Лидочка, не отдавая себе отчета, пошла к двери, чтобы увидеть, куда ее приведет след.
Капли крови, несколько уменьшившись, привели Лидочку к лестнице.
На площадке она увидела кровавую размазню – словно кто-то вытирал вымазанные в крови подошвы о верхнюю ступеньку лестницы.
Лидочка спускалась по лестнице, стараясь не наступить на кровь…
Внизу в дверях своей комнаты стояла Валентина и в ужасе смотрела на то, как спускается Лидочка. И смотрела она ей под ноги, повторяя ее взгляд.
– Кровь, – сказала она. – Василек, подь сюда. Да иди ты! Кровь…
Василий вышел из комнаты и присел на корточки под лестницей, касаясь пола большим круглым животом. Он потрогал пятнышко указательным пальцем.
Лидочка не смела ступить дальше. Она перегнулась через перила и смотрела в сторону столовой и кабинета Славы, ожидая увидеть кровь и там.
Она думала: «Странно, как же я могла не заметить? Я же проходила здесь, и не раз. Может, ее вынесли, пока мы были в столовой? Пока ели эту проклятую овсянку?»
– Высохла уже, – сказал Василий.
Валентина помогла ему подняться. И, словно подслушав Лидочкины мысли, сказала:
– Мы-то снизу ходили, а ты сверху спустилась – как же ты не заметила?
– Сама не понимаю, – сказала Лидочка. – Наверное, под ноги не смотрела.
Она чувствовала себя виноватой.
Василий побрел к входной двери, нагнувшись и принюхиваясь, как старый, с одышкой, пес.
– Куда ж они ее поволокли? – спросил он сам у себя. – Наверное, их машина ждала.
Надо было немедленно вызывать полицию, поднимать шум. Но ни Кошки, ни Лидочка об этом совершенно искренне не думали – не хотели. И каковы бы ни были причины, все трое в глубине души надеялись, что кровь в спальне и на лестнице означает, что Алла больше не вернется. Что бы с ней ни случилось, обратно она не вернется. И наступит свобода. К тому же исчезновение Аллы было не совсем смертью – уходом. И Аллу воспринимали не совсем как человека, а как зловещую функцию – преступную узурпаторшу.
Впрочем, в тот момент об этом никто не задумывался. Василий дошел до входной двери и открыл ее.
Валентина вдруг вспомнила – словно посмотрела американский детективный сериал:
– За ручку не хватай! Отпечатки смажешь!
– Так Иришка уже ходила… И они.
Лидочка смотрела, как Василий открывает входную дверь, осторожно выглядывает наружу, словно те могут его поджидать. На улицу он не вышел. Василий обернулся и сказал:
– Так, снаружи не видать. Но если на дорожке, то надо вылазить. А соседи увидят – чего я ползаю вокруг?
– Иди домой, – приказала Валентина.
Василий прикрыл дверь.
– Кто это мог сделать? – спросила Лидочка вслух.
– Как кто? – даже рассердилась Валентина. – На тебя мы не думаем. Иришка – дивчинка еще, дитя малое. Мы с Васильком друг за дружкой смотрим. А они перепились, думают – вот дело плохо. А от кого им избавиться надо? От этой стервы! От нее. А то она попадется, всех заложит.
В ее словах был здравый смысл.
– Их теперь рядышком надо искать, в одно место сброшены, – сказал Василий, имея в виду и Славу, и словно возвращаясь в мыслях к трагедии в целом, а не к ее условному завершению.
Надо поглядеть в машине Славы, вдруг догадалась Лидочка. Они могли ее использовать.
– Я пойду посмотрю машину, – сказала она. – Где ключи, как вы думаете?
– Иришка знает.
– Я ей позвоню. Как звонить к Ричардсонам?
Валентина посмотрела на нее светлым карим взором.
– Та мы ж не звонили, – сообщила она, как малому неразумному ребенку. – Зачем нам звонить?
– Все равно надо сказать Иришке. Я схожу к Ричардсонам.
– А если она сама? – задумчиво спросил Василий.
– Ты кого имеешь в виду? – не поняла Валентина.
Лидочку иногда забавляло то, что в беседах между собой Кошки незаметно переходили на вполне пристойный русский язык. У нее вообще было сильное подозрение, что подавляющее большинство украинцев, особенно в городах, придя домой и сняв свитку и шаровары, переходят на русский язык, куда как более понятный и привычный.
– Я про Аллу, – сказал Василий. – Может, у нее из носа текло? Или зашиблась?
– Сомнительно, – покачала головой Лидочка. – Столько крови…
– Я наверх схожу, – предложила Валентина. – Погляжу, как там… Вы-то видали, а я не видала. Я только ночью думала, как бы чего не случилось.
– Почему?
– Ну когда там бегали, ясное дело!
Валентина направилась наверх. Лидочка спросила вслед:
– Кто бегал?
– Кому надо, тот и бегал, – огрызнулась Валентина.
Словно проговорилась, а теперь старается оговорку скрыть за незначащими словами.
– Ковер-то испортила Алла твоя. Ковер, говорю, испортила. А ведь такой фунтов двенадцать за ярд продают, а она испортила. Ну хоть бы платок взяла, если из носа текло.
Валентина скрылась в комнате на площадке второго этажа. Василий тяжело дышал рядом с Лидочкой. Он был попроще жены, и поэтому Лидочка, терзаемая сомнениями и уверенная в том, что Кошки что-то от нее скрывают, обратилась к нему:
– А что ночью было?
– Когда?
– Ночью. Вы говорите, ходили?
– Лидок, я те ничего не говорил, – ответил Василий. – Я тебе молчал.
