А Стрелецкий, заметив краем глаза движение, отмирает. И внимательно смотрит на Адалин.
– Выглядит, как твоё секретное логово. Не очень романтично, чтобы ты понял, – тихо шепчет Ада, первой нарушая тишину.
– Это одно из моих любимых мест здесь. Закат тут больно красивый. Солнце кажется больше, чем в городе. И плавно скользит по воде, как будто кто-то вылил лаву. Такое происходит только летом. И каждый раз, когда мы приезжаем сюда, я стараюсь посетить это место, – Илья чуть поворачивает голову, чтобы уловить взглядом силуэт Адалин. – Красиво. Правда?
Стал бы он говорить это, будь здесь кто-то другой? Какая-нибудь однодневная знакомая, которая забылась бы уже к следующему вечеру. Что-то среднее между серой мышкой и активной болельщицей. Недостаточно красива, чтобы смотреть на неё дольше, чем на закат. А теперь Илье насильно приходится удерживать себя так, чтобы не повернуть головы и не впиться глазами в её смущённое лицо, тёплые карие глаза, отражающие солнце. Илья медленно произносит:
– Знаешь, птичка. Мне кажется, что ты должна мне конфетку, потому что я недостаточно распробовал её в тот раз. Впрочем, как и твои губы. Что скажешь? Поцелуй или конфета?
Илья облизывает нижнюю губу и с улыбкой поворачивается к Адалин. Он, наконец, позволяет себе утонуть в ощущениях. Так же быстро, как и в тот раз. С одной лишь разницей: тогда она отражала в себе праздность свободного веселья, а сейчас – грациозность величественной природы. Истинно удивительная незнакомка.
Под пронзительным взглядом серых глаз Стрелецкого она складывает руки на груди. Ада думает, что лучше бы притворилась, что не узнала его. Разыграла бы глупую и неловкую сцену, будто бы это не она была в тот вечер, а её сестра-близнец. Адалин смотрит на солнце, ускользающее за деревья, а потом вдруг поворачивает голову в сторону довольного донельзя юноши. Ей следует взглянуть на него как-нибудь укоризненно. Нахмуриться, натянуть самое серьёзное выражение лица. Ей следует отойти от него и остановить всё это немедленно.
Но ничего из перечисленного она не делает.
Уголки губ Ады вздрагивают в ответной улыбке.
– Поцелуй или конфета? Это что, Хэллоуин? «Сладость или гадость?», – Адалин удивлённо вскидывает брови, но улыбка не сходит с её губ. – Так что же ты выберешь?
– Если брать такую аллегорию, то поцелуй пусть будет сладостью, а конфета – гадостью. Иначе почему я хочу выбрать первый вариант? – Илья улыбая-ется слишком хитро – по-лисьему. – Выбор скорее за тобой, пташка.
Ему даже не хочется строить из себя недотрогу. Играться на чужих чувствах, наблюдая со стороны за отчаянными попытками понравиться ему со всех красивых ракурсов. Наверное, он слишком «стар» для этого или в его жизни было слишком много девушек, которые с таким старанием унижались перед ним. Это всегда раздражало его, но сейчас он уверенно пользуется теми чертами характера, что обычно восторгают заинтересованных дам.
Адалин возводит глаза к небу, вероятно, проклиная его, а потом тихо шепчет:
– Ну какой же ты…
«Невыносимый», – договаривает за неё Илья мысленно и улыбается. Искренне, без натяжений в скулах, без попытки оскалиться. Наблюдая за её лицом с особенным интересом, потому что сейчас больше ничего не имело такого значения.
Француженка находит конфету в кармане кофты. Она как-то задумчиво рассматривает её в своей ладони, прежде чем слышит щелчок в сознании. Всё это – изначально просто отвратительная идея, но Адалин не видит границ. Вуд не жадная и может подарить этому парню и поцелуй, и конфету. Но в непонятном порыве она решает… Поиграть?
– Я выбираю конфету, renard rusé [прим. фр. «хитрый лис»], – Адалин поднимает на него глаза и разворачивает фантик.
И стоит Илье только потянуться за конфетой, как Адалин выхватывает «гадость» прямо у него из-под носа. Девушка подносит карамель к своему рту и аккуратно зажимает её между зубов, склоняя голову в сторону так, чтобы весело сверкнувший глазами Илья смог забрать свой сегодняшний выигрыш.
– Вот так вот, значит, да? – он широко улыбается.
Её тонкие губы обрамляют край конфеты, жёлтая карамель зажата между ровных зубов… Это выглядит привлекательнее, чем вульгарное выпячивание форм или что-то подобное. Илья сплетает пальцы за спиной, иначе в наглости прижмёт её к себе и заберёт всё сразу: и поцелуй, и конфету. Он предпочитает соблюдать правила, а потому слегка склоняется, осторожно забирает конфетку и замирает, заглядывая ей в глаза. Где-то в голове беззвучно тикают часы, медленно вращая секундную стрелку, но незнакомка уже отступает, чтобы не сломаться под натиском его пристального взгляда. Юноша выравнивается вслед за ней, перекатывает конфету во рту и немного морщится, когда кислота стягивает рот.
– И как же тебя зовут? Или мне называть тебя маленькой французской пташкой по возвращению к остальным?
Её губы растягиваются в улыбке, когда она замечает, как он морщится. Есть в этом что-то умилительное и «живое» – доказательство того, что парнишка перед ней настоящий, и всё это не её больная фантазия. Блондинка тихо смеётся, отходит чуть назад, чтобы дать и себе, и ему немного пространства и свободы. Так и дышится легче, и мозг не туманят его насыщенные серые глаза. И думается легче… Определённо легче.
