Он рассмеялся:
– Есть еще порох в пороховницах, да и Родине нужно послужить.
– А Родина в этом нуждается? – съязвила Юля. – Все-таки новые времена.
– Времена всегда одинаковые. А в нашей службе всегда есть место подвигу. Такие, как мы, умирают на посту, не слышала?
– Знаю я ваши подвиги, – пробурчала Юля. – Живи уж! А что позвонил? Соскучился?
На вырвавшееся дурацкое «соскучился» он не ответил, но предложил встретиться. «Значит, ему что-то надо, – с тоской подумала Юля. – Все равно не отвяжется».
– Хорошо, – сказала она, – завтра в шесть. Где тебе удобно?
Договорились у входа в кафе на Смоленке. Предупредила, что времени у нее час. Кружняк ответил, что и у него не больше.
Он почти не изменился, только прибавилось седины. «Благородной седины, – отметила про себя Юля, – которая так украшает мужчину».
Он был по-прежнему подтянут, ни грамма лишнего веса, все та же пружинистая походка, та же прямая спина. Модные очки, хорошая стрижка, прекрасный пиджак и отлично сидящие брюки.
Сколько лет они не виделись? Восемь, десять?
– Привет! – Он внимательно разглядывал ее.
– Что, постарела? – не удержалась она и тут же разозлилась на себя: «Как будто мне это важно!»
– Ничуть, Юль. Честное слово! Расцвела! Соку набрала, впрочем, с этим у тебя и тогда было отлично!
Они зашли в кафе. Он заказал капучино.
Юля смотрела, как он медленно размешивает в чашке сахар.
– О, – удивилась она, – а вкусы меняются! Раньше ты пил только черный, несладкий и очень крепкий.
– Раньше я был моложе.
– Зачем позвал? – грубо спросила она. – Так, прихоть? Поманил – и пришла, да и как можно тебе отказать!
– Соскучился. Все-таки ты главная любовь моей жизни.
– Остроумно. Ну а по делу?
– Как ты? – Кружняк сделал вид, что не услышал вопроса.
– Да хорошо! – раздраженно повторила Юля. – Я же сказала, что все хорошо. Думаешь, скажу что-то другое? Ген, не тяни, а? Давай как-то… гуманно. – Она постучала пальцем по циферблату.
– Ну да, ты же у нас деловая женщина, зам главного, понимаю! Понимаю и горжусь. Я всегда знал, что ты не для борщей, котлет и детских соплей. Почитываю твои опусы, браво.
– Почитываешь, значит, – задумчиво повторила она. – Ну и на этом спасибо. Лестно, что говорить! Генерал, а почитывает! Ты небось генерал, Ген? Или как там у вас? Генерал-майор, генерал-лейтенант? Прости, в этом не разбираюсь, – с вызовом бросила Юля.
– Небось, небось, – покивал он. – Да бог с ним, со званием, зачем тебе в них разбираться! Главное, чтоб человек был хороший. Кажется, так?
– Кажется. Ну с этим у тебя все отлично. В смысле – с хорошим человеком. Ведь так, Ген? Что молчишь? Острить надоело?
– Юль, – помолчав, ответил он, – а я ведь с серьезным вопросом. Даже с двумя, Юленька. С двумя очень серьезными вопросами. Ну что, готова выслушать?
– Ух ты! – с деланым удивлением проговорила она. – Целых два, и оба серьезных! Ну давай, Геночка, не тяни, начинай! Я, Ген, хоть и начальник, а человек подневольный, мне надо в редакцию.
– Все, – согласился Кружняк. – Больше не ерничаем. Не подкалываем друг друга, не подначиваем и не острим. Не забавляемся и не злорадствуем, да?
– Договорились! – заверила его Юля. – Все, я само внимание!
– Непросто, – начал он, – правда непросто. В общем, так, Юль. Дело первое.
