Да страшно представить, что бы было! Край света, Алексей в море, местные эскулапы, и их Маруся одна.
Маруся страдала. Страдала от того, что ее упекли в больницу, и кто? Старшая сестрица, которая возникла, как всегда, неожиданно. Нет, разумом она понимала, что все сделано правильно: беременность сложная, постоянная угроза выкидыша, коммунальные неудобства, скудность рациона, но самое главное – отсутствие Леши! Как она ругала себя, что не смогла отстоять свое право остаться в городке, в своей квартире, у себя дома! Под напором сестрицы устоять было сложно, но и она, Маруся, уже не девочка, а жена и почти мать. Но не смогла, опять не смогла… И разум тут ни при чем – Юлька всегда распоряжалась ее жизнью и считала ее ни на что не способной тетехой, слабой и бесхарактерной рохлей. Даже отчаянно смелый Марусин поступок отправиться вслед за мужем Юлька восприняла как очередное Марусино нежелание и невозможность противостоять. Как будто Алеша настаивал и как будто Марусе было так просто решиться на этот отчаянный поступок.
Сейчас Маруся лежала на кровати и смотрела в стену, выкрашенную в бежевый цвет. Из окна привычно дуло, и она, вспомнив их с Лешей комнату, жалобно всхлипнула.
Из коридора пахнуло запахом столовки – обед: щи, котлета с гречкой, компот, два куска хлеба. Обедать Маруся не будет, не хочется. Да и в пять придет Ася и принесет что-то вкусное, домашнее, привычное: бульон в термосе, блинчики, полезные салатики из свеклы, морковки, яблока и орехов. Ася, любимая, самая близкая. Как же им повезло! Что бы они делали без Аси, как бы сложилась их жизнь? На ком бы женился папа? Подумать страшно, какая бы им могла попасться мачеха! Маруся знает, как это бывает. Им повезло, они с Юлей счастливые, у них Ася. И папа. Папа чудесный, нет человека добрее. И с Лешкой Марусе повезло – еще как повезло! «Лешка, любимый! – У Маруси запершило в горле. – Ты придешь из похода, а меня нет. Всех будут встречать, но только не тебя. И в квартире будет темно и тихо. Лида не бросит – и приберет, и приготовит, но это Лида, а не твоя жена Маруся. Ты все поймешь и простишь, я уверена. И скажешь, что я все сделала правильно, ребенок важнее! Но тебе будет грустно и одиноко, я знаю. И мне сейчас очень грустно и одиноко! И знаешь, странное дело, я скучаю по городку, по нашему поселку, по нашей комнате, по девчонкам. Про тебя я молчу. – Маруся жалобно всхлипнула: – Знаю, что для малыша это вредно. В общем, лежать мне здесь и лежать, скорее всего, до самых родов. Может, ненадолго выпустят, а потом снова заложат, запрут. Такая беременность, Лешик, не повезло. Господи, что я несу! Мне – и не повезло? Тогда кому повезло? Все, хватит киснуть и кваситься, совсем распустилась, тоже мне, жена офицера! – И, тяжело вздохнув, Маруся перевернулась на спину и осторожно погладила живот. – Болит меньше, гипертонус исчез, давление в норме, анализы стали лучше, а значит, все сделали правильно. И все, не будем о грустном, только положительные эмоции! И не будем думать о сестре, тем более что она не приходит. Ася сказала, что Юлька в командировке, в Самарканде. Везет же некоторым».
Юлька появилась в субботу вечером, когда время для посещений уже закончилось. Маруся дремала, но сквозь некрепкий сон уловила знакомый голос. Сестра возмущалась, что в больнице ранний отбой, ее увещевали, но она никого не слушала. Громкий стук каблуков неумолимо приближался – Юлька, как всегда, победила, она не умеет проигрывать.
Дверь распахнулась, и она возникла на пороге, растрепанная, взбудораженная, возмущенная. За ней шла дежурная медсестра, повторяя:
– Халат хотя бы наденьте, гражданочка!
Юля отмахнулась и, увидев Марусю, зашла в палату. Села, отдышалась и наконец улыбнулась:
– Привет! Ну как ты здесь, а? Поменяла одну камеру на другую?
Маруся возмущенно хмыкнула:
– Очень остроумно!
– А я тебе фруктов привезла! Настоящих, узбекских! Такая вкуснота, полный отпад! – И Юля зашуршала пакетом. – Смотри, какое яблоко! – Сестра протянула Марусе огромное розовое, глянцевое яблоко. – Ты такое видела? И вкус потрясающий! Витамины, Марусь!
– Потом, – ответила Маруся, – сейчас неохота.
– Ну да, выпендриваемся. Ощущаешь себя самой несчастной? Понятно, что больница – это невесело. Но ты могла бы валяться в провинциальной больничке черт-те где, на краю света, Маруся! На старом зассанном матрасе и сером белье в палате на десять больных. А ты лежишь в двухместной, в тепле и уюте, с теликом в коридоре. Ася таскает домашние супчики, но все равно все не так! А что не так, Маруся? Кто тебя обидел? С тобой плохо обращаются, тебя не лечат, не спасают твоего ребенка? Если так – скажи! Скажи, и я все устрою!
Маруся хмыкнула:
– Да уж, не сомневаюсь, ты все устроишь! Ты уже все устроила, Юля!