– Ужас, – сказала сверху Валентина. – Ну просто ужас. И простынки тоже нет.
«Заметила и связала два исчезновения», – подумала Лидочка.
– Я все слышала, – сказала Валентина трезво и уверенно. – Я слыхала, как ты моего Василька допрашивала. Не надо этого делать. Ты здесь какая-никакая, но чужая, квартирантка. А мы с Васильком ей родные. Если мы что слышали или видели, тебе лучше не знать. И ты, Василий, учти и языком не размахивай, небось не знамя.
– Я не думала, что у вас есть секреты, – сказала Лидочка.
– Секреты есть у всех, – отрезала Валентина.
Она спускалась со второго этажа, балансируя, как балерина, расставив пухлые руки, – боялась наступить на кровавое пятно.
– Секреты есть у всех, – повторила она, становясь напротив Лидочки. – Но Иришку ты не трожь, она и так сирота.
– Я не трогаю Иришку, – ответила Лидочка.
– А зачем машину хочешь смотреть? – спросил догадливый Василий.
– Думаешь, там тоже кровь найдешь?
– Если и найду, это может значить, что машиной Славы воспользовались бандиты. У нас же ключи никто не прячет. Они могли знать, где ключи.
– Ой, не хитри, Лидия, – остановила ее Валентина. – Ты умная, а мы не глупей будем. Тоже небось ночью слышала…
– Клянусь вам, ничего не слышала.
– И не слышала, как Алла кричала?
– Я еще не спала, а потом уже спала без задних ног.
– И как Иришка выходила? Как она по лестнице спускалась?
– Да не слышала я!
– А может, и не слышала, – грустно сказал Василий. – Может, и не врет. Мы же тоже могли не слышать, если бы вещички не собирали до самого утра.
– Значит, вы думаете, что это могла сделать Иришка? – испугалась Лидочка.
– Молчи! – закричала Валентина. – Не могла она ничего сделать!
– Главное, Лидок, – заискивающе попросил Василий, – главное, не скажи никому, как Иришка грозилась ее убить. Ты же девочке жизнь испортишь.
– Я никому ничего не могу сказать, если я не слышала и не видела.
– А мы уедем поскорее. Теперь ты понимаешь, почему мы не хотим с ихней милицией говорить? Они с нас клятву страшную возьмут, запутают, мы и скажем чего лишнего… А так мы будем в Краснодаре, никто ничего не узнает.
– Правильно, Лидок? – Валентина даже в глаза Лидочке заглядывала, наклонив голову, заискивала. Сейчас она напоминала какую-то толстую птицу вроде куропатки, которая уводит лису от гнезда, где у нее птенцы.
– Я никому ничего не скажу, – обещала Лидочка. – Но что еще вы слышали?
– Как на духу? – спросил Василий.
И вдруг Лидочка поняла, что на самом деле ему страшно хочется рассказать ей все – как цирюльнику царя Мидаса про ослиные уши своего господина.
– Как на духу, – сказала Лидочка.
– Тогда слушай. – Василий перешел на шепот, а Валентина отвернулась, всем своим видом показывая, что не одобряет поведения мужа. – Она ходила… Я Иришку имею в виду. Ходила поверху, переживала, а потом спустилась – и к отцу в кабинет шмыг. А нам слышно, телефон. Поговорила. Потом через какое-то время, скоро…
– Это в половине четвертого было, – не выдержав, подсказала Валентина. – Она дверь открывает. И тут мы слышим, пришел. Ее хлопчик пришел. Робик.
– Робик, – согласился Василий. – Мы по голосу услышали, что Робик. Они пошептались, дверь закрыли – и наверх.
– Это было до того, как Алла вскрикнула, или после?
– После, после, ясное дело, после. Скоро, но после. И они еще там ходили – слышно же, перекрытия тонкие. Потом потащили.
– Что потащили?
– А нам откуда знать? Мы же не думали. Мы думали, ну пустила она к себе хлопчика, дело девичье, не нам ей морали читать.
– А потом?
– Потом они вместе ушли. На улицу ушли.
– Они машину заводили?
– Вот этого не скажу. – Почему-то до этого момента они могли Лидочке рассказывать, а после молчок.
И она поняла почему. Если она узнает о том, что к Иришке ночью приходил мальчик, – это может быть любовью. А если они что-то вытащили и уехали на отцовской машине, то дело плохо.
Кошки замкнулись. Словно Лидочка их чем-то обидела.
– Я посмотрю машину, – сказала Лидочка.
– Не твое это дело, – ответил Василий.
– А чье же?
– Это дело полицейское. Завтра придет полиция и посмотрит.
– Полицию придется вызывать сегодня, – сказала Лидочка.
– Ох, а мы же хотели улететь сегодня, – вздохнула Валентина. – Да не мешай ты нам улететь, Лидок. Не хотим мы ни с кем говорить.
– Сомневаюсь, что вам это удастся.
– Снова с аэродрома снимут? – спросил Василий.
– Ваши показания понадобятся английской полиции.
– А эти? – вспомнила Валентина. – Генка и второй? Они же рядом ходят! Они же свою Алку убили!
Кошки говорили нелогично. И понятно почему – у них не хватало фантазии, чтобы совсем выгородить Иришку. Перед Лидочкой они раскрылись, но приписать Иришке преступление они не могли. Для этого существуют негодяи, бандиты… Хотя Лидочка с трудом представляла себе, как Геннадий и Эдуард ночью забираются в закрытый дом, поднимаются на второй этаж, убивают Аллу и уходят. И зачем? Без Аллы им вообще здесь нечего делать: если нет Славиной жены, то на кого же переведен счет? Им остается только бежать.