– О! даже дело! – не удержалась она. – Ну надо же! У нас с тобой дело!
Он сделал вид, что не заметил ее иронии и вытащил из кармана пиджака нестандартный бежевый конверт.
– Это тебе.
– Что это? – поинтересовалась Юля. – Компромат? Я давно не занимаюсь такими вещами, Гена. На всю жизнь хватило. Мой журнал – это корзинки, ботинки и букеты! Я устала от политики, да и времена сейчас странные. Вроде все устаканилось, а такое чувство, что нас ждет что-то паршивое. Заметь, я не задаю тебе никаких вопросов. Но предчувствие у меня, Гена, точно хреновое.
Кружняк развел руками:
– Ты вот про времена, Юль. Типа спокойные, устаканившиеся. А все может быть, жизнь такая. Никогда не знаешь, что тебя ждет, правда? А ждать может всякое. Даже самое невозможное и трудно представимое.
Юля молчала. Ждала, нервничала – что он выкинет? Понимала, что хорошего ждать не нужно, не тот случай.
– Это не компромат, Юля, – сказал он, протягивая ей конверт. – Это… словом, открой и посмотри.
Юля достала из конверта стопку фотографий. На всех был пожилой полноватый мужчина с пышной копной кудрявых волос. Крупный нос, большие, темные с поволокой глаза. Все еще яркий и сочный рот, квадратный, с прорезью, подбородок.
– Кто это? – небрежно спросила Юля, бросив фото на стол. – Не узнаю.
– Присмотрись повнимательнее. Ну приглядись! Никого не напоминает?
Юля неохотно вгляделась в фотографии. Кто это? А ведь он прав, кого-то этот мужчина напоминает. Только кого?
– Честное слово, не знаю. Так кто это?
– Твой отец, – выдержав паузу, ответил Кружняк. – Твой родной отец, Юля. Шахиджан Андраник, по-русски Андрей, гражданин Франции.
Юля смотрела на Кружняка растерянно и беспомощно. В мгновенно пересохшем горле застряли слова:
– Какой отец, Гена? Что ты несешь, какой родной отец?
– Твой, – невозмутимо повторил Кружняк. – Твой биологический отец. Много лет назад Андраник Шахиджан эмигрировал во Францию, в Париж, уехал к многочисленной парижской родне. Прижился, получил статус, имеет компанию по установке сигнализаций и квартиру в Шестнадцатом округе. Как тебе? Круто, да? Вдовец, есть два сына от первого брака, две внучки, ну и подружка – так, для души и здоровья. Это твой настоящий отец. Ну приглядись – вы же как две капли воды! И почитай – там все написано, все с самого начала, с той поры, когда у них с твоей матерью был роман.
Юля скользила взглядом по листам.
Личное дело. Шахиджан Андраник Вазгенович, студент пятого курса исторического факультета. Светлова Екатерина Андреевна, студентка четвертого курса исторического факультета.
Екатерина Светлова сочеталась браком с Ниточкиным Александром Евгеньевичем, доцентом кафедры всемирной истории.
Шахиджан Андраник Вазгенович эмигрировал во Францию к родственникам.
Женат, имеет двух сыновей. Владелец охранной компании La garde.
Земля под ногами разверзлась. Теперь Юля поняла, что означает это выражение. Мир зашатался. Ей показалось, что все, что ее окружает, плывет, огибая ее, как река, – посетители кафе, снующие официанты, чашка с эспрессо, стол, на котором стоит эта чашка, лицо Кружняка, его руки. Потолок, пол, стены.
Юля машинально вытерла мокрый лоб. Резко подкатила тошнота, и она зажала рот рукой.
– Тебе плохо? – озабоченно спросил Кружняк. – Выйдем на воздух? – Он бережно взял ее за локоть и вывел на улицу.
