорить по-русски. Ты меня понимаешь, я знаю, – её голос звучит тихо, но твёрдо. – Зачем ты уволил Томаса? Он твой брат, мой дядя… Он наша семья, в конце концов. Как ты мог оставить его без работы…
Энтони раздражённо цокает, на выдохе закатывая глаза.
– Ты говоришь, как моя мать. «Он твоя семья», – Энтони щурит серые глаза, которые, кажется, готовы метать молнии. – А между тем, моя семья плела интриги за моей спиной. Мой отец всегда говорил мне, что всё в этом мире имеет свойство заканчиваться. И семейная любовь – один из этих ресурсов.
– Ресурсов? – брови Ады медленно приподнимаются. – Может быть, проблема не в Томасе, не в семье. А в том, что мы для тебя… Ресурс? Я, Эдвард, наша мать и даже твой брат. Может быть, нужно просто прекратить равнять деньги и семью?
Тонкие губы Энтони Вуда искривляет усмешка, он заводит руки назад, переплетая пальцы между собой и склоняет голову вбок, рассматривая собственную дочь так, словно перед ним соперник.
– Что за благодетель, только подумать. Богатые говорят, что не в деньгах счастье, но разве это не так? Сейчас ты говоришь, что семья куда ценнее богатства просто потому, что ты выросла, окружённая всеми благами. Благодаря мне. Благодаря тому, что я работал, наращивая мощь бизнеса. Ты делаешь из меня монстра, но подойди к обычному работяге, Адалин, и спроси: «Поменяешь ли ты свою семью на деньги?», – и что он тебе ответит? Все мы люди, и никто из нас не устоит перед властью денег. Ни к чему строить из себя святую, – Энтони качает головой и делает шаг к Адалин. – Ирония судьбы в том, дорогая принцесса Ада, что ты сама готова забрать себе практически сорок девять процентов. Разве это не деньги? И ради этих денег ты предаёшь свою семью. Видишь, каку нас много общего.
Пальцы впиваются в пластик папки, когда Адалин опускает на неё взгляд. Она жмёт губы.
– Потому что иначе ты никогда не оставишь меня в покое. Сбеги я без денег, ты бы всё равно нашёл меня, – тихо шепчет Адалин, но в пустой комнате её слова отлично слышны. – Я слишком зависима от твоего влияния. Может быть, раньше я бы просто уехала. Просто скрылась бы где-нибудь, но ты… Ты не перестанешь давить на меня даже в эти моменты. Я не отрицаю ценность денег в этом мире. Ведь не будь у тебя таких денег, ты бы не убил Дафну, верно?
Адалин достаточно поднять на отца взгляд, чтобы заметить, как он замирает. Задерживает дыхание. Сощуривает глаза, как хищник, и кривит губы.
– Давно было доказано, что Дафна Деко совершила самоубийство, дорогая Адалин. Прекрати винить всех вокруг, – быстро проговаривает за спиной своего мужа мать Ады.
– Заткнись, – почти рычит Ада своей матери, отчего та вздрагивает. – Ты вообще ничего не сделала, когда он стравливал меня с Эдвардом. Даже не попыталась образумить его, объяснить это мне или Эдварду. Ты даже не попыталась исправить ситуацию, хотя прекрасно видела, что он делает, – Ада обращается к матери, которая растерянно моргает. – Ты видела, что он всегда выделял одного из нас. Я долгое время считала, что виновата во всём школа. Жестокие дети нашёптывали Эдварду всякую дрянь про меня. Что я заняла его место, что выталкиваю его из семьи. Но потом я немного подумала о том, кому это выгодно, и кое-что поняла.
Адалин обходит Женю, которая переводит французскую речь для Ильи шёпотом. Ада не сводит глаз с брата.
– Ты не знал? Все эти дурацкие игры в шахматы, выделение одного близнеца. Он стравливал нас, чтобы было соперничество. Чтобы мы видели друг в друге врагов. И жертвовали всем, чтобы выделиться, чтобы обратить на себя его внимание, чтобы мы работали до посинения. Вот, что он делал, – Адалин чуть приподнимает подбородок, наблюдая за тем, как меркнет улыбка Эдварда. – Он назвал меня наследницей по праву первородства, но, если бы я оказалась слаба… Он бы избавился от меня. Разве нет, отец?
Ада сверлит отца взглядом и чувствует, что его идеальный образ вот-вот рассыплется – он прилагает все усилия, чтобы скрыть раздражение, но это удаётся ему всё хуже.
– Он бы и тебя убил, если бы ты начал сопротивляться, разве нет? – она обращается к Эдварду. – Ему всегда нужен был только один наследник. А второй…
Лишь для того, чтобы первый никогда не расслаблялся. Чтобы он рвал себе задницу до последнего. Чтобы чувствовал себя зависимым от него, – Адалин останавливается напротив Эдварда, а тот не сводит глаз с отца. – Я поняла это после того, что он сделал с Дафной. Чтобы ты ни сделал, Эд, он никогда бы не назвал тебя наследником. Только в случае, если бы я начала сопротивляться, умерла или исчезла. И я примирилась с этим. Я несколько лет проглатывала обиду и желание отомстить за Дафну, потому что знала, что он убьёт меня, как только я открою рот и начну говорить. Потому что мне нечего ему противопоставить. Вот тебе и любящая семья.
