И вдруг ей стало легко и свободно. Она улыбнулась:
– Спасибо.
– Может, пройдемся? – спросил он, расплатившись с официантом. – Если, конечно, не полил дождь. Конец октября – самое ненадежное время.
– А я дождь люблю, – надевая плащ, который он ей галантно подал, ответила Юля, – даже осенний. И мокрые листья под ногами, и осенние запахи. Я даже специально гуляю под дождем, нет, честно! Надеваю куртку с капюшоном, резиновые сапоги – и вперед! А зонты я не люблю и вечно теряю. Но самое лучшее, – мечтательно вздохнула она, – осенний лес! Побродить по осеннему лесу под моросящим дождиком – вот это кайф!
Кружняк рассмеялся:
– Вы не поверите – я тоже люблю гулять под дождем. Но, правда, с зонтом, без него не рискну.
Юля посмотрела ему в глаза:
– Многие любят гулять под дождем. А вы решили, что у нас много общего?
Ну вот, опять не сдержалась и подколола. Вот ведь характер. Правильно говорила баба Галя: «Злыдня ты, Юлька. И язык у тебя паршивый! Шершавый язык, за все цепляется».
А на улице было хорошо! Только что прошел дождь, в пенистых лужах плавали разноцветные листья, асфальт блестел, и пахло свежестью, но было немного зябко – октябрь.
Юля достала из сумки любимый шарф, спасающий от ветра и холода, завернулась в него и посмотрела на своего спутника:
– Ну, куда? На бульвары или по улочкам? Или вы передумали?
– Не передумал. А куда – это на ваше усмотрение. – Он поднял воротник суконного пальто. – С такой девушкой, как вы, Юля, хоть на край света.
Юля лишь хмыкнула. Глупо отвечать на банальность.
Они шли по бульвару, им попадались куда-то спешащие прохожие, молодежь, громкая и смешливая, радостная и, казалось, счастливая. Шли молча. Но молчать было не тягостно. И вдруг хлынул дождь – буйный, тот самый проливной, стеной, без просвета.
Кружняк схватил Юлю за руку и затащил в ближайший подъезд – старый, облезлый, с поколотым мраморным полом и старыми деревянными темными перилами. Наверху громко хлопнула металлическая дверь лифа.
Они поднялись на один пролет и встали у окна. Он провел ладонью по широкому гранитному подоконнику:
– Ого! Здесь можно есть, заниматься и даже спать!
– Вы что, раньше таких не видели? – удивилась она. – У нас дома почти такой же, мы с сестрой измеряли: пятьдесят три сантиметра. Все детство на нем провели: и читали, и спали, и в куклы играли!
– Не видел. Я родился в частном доме на Преображенке, в те годы там было много таких домов. А потом их снесли, и мы стали обитателями обычной панельки. Потолки два пятьдесят, кухня пять, комната, наша с братом общая, девять. А в большой, в зале, как говорила мать, они с отцом и старый дед, тот еще фрукт. Нервы мотал, спать по ночам не давал, а им утром на смену. И ничего, как-то умещались. А куда было деваться? После старого дома с печным отоплением и сортиром на улице считали, что счастье! В общем, – со вздохом добавил он, – у меня было счастливое советское детство. А у вас, Юля? Я думаю, что все мы тогда были счастливы и уж точно умели радоваться пустякам!
– У меня было не так, хотя был и частный бабушкин дом, и туалет на улице. Но там я жила недолго, несколько лет после смерти мамы. А потом вернулась в нашу квартиру на Кропоткинской.
– Выходит, мы с вами из разных миров? Вы – профессорская дочка, а я обычный пацан из рабочей семьи.
– Мы с вами? – недобро усмехнулась Юля. – А вы сомневались? Мы с вами точно из разных миров! – Она глянула в окно: – Кажется, ливень закончился! Ну, двинули?
– Жаль, что так быстро.
– Да вы романтик, Геннадий Петрович!
Кажется, он обиделся. В одну минуту романтика куда-то исчезла, и Юле захотелось домой.
Они вышли на улицу. С крыш и деревьев падали капли, под ногами пенились глубокие лужи. Прохожих не было.
Юля посмотрела на Кружняка:
– Я на такси, а вы?
– А я в метро, – сухо ответил он.
Машину поймали быстро, улицы были пусты.
Кружняк открыл заднюю дверцу, наклонился:
– Да, Юлия. На прощание: если я вам понадоблюсь, всегда буду рад помочь!
– Спасибо, – улыбнулась она, – вы уже помогли! И да, еще раз простите за резкость.
Кружняк махнул рукой – дескать, пустяки, не о чем говорить.
Наконец машина отъехала, и Юля со вздохом откинулась на сиденье. Почему она так устала?
Никаких ею выдуманных вербовок или намеков на что-то подобное не было. И если честно – все было нормально, никаких солдатских шуток, никаких сальностей. Совсем даже напротив. И, кстати, здорово он ее умыл по поводу вербовки, выглядела она полной дурой.
И в подъезде не приобнял, не полез целоваться, за это еще пару баллов. А ведь она ему нравится, она это чувствует, любая женщина это чувствует. И, кажется, он не очень счастливый человек. Что там говорил Митька? Жена пьющая и ребенок проблемный?
И еще. Признайся, Юлька, признайся себе – он тебе нравится. Но это ничего не значит, совсем ни-чего!
Да ни за что в жизни она не свяжется со взрослым, женатым, имеющим ребенка человеком, да еще и из этого ведомства! А после рассказов папы и подавно.
