Вдруг, невзирая на хаос мыслей, меня озарила мысль, обернувшись, я окликнул Рыжика. Ответа не последовало, и я, пошатываясь, в страхе бросился к двери. И все пытался позвать его снова, но губы мои онемели. Я добрался до стола и склонился над ним – и сердце мое замерло. Пес лежал в тени стола, и от окна я не видел его. И вдруг… дыхание мое пресеклось. Рыжика не было – только продолговатая кучка серого могильного праха…
Так, нагнувшись, стоял я не одну, должно быть, минуту. Я был ошеломлен и потрясен. Рыжик и в самом деле отправился в страну теней.
Глава XXIVШаги в Саду
Рыжик умер! Даже сейчас я не могу еще в это поверить. Много недель минуло после моего возвращения из странного и жуткого путешествия через пространство и время. Иногда оно мне снится, и я заново переживаю в уме кошмарное приключение. Это великое Солнце… нет, скорее два Солнца… неужто они действительно расположены в самом центре вселенной, медленно обращающейся вокруг них? Кто мог бы это сказать? А ясные сферы, плывущие в свете Зеленого Солнца! А Море Сна, над которым они плывут! Трудно было бы поверить во все это. Если бы не Рыжик, даже после всех открывшихся мне непостижимых картин, я, конечно, решил бы, что передо мной развернулся немыслимый сон. А потом эта жуткая и мрачная туманность, с легионами кровавых сфер, таящихся в вечной тени за колоссальной тушей Черного Солнца. И лица, что глядели на меня из них. Боже, неужели, все это действительно существует? Ответом была кучка праха на полу моего кабинета. Я так и не тронул ее.
Временами, успокаиваясь, я думал, о судьбе внешних планет Солнечной Системы. Не умчались ли они в космос, вырвавшись из притяжения Солнца. Впрочем, это всего лишь догадка – я по-прежнему не знаю о многом.
Но теперь я намерен своей рукою записать то, что знаю воистину: скоро случится нечто ужасное. Событие, случившееся прошлой ночью, вселило в мою душу куда больший ужас, нежели прежде Яма. Я опишу по порядку все, что было, а потом внесу необходимые добавления. Впрочем, я ощущаю, что последнее событие куда важнее всех прочих. Я волнуюсь и нервничаю даже сейчас – за записками. Похоже, что смерть моя уже неподалеку. Не то чтобы я боялся ее – той смерти, которую знают все. Нет, в воздухе я ощущаю нечто иное, не страх – ужас, хладный и неотвратимый. Это случилось вчера, все было так.
Прошлой ночью я опять сидел за своими записками в кабинете. Дверь, ведущая в сад, оставалась полуоткрытой. Временами слабо побрякивала цепь – после смерти Рыжика я купил себе другого пса. Нет, в доме я его не держу… после Рыжика-то. Просто я решил, что в доме должна быть собака. Удивительные это животные…
Я был поглощен работой, время летело, и вдруг снаружи на дорожке в саду послышались крадущиеся звуки: топ-шлеп, топ-шлеп. Я быстро выпрямился и выглянул в открытую дверь. Вновь послышалось топ-шлеп, топ-шлеп. Звук приближался. С беспокойством я разглядывал Сады, но ночь уже укрыла их.
Тут пес взвыл, и я вздрогнул. Минуту, быть может, я прислушивался, но все было тихо. Беспокойство мое усилилось: я подумал, что звуки, должно быть, производил мой пес, разгуливавший на цепи вокруг конуры.
Прошло около четверти часа, и пес взвыл опять – с такой жалобой и тоской, что я подскочил, уронив перо и капнув чернилами на страницу, над которой работал.
– Черт бы побрал этого пса! – пробормотал я, заметив, что натворил. И только я вымолвил эти слова, вновь послышались эти странные звуки… топ-шлеп, топ-шлеп. Они прозвучали до жути близко – рядом с самой дверью, как мне показалось. Теперь я уже знал, что пес ни при чем, цепь не дала бы ему настолько приблизиться к дому.
Пес снова взвыл, и подсознанием я отметил в голосе его отзвуки страха.
Снаружи на подоконнике я заметил кота. Тип, любимец моей сестры, вдруг вскочил на ноги, трубой поднимая хвост. Какой-то миг он неотступно глядел в направлении двери, а потом стал пятиться, отступая вдоль подоконника, и, наконец, уперся в камень спиной, потому что более отступать было некуда. И застыл так, оцепенев в непередаваемом ужасе.
Удивленный и озадаченный, я взялся за палку, стоявшую в коридоре и бесшумно отправился к двери, прихватив с собой одну из свечей. До двери оставалось лишь несколько шагов, и тут на меня накатил непередаваемый, буквально физически ощутимый страх, для которого – казалось бы – не имелось причин. Но так велик был мой ужас, что я немедленно отступил, не отворачиваясь от двери. Дорого дал бы я, чтобы только бы добраться до нее, чтобы только захлопнуть… задвинуть запоры; я ведь починил и как следует укрепил эту дверь, ставшую теперь еще более прочной, чем прежде. Ничего не сознавая, как Тип, я отступал спиною вперед, пока наконец стена не остановила меня. Вздрогнув, я нервно огляделся по сторонам. Взгляд мой остановился на стойке с ружьями, и я даже шагнул в ее сторону, но остановился, почему-то сообразив, что такое оружие окажется бесполезным. Снаружи в саду незнакомым голосом застонал пес.