Эдвард медленно моргает, прикрывает рот и тихо, почти еле слышно выдыхает:
– Скажи, что это неправда. Она лжёт…
Энтони даже не смотрит на него. Он не сводит глаз с Адалин.
– Моя мать говорила мне, что мне следует поделить компанию пополам. Отдать половину Адалин, а вторую тебе, Эдвард. Но зачем мне два наследника, если я могу выбрать сильнейшего и отдать всё ему. Воспитать наследника под себя…
– Создать ему врага в лице родного брата или сестры, – хмыкает Ада. – Я выхожу из игры. У меня нет сил разыгрывать партию за партией, я не хочу играть в эти игры с тобой, Эдвард. Я поняла это, когда в моей жизни появилась Дафна. Она показала мне, что помимо этого чёртового бизнеса существует жизнь. Прекрасная жизнь. Когда вы начали встречаться, я подумала: «Вау… я могу дать своему брату шанс. Я снова вижу в нём своего брата, а не человека, который играет со мной». И раз ты так хочешь стать единственным наследником благодаря этому, – она поднимает папку на уровень своей груди. – Это произойдёт. Ты станешь одним, а я уйду. Я больше не буду частью семьи. Я больше не буду его наследницей, и всё это будет твоим. Семейная идиллия. Всё, что мне нужно, чтобы отец подписал заявление о моём увольнении, и я уйду.
Эдвард смотрит на неё так долго, что она почти видит, как в его голове собирается весь этот пазл. Даже после того, что он сделал с Дафной, даже после того, что он делал для Энтони – отец никогда бы не сделал его наследником. В паре близнецов один всегда сильнее другого. Умнее, старательнее. Ада протягивает брату папку с документами, и тот делает нерешительный шаг вперёд. Один, второй. Кладёт пальцы на холодный пластик, пока его карие глаза растерянно следят за Адалин.
– Это правда? Всё, что ты говоришь. Это правда? – его голос тихий, почти жалостливый.
– Если бы ты не тронул Дафну, – таким же тихим шёпотом начинает Адалин. – После вступления в наследство я хотела отдать тебе половину. Тогда я ещё думала, что ты мой брат. Но теперь у меня нет ни брата, ни отца. Просто дай мне уйти. Ни о чём большем я не прошу. Только о свободе.
Пальцы Адалин разжимаются, и Эдвард отступает от неё, ошалело уставившись на папку.
– Ты подпишешь? – Эдвард поднимает глаза на отца, протягивая ему документы.
– Конечно, – Энтони улыбается – хотя, правильнее назвать это оскалом. – Раз этого хотят мои дети, я подпишу. Потом потребуется только твоя подпись, Адалин.
Его длинные пальцы ныряют в кармашек пиджака, он достаёт тяжёлую металлическую ручку. Её наличие не удивительно – на таких мероприятиях вечно заключаются какие-то контракты. Энтони достаёт стопку бумаг, кладёт её прямо поверх папки и оставляет свою размашистую подпись прямо так. На весу, в самом низу листа. Аккуратно складывает листы друг на друга, убирает их обратно и даже ручку сверху на листы прикрепляет.
Вот так просто? Так легко? Он отдаёт ей свободу, выпускает из клетки. Ничем не угрожает, даёт ей свежий воздух. Адалин поджимает губы, переводит взгляд сначала на Женю, потом на стоящего позади Николаса, потом на Илью и Кирилла, выглядывающего из-за его плеча.
Отец отпускает её.
– Эдвард, отдай бумаги обратно своей сестре, – произносит Энтони Вуд.
Брат берёт папку дрожащей рукой и медленно подходит к Адалин, она же не сводит глаз с отца. К чему эта щедрость? Когда брат оказывается рядом, протягивая Вуд все подписанные документы, Адалин на радостях хватается за край папки, и тут снова раздаётся голос отца. Он произносит по-французски:
– Но когда будешь подписывать документы, подумай кое о чём, Адалин. Караванная улица, 11/64. Третий этаж, окна во двор.
Адалин замирает, не решаясь потянуть на себя папку. Ей этот адрес не говорит ничего, но стоит только посмотреть на отца, проследить за его взглядом, который упирается в Илью, как осознание настигает Аду. Она вздрагивает, выпрямляется. Из груди словно весь воздух выбили.
– Аня, верно? Факультет искусств в СПбГУ? Тёмненькая, с татуировками? Мои люди никогда не ошибаются, – уголки его губ вздрагивают в улыбке, когда губы Жени сжимаются, а Илья напрягается. – Как только ты выйдешь за дверь и подпишешь документы, дом вспыхнет, как спичка, а в новостях скажут о том, что взорвались газовые баллоны в одной из квартир. Цена твоей свободы, Адалин, – Энтони переводит взгляд на дочь. – Помнишь, я говорил тебе, что ради наших целей мы всегда жертвуем пешками. Незначительными фигурами на доске. Хочешь выиграть у меня? Решайся. Пожертвуй этой девочкой, и будешь вольна ехать куда угодно. Я отпускаю тебя.