Она молода и хороша собой, замуж не собирается, даже наоборот – категорически не хочет. Поклонников у нее выше крыши, и для здоровья, и для удовольствия. А большего ей не надо.
Так что, товарищ Кружняк, наше вам с кисточкой! У вас своя жизнь, у меня своя, и наши жизни слишком разные, они никогда не пересекутся. И ценности у нас разные, и представления об этих ценностях, не сомневайтесь!
Только ты, Юля, оказалась трусихой и, когда надо было, рта не открыла. И зачем ты поперлась на это свидание? В общем, двойка тебе, Юля Ниточкина. Такое дело профукала! Ради этого дела на все надо было пойти! Да в койку с ним лечь, в конце концов! И, кстати, ничего противного в этом подполковнике нет. И не ври себе, что тебе это противно, что это противоречит твоей чистой натуре! Ты просто струсила, и Кларочкина квартира тебе сделала ручкой, тю-тю!
Кружняк объявился через два дня. Сказал, что нужно встретиться по делу.
– Нет-нет, ничего такого, о чем вы, Юля? Просто хочу вам кое-что передать. Что? Нет, не скажу, буду держать интригу! Но я вас точно обрадую, не сомневайтесь. Мало свободного времени? Да и у меня, если по правде. Давайте на Пушкинской в половине восьмого? Обещаю, что не задержу вас. Хотя я бы с большим удовольствием повторил ту встречу. И тот ливень я вспоминаю с большим удовольствием, и темный подъезд…
Юля разговор не поддержала.
– Ну как, договорились? В половине восьмого на Пушкинской? – разочарованно повторил он.
– Договорились, – сухо ответила Юля и про себя добавила: «Попробуй с вами не договориться».
В половине восьмого она стояла на Пушкинской. Снова заморосил дождь, пока, по счастью, мелкий. «Опаздывает, – посмотрев на часы, хмыкнула Юля, – видимо, государственные дела». И тут она увидела Кружняка. Он был растерян, оглядывался по сторонам, но ее, спрятавшуюся под козырьком, не видел. Его застывшая высокая фигура в светлом плаще выделялась среди торопящихся в укрытие. И Юле вдруг стало жалко его, растерянного, расстроенного, промокшего, и она вышла навстречу.
Увидев ее, Кружняк расплылся в улыбке. «Смешной», – подумала Юля и вплотную подошла к нему.
– Ну что, промокли? – с усмешкой спросила она. – Вот будете назначать свидания малознакомым девушкам!
Кружняк улыбнулся и, спохватившись, достал из портфеля сверток.
– Прямо здесь? – уточнила Юля. – А может, зайдем в метро?
В метро развернула и, увидев, обомлела. Это был лучший подарок в ее жизни – большой зеленый том Булгакова, «Мастер и Маргарита», и томик стихов Ахматовой.
– Ну, спасибо, – медленно протянула Юля. – Честно говоря, не ожидала…
– Угодил? – обрадовался Кружняк.
– А хотели?
– Очень, – не замечая ее сарказма, серьезно ответил он.
– Ладно. Просите, что пожелаете. Заслужили.
– Тогда обед? – искренне обрадовался он и посмотрел на часы. – Или уже ужин?
Юля понимала, что он влюбился. Наверняка Кружняк не откажется помочь с пропиской. Но что дальше? А дальше надо будет выразить благодарность. Готова ли она на это?
«Готова», – самой себе ответила Юля. Но не семейный статус Кружняка, не его больной сын мучили Юлю – она была далека от подобных рефлексий. Кружняк был человеком из конторы. И как с этим быть, она не знала. «А может, все не так страшно? – пыталась она успокоить себя. – В конце концов, везде есть нормальные люди».
Квартира, куда спустя три дня ее привел Кружняк, находилась в новостройке на окраине города. Типичная девятиэтажка, которые по всей Москве росли как грибы. Это был Юго-Запад, последняя остановка метро, которая так и называлась – «Юго-Западная».
Окна типовой двушки смотрели на проспект Вернадского и красивую церковь красно-белого цвета. За церквушкой виднелся овраг, а за ним поредевший осенний лесок. Обстановка в квартире была скромной – серый кухонный гарнитур, стол с двумя табуретками, маленький холодильник, мойка, плита. В большой комнате недорогая, почти пустая стенка, раскладной диван, телевизор, журнальный стол и кресло. В спальне кровать, две тумбочки и платяной шкаф. Занавесей, картинок, вазочек, ковров в квартире не было. Но все необходимое, включая одну сковородку и одну кастрюлю, дешевый сервиз и набор ложек с вилками, подушки и одеяло, два новых комплекта постельного белья, четыре полотенца и даже две новые зубные щетки – было.
– Явочная квартира, – хмыкнула Юля, пройдясь и открыв все шкафы и шкафчики. – Какая казенщина!
Кружняк с интересом посмотрел на нее:
– Ну и словечки у тебя в лексиконе! Чувствуется влияние кинематографа. Квартира для сотрудников, для командировочных. И вообще для тех, кому… Ну ты поняла.
– Нет. – Юля посмотрела ему в глаза. – Для тех, кому что? Нужно скрываться?
– Не фантазируй. Ну, например… – Он задумался. – Ну, например, кто-то разводится, и нужно временно перекантоваться. Или приезжает родственник. Вместо гостиницы, поняла? Или что-то еще.