затем, чтобы вы знали, какое настроение владело мной тогда. И засыпая, я благословил ее еще раз, решив как можно скорее спешить к своей Деве, чтобы быстрей отыскать ту страну, находившуюся в неизвестной мне пока части мира, где находилось Меньшее Убежище. А потом я мгновенно заснул.
Пробудился я внезапно. Любезный свет этой страны незамедлительно открыл мне опасность – без всякой неопределенности, к которой я привык, имея дело с загадочными тенями и огнями Ночной Земли. Едва приподнявшись на локте, я увидел какие-то создания между деревьев, не более чем шагах в двадцати-тридцати от себя. Значит, дух мой вовремя заметил беду и разбудил меня. Выхватывая Дискос, я увидел, что передо мной находятся шестеро приземистых, как бы горбатых людей; прячась в тенях, они наблюдали за мной, поблескивая совершенно дикими, как у животных, глазами; мною овладел вполне понятный ужас. Впрочем, я был в панцире, чувствовал в своей ладони рукоять Дискоса, и дух мой не сомневался в победе. Я вскочил, готовый к бою. И о! Горбатые исчезли, и я не видел, как они исчезли, хотя не отводил глаз от их укрытия. Передо мной не было никого, хотя только что неведомые мне Горбачи выглядывали между деревьев.
Оглядевшись, я заметил, что проспал пять часов, и съел две таблетки. Озираясь, торопливо испил воды, готовясь побыстрее оставить это место, ведь Горбачи наверняка прятались в нескольких футах от меня среди деревьев и были готовы наброситься на меня… еще они могли сейчас созвать целое войско себе подобных ради моей погибели. Словом, собравшись и приспособив свое снаряжение, я отправился прочь быстрым шагом, держа Дискос в руках. Внимательно глядя по сторонам, я торопился вперед, потому что, невзирая на худобу, ощущал, что способен перегнать людей этой породы. И весь тот день, почти тридцать больших часов, я шел вперед быстрым шагом и следил за окрестностями; и каждые шесть часов съедал по две таблетки, выпивал немного воды и шел дальше.
Умом я надеялся, что сумел избавиться от Горбатых людей, но сердце говорило иное: дважды и трижды замечал я в лесу слева от меня тени, которые старались держаться вровень со мной и всегда делали это украдкой. И сердце мое тревожилось, и надежда слабела. Наконец вера в мирный исход иссякла, но я не смел засыпать, не обнаружив безопасного места. Так в тот день я шел тридцать великих часов и никак не мог найти необходимого укрытия.
И о! В конце тридцатого часа я заметил впереди воду. Вы помните, что Море всегда было справа от меня. Я подумал, что это, наверно, море зашло в глубь земли, однако было иначе, потому что, приблизившись, я увидел реку, впадавшую в море и вытекавшую из лесов слева от меня.
В устье ее располагался небольшой островок, и, поглядев на него, я сразу понял, где можно найти убежище от Горбатых людей, которые, вне сомнения, следили за мной. Тем не менее, это была праздная мысль; в первую очередь мне нужно было пересечь реку, чтобы продолжить путь вдоль великого моря, которому впереди не было ни конца, ни края.
Я не знал, как переправиться; ведь, пустившись вплавь по великим и теплым водам, можно было попасть в зубы к какому-то чудовищу. И я направился вдоль берега реки, надеясь найти место, где берега сойдутся поближе; пройдя значительное расстояние, я натолкнулся на вторую реку, втекавшую в первую, не более чем в миле от берега моря. Итак, сзади было море, впереди река, а другая река сбоку. Словом, я попал в западню.
Как нередко бывает в подобных случаях, необходимость и страх вселили в меня сообразительность, и я принялся разыскивать взглядом какое-нибудь упавшее дерево. Таких было много, однако среди крупных стволов я едва сумел отыскать два поменьше, которые вопреки изрядной усталости мне удалось стащить в воду.
После этого я изготовил себе грубый шест из молодого деревца, а потом связал оба ствола поясом и лямками так, что получился плот.
Учтите, что, занимаясь этим делом, я все время следил за окрестностями, чтобы Горбачи не набросились на меня, прежде чем я окажусь на воде. Постоянная помеха удвоила мои труды, но в конце концов все было готово, и я приступил к переправе.
Оттолкнувшись шестом от берега, около получаса я попеременно то толкал им свой плот вперед, то греб, поскольку изделие мое трудно было назвать совершенным. Наконец, удалившись от берега, я приблизился к острову и счел разумным остановиться там на ночлег, а уж потом продолжить свой путь на другой берег. Так я и поступил и, поев и попив, лег спать.
Но к этому времени прошло тридцать и три часа после того, как я пробудился, и меня одолевала усталость. Спал я долго и глубоко; остров оказался действительно безопасным местом; я не испытал никакого вреда, хотя и провел в мертвецком сне великие часы.
Наконец я совсем проснулся, съел две таблетки и выпил воды, а потом продолжил свое путешествие, сняв пояс и лямки со стволов плота.
Я не испытывал более страха перед Горбатыми людьми, так как они остались на том берегу реки; хотя и постарался напомнить себе, что подобные им существа могут населять оба берега; впрочем, обитатели этого берега еще не обнаружили себя.
