рых затрепетал мой дух; начинались они словами:
Любимая, твои шаги легки над землей в ночи…
Я буквально задрожал, потому что эти самые строчки сочинил в память о Мирдат Прекрасной – в давно канувшем в вечность нашем нынешнем времени, когда она умерла, бросив меня в одиночестве. Ослабев от разыгравшейся в душе бури, от прихлынувших чувств, я немедленно обратился к Наани, чтобы она объяснила мне, откуда узнала те слова, которые заставили трепетать мое сердце.
Тем не менее, она не дала мне прямого ответа и вновь повторила стихи. И мне вдруг представилось, что это не Наани, а Мирдат Прекрасная говорила со мной из Вечной Тьмы. И силой своего ума я воззвал – Мирдат! О, Мирдат! – И о! далекий слабый голос ответил моему духу из Вечной Тьмы. И голос этот был голосом Мирдат Прекрасной, но он принадлежал и Наани; и сердцем своим я понял, что мечта моя стала правдой, и мне выпало вновь родиться в этом мире одновременно с моей Единственной, брачной подругой моей во все века от начала вечности. И я со всем пылом обратился к Наани, но ответа не получил; она молчала, хотя взывал я несколько часов.
Словом, в конце концов я чрезвычайно утомился и не мог успокоиться или заснуть, однако сон, все же пришел.
Пробудившись, я первым делом вспомнил о чуде, случившемся в ночное время, потому что никто не мог знать эти слова, кроме духа Мирдат, моей Прекрасной, глядевшего из-за моего плеча в те давно забытые времена, когда я сочинял эти строчки, всем сердцем горюя о ней. Но ведь голос, говоривший со мной, был голосом Мирдат и Наани одновременно, так что всякий поймет, что ощущал я сердцем своим.
И я немедленно позвал Наани, раз и дважды повторил зов; и спустя мгновение вокруг меня торжественно затрепетало Слово Власти. Всколыхнув ночь, я послал ответное Слово и немедленно услышал голос Наани – слабый, как было всегда, когда она не пользовалась прибором, а отсылала весть своими мозговыми элементами.
И я принялся расспрашивать ее о том, что говорила она в прошедшее время сна, но она ответила отрицанием, сказала, что всю ночь проспала, только видела очень странный сон. Не зная, что думать, я ненадолго смутился, погружаясь в раздумья. Но вовремя вспомнил, что голос Наани несется по волнам эфира.
Она рассказала мне свой сон, ей приснился темноволосый мужчина, рослый и облаченный в незнакомую одежду. Мужчина находился в небольшой комнатке и был настолько печален и одинок, что во сне своем она подошла к нему.
И человек этот взялся за перо, чтобы облегчить душу, излив свою печаль на бумаге. И Наани сумела понять написанное, хотя понимала, что язык незнаком ей. Но из всего, что он написал, она запомнила только одну короткую строчку, а еще – то, что сверху было заглавие – одно слово «Мирдат». Она сказала, что странно, когда снится имя, однако предположила, что вспомнила его из-за меня. И тогда с душевным волнением я спросил, что именно написал тот рослый и скорбный незнакомец. После некоторой паузы ее далекий голос произнес те же самые слова:
«Любимая, твои шаги легки над землей в ночи…»
Ничего более она не помнила. Но и этого было достаточно, и, ощущая безумное ликование, я передал ей своими мозговыми элементами остальные строчки, сердцем ощутив, как они поразили Наани, пробуждая в душе ее воспоминания. Некоторое время она молчала, ошеломленная несомненным доказательством. Дух ее пробудился, она зарыдала – испуганная новым чудом.
И немедленно вокруг меня затрепетал ее голос, в котором звучали нотки, присущие Мирдат и Наани; слезы, чистые и чудесные, слышались в полных восторга словах. И как если бы перед ней вдруг открылись ворота памяти, Дева спросила меня, неужели некогда она действительно звалась Мирдат. Ослабев от предельного потрясения, я не мог сразу ответить. И она повторила вопрос, сопроводив его моим старинным любовным именем, и уверенность наполняла теперь ее далекий голос. А я все был поражен странной немотой, лишь кровь стучала в моих ушах, но мгновение это прошло, и речь полилась.
Так встретились наши души в вечной ночи.
Представьте же себе Наани в том далеком мире, духом разговаривающую со мной, словно бы вышедшим из приоткрывшихся ворот памяти… из прошлой жизни, из минувшего века. И все же она видела больше, чем было дано мне в этом времени, потому что вспоминала и о том, чего я не помнил – вообще или отчасти, – производя смятение и непонимание во мне. Однако о нашем сегодняшнем веке мы говорили как о вчерашних событиях – но с трепетом.
И свершившееся чудо владело мной во всей полноте. Дух и сердце мои рвались к той, что была Мирдат, а теперь говорила голосом Наани.
Но до нее еще нужно было добраться; никто из этих ученых мужей Пирамиды не знал, где искать Малый Редут. Ничем не могли помочь и знания, содержавшиеся в Анналах и Историях Мира. Ученые и Монструваканы сходились в одном: искать его следовало где-то между северо-западом и северо-востоком. Но уверенности в этом не было, никто не знал о том, какое расстояние отделяет нас от второго убежища.