– Ну ты даешь, – хрипло ответила Юля. – Сама все заварила и обвинила меня. За что ты мне мстишь, Маруся? Что у тебя в голове? Ты так и осталась капризной и избалованной девицей! Но самое главное, ты никогда не станешь другой! Правильно говорила умница Кларочка, ты та еще штучка! Тихая слабая милая Маруся. А выжмешь все, что захочешь.
Отвернувшись к стене, Маруся расплакалась.
Больше в больнице Юля не появлялась. «Обиделась? Ну и отлично, зачем мне отрицательные эмоции?» – успокаивала себя Маруся, но о своих переживаниях не рассказывала даже Асе. Ася страдала. Она всегда страдала, когда ее девочки ссорились, и, как обычно, все скрывала от мужа. Саша и так очень слаб, несправедливое хамское увольнение его окончательно добило, муж переживает за младшую, а тут еще эта ссора… Слава богу, что стал работать над книгой. Ася вопросов не задает, просто радуется. Работает – уже счастье, работа отвлечет от любых черных мыслей, спасет от обид. Жаль, Ася этого лишена.
Денег катастрофически не хватало. Как прожить на пенсию людям, привыкшим к хорошей зарплате? Хорошо, что Юля на ногах – квартира, работа, все сама. А вот Маруся теперь на них: фрукты, свежее мясо, лекарства. Можно было бы поговорить со старшей, но Ася стеснялась. Нет, брать у Юли не выход. Выход один – Асе нужно работать.
В детской районной поликлинике, где когда-то она работала, вакансий не было. Во взрослой вакансии были, но брать ее не спешили – потеря квалификации. Глупость – какая потеря квалификации? Ася возмутилась:
– Почти три года я ухаживала за лежачей старушкой и много лет рядом с больным мужем! Вы думаете, я разучилась делать уколы?
Главная сестра призналась честно:
– Мне проще взять девочку после училища, чем вас, с огромным разрывом в трудовом стаже. Ищите где-нибудь на окраине, в новом районе, там медсестры точно нужны.
В отдаленный район? А время на дорогу? Метро, автобус. Нет, не пойдет. Ася совсем сникла, и вдруг подарок – разговорилась с соседкой, заведующей детским садиком, что в пяти минутах от дома, и та предложила ей ставку медсестры. Радости не было предела – воистину, бог закрывает дверь, но приоткрывает окно. Через неделю Ася вышла на работу.
Александр Евгеньевич пребывал в полной растерянности:
– Как так – на работу? А я?
Ну да, сама виновата. Приучила, что она вечная нянька, всегда рядом. С возрастом далекий от жизненных реалий муж совсем отключился от бытовых проблем: ни деньги, ни расходы, ни все остальное его не волновало. Он жил в своем мирке, в своих рукописях и науке, в своих переживаниях и обидах, и все остальное, разумеется кроме девочек, его не интересовало. Ася не обижалась – в конце концов, всю жизнь именно он был кормильцем, обеспечивая семью, ни она, ни девочки не знали горя и лишений, а сейчас он состарился, сник, сломался, возраст и болезни. В общем, пришло время отвечать ей, Асе. Надеяться на книги было смешно – когда еще он их напишет, и это не заработок, а способ удержаться на этом свете.
Словом, рассчитывать было не на что, да она и не рассчитывала. Только бы работал, только бы вставал с дивана и садился за стол, а с остальным она справится.
Сама удивлялась своей уверенности – ведь кроме немолодого и нездорового мужа на ней беременная Маруся. Да и работа немного пугала – сколько лет она не работала, сколько считалась домохозяйкой?
Но все постепенно вошло в колею, и ловкая Ася все успевала: дом, работа, Маруся, Саша. Никто из домашних не пострадал, и Александр Евгеньевич успокоился – жизнь, кажется, не менялась. Да и жену можно понять – бедная Ася, как же ей надоело сидеть дома возле него, следить за его давлением, раскладывать таблетки, приносить чай. Кто это выдержит? Асю можно понять. Тяжелое бремя – жить с пожилым и больным человеком. Трудно это и нерадостно… Жену жаль, да и, если подумать – что хорошего он ей сделал? Что получила она от их брака? Вдовца и двух падчериц? Своего не родила, не получилось… Да и много ли внимания и заботы она от него видела? Разве он любил ее так, как любил Катюшу? А ведь Ася тонкая, чуткая, наверняка все чувствовала и все понимала.
Александр Евгеньевич расстроился, сник. Хорошо, что этого никто не видит. «Вот ведь жизнь, – думал он, – сложная, непредсказуемая. Неужели не может быть по-другому, проще, яснее, счастливее?»
Господи, какой он дурак, какой беспросветный дурак, если, прожив столько лет, задается подобным вопросом? Он чувствовал, как стареет, как слабеет его мозг, не удерживая, как прежде, большое количество необходимой информации. Как ухудшается память. То, что раньше давалось легко, стало таким сложным, что профессор расстраивался. Раньше он мог с закрытыми глазами достать нужную книгу – помнил, где какая стоит. Теперь подолгу рылся, путался, злился на себя, заводился еще сильнее, нервничал, доставал не то, еще больше расстраивался, отчаивался и срывался на близких, а потом сгорал от стыда. Вот она, старость – мерзкая и отвратительная, вредная, как старуха у подъезда: постоянно напоминает о себе, тычет в лицо, ничего не пропускает, насмехается и заливается ведьминским смехом.
Он ненавидел ее, не хотел с ней примириться. Во что он превратился? Дряхлый, неловкий, с трясущимися руками и с жалкой, редкой, к