Кстати, и худенькая Маруся поправилась. Все с возрастом поправляются, это понятно. До полной женщины ей далеко, но из худышки стала женщиной упитанной, и из сорок четвертого перешла в сорок восьмой.
И сестрица пополнела. Впрочем, она никогда не была худышкой. Но молодец, не заморачивается: «Вот еще, буду жрать что хочется!»
Маруся была сластеной, а Юля солестеной – любила соленое. Для нее селедка вкуснее любого пирожного, повезло.
Вопросов сестре Маруся по-прежнему не задает, знает, что правдивого ответа не получит. Уже и не переживает – отболело, так, значит так, такие у них с Юлей отношения. Нормальные отношения, вполне дружеские, но не близкие, нет. Близкими они так и не стали. Для близости нужно желание двух сторон.
Ну да ладно, хватит ныть, все у нее хорошо, в их бабьем царстве.
Зять Игорь не в счет, он как бы есть и как бы его нет. Игорь всегда поможет, но сам инициативы не проявит, живет своей жизнью. Все живут своей жизнью. Правильно говорит Юля: «Не надо никого идеализировать, в этом твоя, Маня, проблема!»
Умница Юлька. Всегда была умницей, поэтому и жизнь построила такую, к которой стремилась. Карьера главное, но семья есть, пусть без ребенка, но есть, и это тоже семья, и ее все устраивает. Юля никогда не идет поперек себя и своих желаний, своих установок, поэтому ее жизнь удалась.
А к чему стремилась Маруся? У Юльки карьера, у Маруси скучная рутинная работа. У Юльки были романы, яркие, безумные, а у Маруси стыдная история с преподавателем и неудачный брак. У Юльки путешествия и разные страны, а у Маруси скромный отель в три звезды на третьей линии от моря.
Зато у Маруси Томочка. Но и у Юльки Томочка, которая обожает тетку, восхищается ею, копирует и хочет быть как она. Маруся ревнует, но тщательно это скрывает. Ладно, как есть. Судьба – это характер. А какой характер у Маруси? Да никакой, его просто нет.
Характера нет, а вредность имеется. Стыдно, но не отпустила дочь с родным отцом в отпуск. Наврала, что у них другие планы и куплены путевки, а тут чужая тетка, как она поладит с Томой? Правда, и уговаривал он недолго, совсем недолго, смеялась Маруся, рассказывая сестре.
– Нормально, – вздохнула та. – Да и ему это не очень надо, знаем мы мужиков. Хочет остаться приличным человеком, и на том спасибо. Но там давно другая семья и другие дети, которых он вырастил.
А на приличный отдых денег не было… Помогла Юлька, подкинула, как сказала, «на бедность». Слух резануло, но Маруся проглотила, не прокомментировала, зато дочка поедет на море. В июле вдвоем улетели в Испанию. Маруся стояла на берегу и караулила Тому. Как грустно, что не поехала Ася. Но июль в Испании не для пожилой женщины, и лето в этом году ого-го, жара стоит под сорок.
Томочка плескалась и, кажется, была счастлива. Маруся легла на шезлонг и продолжила наблюдать за ней. Тому из воды не вытащишь, а это означает, что лечь, закрыть глаза и расслабиться не получится.
– Наблюдательный пост? – раздался приятный голос. – Дочка?
Маруся подняла глаза. Чуть поодаль стоял симпатичный мужчина в клетчатой бейсболке.
– У меня тоже дочка, – доверительно сообщил он. – Кажется, они приятельствуют с вашей. У вас же Тамара?
– Тамара.
– А моя Анька, – улыбнулся мужчина. – Вы из Москвы?
Маруся кивнула. «Как китайский болванчик, – с досадой подумала она, – или как полная дура».
– А мы из Петербурга. Кстати, я Дмитрий.
Смущенная Маруся тут же села.
– Мария Александровна, – кашлянув, сказала она.
Дмитрий рассмеялся:
– Ого!
«Нет, я не дура, настоящая идиотка, – мелькнуло у Маруси. – Он смеется, и правильно делает».
В тот же вечер, оставив девиц в отеле, Маруся и Дмитрий отправились ужинать. Странное дело, но беседа текла непринужденно и легко, словно они были давними знакомыми. И все складывалось в этот прекрасный вечер, вино и ужин были вкусными, исчезла привычная изнуряющая духота, дул легкий, приносящий запах моря и водорослей ветерок, Маруся прекрасно выглядела, а Дмитрий оказался остроумным, корректным и по-хорошему услужливым.
Тем же вечером Маруся узнала, что он давно разведен, что расставались они с женой мучительно, но со временем все успокоились, отношения выровнялись и стали дружескими, он старается проводить с дочкой побольше времени, все зимние и летние каникулы. Зимой это горные лыжи, а летом, конечно, море.
– А вы замужем, Маша?
Он называл ее Машей. Марусе это было непривычно, никто никогда не называл ее Машей, но она постеснялась сказать ему об этом, да и Маруся – имя домашнее, и она быстро привыкла, ей даже понравилось.
– Нет, – коротко бросила она, – я давно в разводе.
Да и что рассказывать? Что бывший муж видел дочку семь лет назад? Что ни о каких регулярных отпусках и речи не было? Что Тома почти не знает отца и не хочет о нем говорить? И что Маруся так и не решилась сказать ей всю правду о том, кто виноват в их разводе.