Почему так тихо? Почему она не слышит звуки улицы, шаги, голоса, звуки машин? Почему все замолчали? Или она оглохла? Она ничего не слышит, совсем ничего, только монотонный и нарастающий гул. Она потеряла слух? И почему так стучит в голове?
Юля села на скамейку и вытащила бутылку с водой. Пара глотков теплой воды. Кажется, тошнота отходит.
Надо взять себя в руки. Ни в коем случае нельзя показать ему слабость, растерянность, испуг. Нельзя давать ему повод насладиться ее состоянием. Но, кажется, он искренне встревожен, суетится, предлагает вызвать врача. Он перепуган. Да наплевать на него, наплевать! Биологический отец? Они действительно похожи – этот кудрявый мужик похож на нее. Вернее, это она, Юля, похожа на этого лохматого, пышнокудрого дядьку. И никаких цыган, ошибалась баба Галя. Не было цыган, а был армянин. Вот откуда ее внешность – темные волосы, черные глаза!
Значит, папа не… папа? Александр Евгеньевич Ниточкин не ее отец? Тихая скромница Катенька родила ее от другого? Где взять силы, чтобы это принять?
– Тебе лучше? – спросил Кружняк.
– Волнуешься? – с трудом усмехнулась она.
– Прости. Я посчитал, что ты должна знать.
– А мне что делать? Сказать тебе большое спасибо, пасть в ножки, сплясать от радости?
Кажется, ее отпускало. Ну да, такое бывает: беременная аспирантка выходит замуж за влюбленного немолодого профессора – вполне обычный сюжет, такой банальный, сериальный сюжетец. Странно другое – как их приличная семья стала участницей этой пошлой комедии?
– Спасибо, Гена, – выдавила она. – Тебе, надо сказать, удалось меня… удивить! – подобрала она слово. – Эффектно, что уж. Браво, аплодисменты. Фотографии, хронометраж событий. Роман с моей матерью, ее брак с… – Юля запнулась. – С отцом. То есть с отчимом, верно?
Кружняк развел руками – дескать, прости.
– Ну да, да, – продолжила она, – я уже большая девочка, все пойму и приму, ведь правда – это главное, а ты за правду, Гена? Ты же у нас правдолюб.
Кружняк молчал.
– Он знает обо мне? Этот, как его… Шахмиржан?
– Шахиджан, – поправил ее Кружняк и покачал головой: – Нет, не знает. Думаю, нет. Если бы знал – искал тебя, это несложно. Армяне народ чадолюбивый!
– Ну что там еще? – спросила она с напором. – Что еще у тебя, Гена, в загашнике, какие еще секретные сведения? Чьи еще тайны в твоем кармане, кто еще попал под раздачу? Может, сестра или мачеха, может, кто-то из них диверсант или шпион? Или мой муж? А может, мой, так сказать, отчим, мой приемный отец? Ой, только дошло: почему ты сказал мне только сейчас? Ты ведь знал давно, верно? Папа умер, и ты решил открыть страшную тайну. Как благородно, Геннадий! Хотя чему удивляться – ты у нас благородный человек, правда, Ген? Ну так что дальше?
– Муж, Юля. Ты права – муж. И никаких секретных бумаг, никаких фотографий. Все просто как белый день. Твой муж, Юль… – Кружняк словно размышлял, сказать или нет, и наконец решился: – Словом, у него вторая семья. А в той семье ребенок, мальчик Павлик четырех лет. Мне кажется, ты должна это знать. Глупо как-то не знать, а? Кто добровольно захочет оставаться в дураках? Ты точно нет, Юля, я тебя знаю.
На этот раз земля не поплыла и не закачалась. Ребенок, мальчик четырех лет, зовут Павлик. Что ж, вполне ожидаемо. Вполне резонно, если подумать. И очень банально, опять-таки по-сериальному. Главное – найти силы встать и уйти. Не рухнуть, не свалиться, не разреветься, не доставить ему удовольствия, не порадовать эту сволочь. Ну что, попробуем?