Весь день я шел очень быстро и видел много загадочного и чудесного. В конце шестого и двенадцатого часов я ел и пил, как всегда, а между восьмым и четырнадцатым шел мимо двух великих огненных гор, от которых разносился сотрясавший всю страну грохот. Четыре раза мне встречались чудовищные твари, но я вовремя прятался и не претерпел вреда от них. И мысли мои все время обращались к милой Деве, ради которой я совершал свое путешествие. Но занятый трудным походом, я нечасто мог позволить себе подобные размышления. И невиданные чудеса и опасности то и дело требовали моего внимания. Словом, на всем долгом пути я редко мог со спокойной душой предаться думам о моей Собственной и Единственной. Однако разве нельзя назвать все мое путешествие песнью любви к Наани? А встреченные опасности лишь добавляли в нее достоверные подробности.
Время от времени я оказывался среди деревьев, однако мне приходилось пересекать бесчисленные ручейки, идти мимо невысоких огненных горок – нередко довольно шумных, – мимо кипящих ключей, не способных причинить мне какой-либо вред.
И тысячу раз замечал я живые создания, но продвигался вперед осторожно, с великой скоростью и осмотрительностью.
Часто на пути моем попадались величественные леса, изобиловавшие всякой растительностью; сочный воздух их был напоен удивительной сладостью. И я уже мечтал о том, что в некоем отдаленном будущем дети наших детей сумеют перебраться в эту страну, когда предельный холод и недостаток воздуха овладеют верхней долиной Ночной Земли, и построить здесь новое Убежище, если только они сумеют преодолеть кольцо Сил Зла, охватившее Великую Пирамиду. Впрочем, трудно было представить, что люди сумеют избавиться от этих тварей; словом, я посчитал эту мысль праздной, однако кто может сказать, что будет, а что не сможет свершиться? Я уже заметил, что нижние огни этой страны горели весьма ярко, и объяснял это богатством воздуха. Итак, перед самым началом восемнадцатого часа пути я вышел из леса; справа от меня у подножья высокого обрыва плескалось море, весь последний час я поднимался вверх. Тогда-то я и заметил некий предмет, заставивший меня вспомнить об осторожности и по возможности поторопиться; я стремился рассмотреть его поближе, ибо он весьма заинтересовал мой взгляд.
Продвигаясь вперед с мудрой осторожностью, я приблизился к высокой скале, поднимавшейся от земли на целую сотню футов, если не более. Ну, а на вершине ее и лежал тот огромный и загадочный предмет. На всякий случай я остановился и внимательно пригляделся. Потом подошел поближе. У вершины скалы располагался странный и длинный камень весьма причудливой формы. Вся верхушка его обросла деревьями и прочей растительностью, так же как и сама скала, но бока были очень прочны, к тому же ветер обнажил их.
Осмотревшись, я решил, что нашел безопасное место для ночлега, если только сумею взобраться наверх. Все обдумав, я стал подниматься и обнаружил, что скала весьма высока; существенно удалившись от поверхности земли, я еще не достиг края вершины. Ощущая усталость, я нащупывал надежную опору для руки, и о! заметил возле себя уходившую в сторону нишу в скале. Забравшись на этот карниз, я ел и пил, даже не вспомнив о Наани: столь великая усталость овладела мной, что – как я понимаю – объяснялось тем, что я недостаточно отдохнул от трудов предыдущего дня.
Часов через семь я внезапно проснулся, и внутреннее чувство твердило, что дух мой заметил опасность. Но я встал на скале, держа Дискос в руке. Оглядевшись в миг пробуждения, я ничего не заметил вблизи себя.
Теперь я приблизился к краю, поглядел вниз, и о! увидел, что по скале карабкались двое Горбатых; лезли они весьма быстро и бесшумно. Словом, они зачуяли меня и решили убить. Глядя вниз, я приготовил Дискос к бою. Я понял, что эти люди казались Горбатыми лишь потому, что шеи и плечи их были чудовищно широки и могучи – человекобыки, да и только. Заметив их силу по скорости подъема, я сумел оценить и быстроту. А потом обратил все мысли к тому, чтобы уцелеть, ведь мне воистину предстояло или погибнуть, или победить.
Чуть отступив от края скалы, я выставил Дискос вперед, потому что мне следовало немедленно сразить одного из двоих, чтобы не опасаться второго противника, который всегда мог бы напасть на меня сзади.
В это мгновение из-за края скалы вынырнула огромная физиономия зверочеловека. Убивая его, я заметил огромные клыки, а еще то, что он поднимался бесшумно, как кошка. На задворках ума пронеслась мысль, что так, должно быть, выглядел первобытный человек. Удивление и стремление к познанию не оставляли меня, и все признаки свидетельствовали, что передо мной было весьма примитивное и опасное создание. Впрочем, скорее всего, я додумал все это уже потом, после боя.
Итак, первый Горбач умер прежде, чем его волосатая грудь успела высунуться над скалой. Зверочеловек накренился назад и упал; тело его с шумом ударялось о камни, наконец наступила тишина.