Через три дня Дмитрий и Аня, новая Томочкина подружка, улетали. В последний вечер гуляли вчетвером. Ели мороженое, заходили в магазинчики и лавочки, где девчонки клянчили всякую чепуху, вроде бусиков, браслетиков, плетеных фенечек и кулончиков.
Было неловко, Маруся злилась и одергивала дочь, но Дмитрий останавливал ее и покупал все подряд.
Обнявшись, девчонки ревели и клялись друг другу в вечной дружбе и планировали скорую встречу. На прощание, как водится, обменялись телефонами.
Ночью, прокручивая случившееся, Маруся не спала. «Ерунда, – убеждала она себя. – Даже не думай, обычное курортное знакомство. Он в Петербурге, ты в Москве. Наверняка у него есть женщина, по-другому и быть не может: сорокавосьмилетний симпатичный подтянутый мужчина, не жадный и остроумный, заботливый и внимательный. А девчонки пусть дружат, общаются, переписываются. В какой-то момент и это закончится, сойдет на нет, но неплохо, что в Петербурге теперь есть знакомые, милые и симпатичные, а это значит, что мы с Томой можем приехать. Да ничего это не значит, ничего, не придумывай! Подумаешь, познакомились и хорошо провели время! Все, Маруся. Забудь. Ишь, размечталась. Да у него таких мечтательниц – вагон. И с завтрашнего дня ты не Маша, а Маруся, все, спи!» Маруся со вздохом перевернулась на другой бок, подумав, что без новых знакомых теперь будет грустно и одиноко. Но что поделаешь, у всех свои планы.
На завтрак еле успели, невыспавшаяся Маруся вяло жевала остывший сырник.
– Анька! – сорвавшись с места закричала Томочка. – Анька, я тут!
Маруся вздрогнула и обернулась. И кажется, с ней обернулись все в ресторане – еще бы, Тома издала настоящий победный клич воинственного индейца. Какая Анька? Анька давно в самолете вместе со своим симпатичным папашей. Тома с кем-то обнималась. «Надо завести очки, – с досадой мелькнуло у Маруси, – ничего не вижу». Она привстала, но тут же села обратно.
Тома действительно обнимала Аню, дочку Дмитрия. А рядом, всматриваясь в зал, стоял собственной персоной питерский новый знакомый. Наконец он увидел Марусю и помахал ей.
Первая мысль – самолет отменили. Вторая… Нет, второй не было, потому, что возникнуть она не успела.
– Что-то случилось? – встревоженно спросила Маруся подошедшего Дмитрия.
– Знаешь, Маш, я ночью не спал и подумал, – он посмотрел ей в глаза, – зачем расставаться, когда хорошо? Я сам себе хозяин, отпуск у меня ненормированный, у Аньки каникулы, ну и остались. Правильно я поступил, как думаешь? – Он сжал ее руку.
Через три месяца после возвращения они расписались, и это было твердое решение Дмитрия.
Ссылаясь то на невозможность переезда в Петербург, то на работу, что было, конечно же, полной ерундой, то на Асю, что было действительно серьезным аргументом, то на Томину школу, Маруся пыталась отговорить настырного жениха, но Дмитрий был непреклонен. Так и жили на два города, сапсан «Красная стрела» стал их вторым домом. На выходные то Маруся с Томой ехали в Петербург, то Дмитрий, один или с Аней, приезжал в Москву.
Все случилось так неожиданно и так быстро, что Марусе казалось, что она живет в каком-то странном, неправдоподобном сне.
Она жена, у нее есть муж, есть падчерица и квартира в Петербурге? Она влюблена, ей с ним хорошо, она скучает по нему? Сплошные вопросы, на которые Маруся пыталась ответить себе. Ее новая жизнь стала другой. В Мансуровском посреди спальни теперь стоял раскрытый чемодан, куда она то добавляла вещи, то доставала оттуда: теплые свитеры, летние майки, кроссовки, шлепки. Дни не шли, а летели, только вчера было воскресенье и она вернулась из Питера, и вот снова пятница, и она уезжает, и надо знать, какая погода в Северной столице. Ей казалось, что она мчится на карусели, и эта карусель и не думает останавливаться.
Однако квартира Дмитрия на Большой Морской ее домом не стала, ее дом был по-прежнему в Москве, в любимом Мансуровском. А в Петербурге она все-таки оставалась гостьей, транзитной пассажиркой, которая всегда скучает по дому.
Спустя пару месяцев после Марусиного замужества Ася собралась в Уразово.
– Среди зимы? – удивилась Маруся. – Может, весной поедешь, на лето?
– Нет, Марусенька. Не на лето. А навсегда. Тому я вырастила, пенсию заработала, тебя замуж выдала – все, могу отдыхать! И не отговаривай, ничего не получится. Да и что я буду тут под ногами?
– Ты под ногами? – Маруся закашлялась от возмущения. – Ты что, спятила? Да я без тебя пропаду! – Она расплакалась.
– Я давно приняла это решение, – тихо, но твердо сказала Ася. – Хочу провести остаток жизни на родине. Это мое желание и мое решение. И прошу тебя меня отпустить. Я всегда любила деревню, всегда скучала по ней, мечтала вернуться. А жизнь повернулась по-другому. И вот сейчас, когда все выросли, когда нет Саши… Сейчас я свободна. Отпусти меня, дочка!
Маруся долго молчала.
– Не представляю, как мы без тебя. Просто не представляю. И как ты будешь там одна? Ты, прости, немолодая, привыкла к комфорту.