И тут кот издал отчаянный пронзительный вой. Со страхом я поглядел в его сторону. Нечто призрачное и светящееся обволакивало его, на глазах моих превращаясь в пылающую прозрачную длань, по которой перебегали зеленоватые язычки пламени. Издав жуткий предсмертный вопль, кот вспыхнул и задымился. Дыхание оставило меня, и я привалился к стене. За той самой частью окна теперь зеленело пятно фантастических очертаний. Оно скрыло все от меня, впрочем, пламя все-таки пробивалось. Запах горелой плоти вполз в мою комнату.
– Топ-шлеп, топ-шлеп, топ-шлеп, – удаляясь, прозвучало на дорожке, запах тления засочился через приоткрытую дверь, мешаясь с вонью горелого мяса.
Пес молчал, но вдруг взвыл, словно от боли, а потом успокоился… Только изредка взвизгивал от страха.
Миновала минута, вдалеке слабо хлопнула западная калитка. И смолкло все… даже пес.
Так я простоял несколько минут. А потом в сердце моем пробудилась оставшаяся капля отваги, в панике я рванулся к двери и, навалившись всем телом, задвинул засовы. А потом… полчаса, должно быть… просто сидел и молчал, уставившись перед собой.
Медленно жизнь возвращалась ко мне, и неуверенным шагом я поднялся наверх, к постели.
Вот и все.
Глава XXVТварь с Арены
Утром следующего дня я вышел в сад – все было как обычно. Я обследовал ведущую к двери дорожку, пытаясь отыскать на ней какие-нибудь следы, однако ничто не говорило о том, что вчерашний кошмар не пригрезился мне.
И только приблизившись к псу, чтобы поговорить с ним, я обнаружил действительные доказательства. Пес жался в конуре, забившись в уголок, и я не сразу выманил его наружу. Наконец он поддался на уговоры, но двигался неловко и изгибался при этом. Погладив его, я обнаружил на левом боку собаки зеленоватое пятно. А как следует приглядевшись, понял, что и шерсть и кожа полностью сожжены, обнажив обгорелую и кровавую плоть. Форма отметины напоминала отпечаток огромной когтистой руки.
Задумавшись, я распрямился. Глаза мои обратились к окну кабинета. Лучи поднимавшегося Солнца освещали закопченное пятно в нижнем его углу, странным образом отливавшее то зеленым, то красным цветом. Ах… Вот и еще одно несомненное доказательство… мысли мои вернулись к жуткой твари, что привиделась мне вчера. Я вновь поглядел на пса. Теперь мне была понятна причина появления на его боку отвратительной раны… Итак, случившееся вчера было реальным. Великое смятение переполнило меня. Рыжик! Тип! Бедный пес… я вновь поглядел на зализывавшую рану собаку.
– Бедняга! – пробормотал я, погладив пса по голове. Поднявшись на ноги, он обнюхал мою руку и с тоской лизнул ее.
Наконец я оставил его ради прочих дел.
После обеда я вновь подошел к нему. Пес казался спокойным, но так и не захотел выйти из конуры; от сестры я узнал, что он сегодня отказывался от пищи. Она недоумевала, но казалась спокойной, не имея причин для испуга.
День миновал без происшествий. И после чая я вновь спустился к собаке. Пес явно грустил и тревожился, однако по-прежнему не хотел покидать конуру. Прежде чем запереться на ночь, я отодвинул конуру подальше от стены дома – так, чтобы ее было видно из небольшого окошка кабинета. Я было подумал, не взять ли пса на ночь в дом, однако по трезвому размышлению решил не делать этого. Хотя бы потому, что я не мог испытывать уверенности в том, что в доме безопаснее, чем в саду. Рыжик ведь находился в доме, и все же…
Пробило два часа. С восьми вечера следил я за конурой из небольшого бокового окошка моего кабинета. Но ничего не случилось, и так хочется спать. Иду в постель.
Ночью я не знал покоя – такое для меня необычно, и лишь к рассвету сумел забыться на несколько часов.
Поднялся я рано и, позавтракав, сразу же спустился к псу. Он был спокоен и угрюм, но конуру покидать отказался. Хотелось, чтобы его осмотрел какой-нибудь коновал, надо бы полечить беднягу. Весь день он не ел, только с жадностью лакал воду. Я с облегчением увидел это.
Вечер прошел, и вот я вновь в своем кабинете. Я буду следовать вчерашнему плану – следить за конурой. Дверь, выходящая в сад, надежно заложена. Как хорошо, что на окнах такие решетки.
Ночь… полночь миновала. Пес молчал до недавних минут. Слева из бокового окошка я мог видеть смутные очертания конуры. Впервые шевельнулся пес, я услышал, как загремела цепь. Я быстро выглянул. Пес вновь беспокойно пошевелился, и я заметил слабое свечение внутри конуры. Оно исчезло. Пес вновь шевельнулся – опять проступило. Я озадачен. Теперь пес замер, и я вижу четкие очертания светящегося контура. Четкие-четкие. И в форме его есть нечто знакомое. Лишь миг продлилось мое удивление, а потом я понял – передо мной очертание руки с пятью пальцами. Очертание ладони! И мне вспомнилась жуткая рана на боку пса. Значит, ее я и вижу. Итак, ночью она светится… почему же? Идут минуты. Разум мой исполнен раздумий…
И вдруг я слышу шаги на тропинке. Жуть подступает. Шаги все ближе. Топ-шлеп, топ-шлеп, топ-шлеп. Вдоль хребта пробежали мурашки, волосы дыбом встают на затылке. Пес завозился в конуре и взвизгнул в испуге. Должно быть, он повернулся, теперь я не вижу на боку его светящейся пятерни.