– Зови меня так, только не на людях, прошу. Пусть это останется между нами, если не хочешь навлечь на себя гнев Жени, – она прячет руки в карманы кофты. На улице тепло, и даже немного душно, но мурашки не хотят сходить: зарываются в загривок и вытаптывают дорожки по позвоночнику. – Адалин. Меня зовут Адалин. Можно просто Ада, – она лукаво щурит карие глаза.
Сейчас важно удержать все порывы. Во многом они – эгоистичные, требовательные, буквально бьются о рёбра изнутри, но Илья не может разрешить себе быть таким наглым, как вчера в клубе. Одно дело скрывать характер с незнакомкой. И совсем другое – говорить с ней теперь.
Юноша отводит взгляд на закат, который плещется у крыш домов и вздыхает. Как бы ни хотелось тут остаться, им нужно вернуться до наступления полной темноты. Везти француженку по бездорожью в полумраке, учитывая то, что здесь запоздало включают уличные фонари – плохая затея. Но ему становится даже немного тоскливо осознавать, что минута уже прошла, а восторг ещё не улёгся.
Илья возвращается к мотоциклу первым. Почти любовно гладит руль, прежде чем перебросить ногу и взяться за шлем. В этом жесте столько неизмеримого восхищения, вложенного в это движение, словно нет ничего дороже и важнее, чем это транспортное средство. Натянув шлем и вскинув забрало, юноша оборачивается и смотрит на девушку. Без него, в свете пламенных оттенков, стоящая в пяти шагах от склона, она выглядит прекрасно.
– Поехали, нужно вернуться, а то мы задержались. Ещё немного, и Кириллу придётся ехать и искать нас, – спокойно произносит Илья и терпеливо ждёт, пока девушка вернётся на исходную позицию. Её медлительность позволяет ему потратить эти секунды на любование видами. Он не так часто находит возможность выбираться сюда, в отличие от своих друзей. К тому же слишком привык жить моментами, а не грёзами о будущем. – Крепче обнимай, птичка, я всё же несу за тебя ответственность.
Адалин не отвечает ему ничего, лишь прикусывает щёку изнутри и улыбается под шлемом. Она обхватывает его торс точно так же, как делала это по пути сюда. Но почему-то теперь ощущается всё это совершенно иначе. Девушка сцепляет свои пальцы в замок и крепко держит спину Ильи. Адреналин снова поступает в кровь, когда мотоцикл начинает рычать подобно дикому зверю. Ада задерживает дыхание и жмурится, не решаясь сразу открыть глаза.
Двигатель тихо урчит, когда Илья убирает подножку и прибавляет газу. Мотоцикл несётся вперёд, резво разворачивается, задним колесом обрамляя то место, где они стояли, и стремительно катится вниз со склона по сухой грунтовой почве, унося их отсюда подальше.
Ленивые сумерки наступают быстрее, чем Адалин может подумать. Когда они приезжают, на улице уже царит слабая тьма, и лишь огоньки домика освещают им дорогу ко входу. От недавнего заката не остаётся и следа. Задрав голову, Адалин удивлённо обнаруживает, что темнота не поглотила небо, а звёзды не вспыхнули мелкими точками.
Женя с горящими от счастья глазами тут же подлетает к ней, спрашивая исключительно о чувствах и ощущениях во время быстрой езды. Ничего лишнего – и хорошо. Кажется, что Павлецкая вообще не догадывается ни о чём, и Аде даже становится стыдно, что она не признаётся Жене в том, что они с Ильёй были уже знакомы до поездки. Пусть и через поцелуй.
Шлем Ады возвращается в руки Кирилла, который доволен происходящим не меньше окрылённой Жени. Наверное, подруга будет такой же радостной и довольной только когда Адалин даст добро на маленький чернильный рисунок на своей коже. Где-нибудь на незаметном месте. Ей частенько приходится участвовать в публичных встречах, и возможности расписывать себя так же, как подруга – нет. Татуировки Жени виднеются из-под ворота кофты, прячутся под одеждой на руках, спине, бёдрах и груди. Витиеватые дракончики, замысловатые цветы, даже фраза на французском, написанная рукой Адалин: «ici, je suis le principal probleme» [в переводе с франц. – тут главная проблема – это я]. Ада всегда удивляется смелости Жени и частенько всматривается в татуировки подруги – да и Павлецкая никак не может удержаться от того, чтобы лишний раз не похвастаться своими «трофеями».
Кирилл обнимает своего друга за плечо, утягивает его в сторону бассейна, и не перестаёт приговаривать:
– Тот, кто опоздал, должен выпить бутылку комбучи. Залпом!
Илья наблюдает за тем, как вокруг Адалин собирается толпа его друзей, восторженно обменивается громкими эмоциями, а сам тщетно пытается вспомнить, когда ещё они были так оживлены с незнакомцами. Это маленькое семейное сообщество очень опасливо встречало новых членов, испытывало их, брыкалось, кусалось и даже царапалось. Но сейчас кажется, что француженка была среди них абсолютно всегда. Илья косится на Кирилла со свойственной ему хмуростью. Как если бы его настроение было порогом, через который нужно было срочно переступить. Излишки эмоций, усталость и рабочая нагрузка не только стягивают мышцы на плечах, но и злят. Кирилл хорошо знает, что в этот момент распутье Ильи предопределяет дальнейший вечер, поэтому властно впихивает в руку Ильи холодную бутылку с неясным варевом.