Кроме того, Ночная Земля была полна невероятных опасностей и бед; голод и одиночество царили во Внешних землях, которые иногда именовались Неведомыми краями.
Много раз я расспрашивал Наани, пытаясь выяснить положение Малого Редута, но ни она, ни отец ее, Мастер Монструвакан, не знали этого. Им было известно лишь то, что строители Меньшего Редута пришли с юга, – об этом свидетельствовали древнейшие из Анналов второй Пирамиды.
Однако отец Наани устроил старинный компас, и объяснил нам через прибор, что великая тяга Земного Тока в Большой Пирамиде способна притянуть к себе его стрелку. У нас стрелка кружила между севером и югом, но так было всегда, и компас не считали надежным проводником, впрочем, мы считали, что сила Земного Тока действительно могла влиять на стрелку компаса. Словом, мы полагали, что Меньший Редут находится на севере; они подобным образом считали, что нас надо искать на юге, и обе догадки были построены на песке; нечего было и думать, чтобы доверить им и душу и жизнь. Потом мы из любопытства, как это делали миллионы раз в прошедшие века, положили перед собой компас, взяв его из Большого Музея. И, как всегда в том времени, он начинал вращаться, едва мы касались стрелки, потому что сила Земного Тока, истекавшего из «Трещины» под Пирамидой, отвращала стрелку от севера.
Для нас, людей нынешнего века, сие весьма странно, но в том, будущем, казалось в природе вещей; мы уже и не верили тому, что прежде компас использовали в качестве надежного проводника.
Но, да будет вам ведомо, мы знали Внешние земли по преданию, пришедшему из древних времен, когда люди – в полумраке – еще только возводили Пирамиду. Они знали и умели пользоваться старинным компасом, а меркнувшее солнце позволяло определить стороны света; мы в своем далеком будущем не забыли причин, определявших поступки наших отцов за миллион или более лет до того. Так было и с именами дня и ночи, недель, и месяцев, и лет, хотя все видимые признаки этих отрезков времени канули в вечность, а вокруг царила вечная ночь.
Наани, привыкшая к моим постоянным вопросам, мечтала лишь о том, чтобы я пришел к ней, однако запрещала даже думать об этом, считая, что лучше хотя бы общаться с живой душой, чем рисковать жизнью, пытаясь наугад отыскать ее на просторах темного мертвого мира.
Я не стал бы считаться с ее словами, если бы только знал, в какую сторону и насколько далеко надо идти, чтобы найти ее. Расстояние между нами могло составить тысячу миль или сотню; путь не близкий, как вы понимаете.
И все же я заметил, что всякий раз, посылая в ночь свое слово к Наани, поворачиваюсь именно в сторону севера.
Мастер над Монструваканами обратил на это особое внимание и заставил меня экспериментировать многими способами, закрывая мои глаза и лишая ориентации так, чтобы я направлял свои мысли, лишь повинуясь внутреннему знанию. Тем не менее, я почти всегда поворачивался к северу, явно следуя определенному чувству, и даже не мог говорить, если меня поворачивали в другую сторону.
Но когда мы спрашивали Наани, ощущает ли она что-нибудь похожее, она не смогла сказать ничего определенного, и мою курьезную привычку мы отнесли на счет притяжения ее духа. Я действительно как бы ощущал, что она находится где-то на севере, в темноте мира, хотя это было всего лишь предположением, как вы понимаете.
Мастер над Монструваканами написал целое исследование, посвященное моей привычке; его поместили в Часовом Листке Наблюдательной Башни и скопировали в Часовых Листках всех великих городов; многие делали свои комментарии и обращались ко мне по домашним приборам; так что мне пришлось много разговаривать, и удовлетворение общим вниманием сменялось раздражением на его избыток.
И пока я всей душой размышлял о том, как добраться до Наани, случилось ужасное.
Однажды в семнадцатый час, когда все миллионы обитателей Великой Пирамиды спали, мы с Мастером над Монструваканами в свой черед несли свой дозор в Наблюдательной Башне. И вот я услышал трепет эфира, и о! голос Наани заговорил в моей душе. Тогда я послал Слово Власти во тьму и наконец услышал торжественный ответ, донесшийся от Наани, и немедленно воззвал к ней всеми элементами мозга, чтобы узнать, что встревожило ее в ночную пору.
И голос ее ответил моему духу так слабо и тихо, что я едва различал слова. Тем не менее, я понял, что людям Меньшей Пирамиды грозит большая опасность, потому что Земной Ток вдруг сильно оскудел, и Наани разбудили, чтобы она послушала, не ответим ли мы на зов.
Люди эти, недавно бывшие такими радостными, теперь состарились от горя за час или два, потому что у них были все основания опасаться, что усиление Земного Тока было последней вспышкой угасающего источника. Пока я говорил, голос Наани все удалялся, и мне казалось, что сердце мое разрывается от тревоги.
Я проговорил с Наани остаток ночного времени – так говорят двое влюбленных в преддверии вечной разлуки. Когда города пробудились, новость быстро распространилась по ним, и весь народ погрузился в уныние и тревогу.