Мне казалось, что я буду вечно скитаться по просторам Страны Огня и Воды, и мысль эта великой тяжестью легла на мое сердце; ведь Дева отчаянно нуждалась в моей помощи, а я заплутал в глуши. Хотя до этого времени мне казалось, что я избрал правильный путь.
Словом, обдумывая предстоящие дела, я напомнил себе про компас… я не слишком надеялся на него, просто хотел знать, куда привел меня путь. Я подумал, что если прибор вдруг покажет направление на Малый Редут, значит, я воистину нахожусь поблизости от него. Впрочем, я не смел в это поверить.
Прошло некоторое время; я просыпался и засыпал, засыпал и снова просыпался и опять забывался нелегким сном, потому что утомленное сердце мое не могло должным образом успокоиться. Иногда я даже приоткрывал глаза и видел над собой ветви деревьев, черные на багровом небе: поблизости над морем высилась яркая огненная гора. Красный венец ее тонул в черноте ночи, в чудовищном мраке вечности, а светлый столб дыма над вершиной лишь подчеркивал предельное величие Ночи, давно уже окутавшей Землю.
Сквозь сон я думал о своем удивительном приключении, о том, как могло случиться, что, живой и теплый, я оказался в Стране Красного Света и дымящихся морей… и о том великом мире, что раскинулся надо мной во мраке и холоде в полутора сотнях миль над этой мрачной землей.
И я со скорбью подумал об усопшей Земле, покоящейся наверху, в никому неведомой ночи; о закутанном в вечный снег унылом и мертвом мире, раскинувшемся под пологом беззвездного неба. Там наверняка царил жестокий мороз, способный погубить все живое. Даже если бы на предельной высоте мертвого мира нашелся бы сейчас хотя бы один человек, способный подойти к краю великой Расселины, вмещавшей теперь всю жизнь на земле, разве сумел бы он разглядеть багровый свет в глубинах великой ночи?
Я только что сказал, что глубина Долины достигала полутора сотен миль, потому что у нас считалось, что поверхность Ночного Мира лежит более чем в сотне миль от поверхности мертвой земли; однако я все время спускался – и по Великому Склону, и ущельем, – пройдя столь великий путь. Впрочем, наверно, я ошибался; сердце подсказывает мне, что мы пребывали в чудовищных глубинах, превышавших то число миль, которое я назвал.
Наконец, оставив все размышления и мечты, я действительно погрузился в сон. Но, тем не менее, спал я не очень крепко и время от времени пробуждался. Должно быть, мне достаточно повезло, ибо, проснувшись, я повернулся на своей ветви, потому что услышал шум, исходивший не от Великой Огненной Горы. И шум этот становился уже угрожающим. Мгновение спустя семеро Горбачей выскочили из леса, так словно бы их преследовало какое-то чудовище.
Они приближались к моему дереву и, почувствовав великий страх, я расстегнул пояс, готовясь вступить в схватку.
Потом все семеро полезли на дерево подо мной. Но не потому, что заметили меня и решили убить; они явно хотели скрыться от какого-то создания, еще находившегося среди деревьев. Рев становился все громче, и Горбатые притаились на нижних ветвях.
Теперь я заметил, что каждый из них держал окровавленный камень, явно заостренный самым примитивным образом. Камни эти они зажимали под мышкой, освобождая ладони для дела. Рев приближался, и из-за деревьев выскочил еще один Горбач, бежавший не слишком быстро к сидевшей на ветвях семерке. Я понял, что он подманивает какого-то зверя. Так и вышло: из-за деревьев появилась огромная и уродливая тварь, передвигавшаяся самым некрасивым образом; с каждой стороны тела у нее было по семь ног, на спине торчали рога, брюхо волоклось по земле; зверь на ходу пыхтел, сотрясал землю своим весом и взрыкивал. Я сразу понял, что тварь эта не из тех, кто ловит быструю добычу, но поедает все, что находит, пользуясь чудовищной силой. Зверь этот гнался за Горбатым человеком, будучи ранен и разъярен; кровь текла из ран на его спине, но чем они были нанесены, я еще не знал.
Тут тварь эта подошла под дерево, на котором я прятался, и уже хотела выйти из-под него, когда семеро Горбачей соскочили с ветвей, хватаясь за огромные рога на спине, и я увидел раны, открывшиеся в сочленениях спины. Семеро Горбачей взялись за свои острые камни и вновь ударили в эти раны. Тварь взревела и бросилась вперед в лес, Горбачи все били и били ее своими рубилами.
Отойдя подальше, животное повалилось на спину, сперва направо, но Горбатые перебежали по ее боку. Тогда тварь немедленно перекатилась обратно, и на чудовище осталось только четверо Горбачей, остальные, как я понял, погибли.
Потом уцелевшие забежали вперед Зверя и взобрались на другое дерево. Один из них вновь принялся дразнить тварь и заманил ее под новую засаду. Горбатые опять спрыгнули на спину чудовищу и принялись молотить камнями, тварь жалобно и громко вопила. Ну, а сколько Горбачей начали странную охоту, я не знал, но, безусловно, до конца ее доживали немногие.
Подобные создания существовали при начале мира, вернулись они и чтобы присутствовать при его конце. Так размышлял я, не слезая со своей толстой ветви, вслушиваясь в звуки охоты, доносившиеся уже издалека и наконец исчезнувшие из слуха.
Тогда я спустился на землю и хорошенько огляделся, чтобы удостовериться в том, что ко мне не приблизится ни Зверь, ни Горбач, а после того съел две таблетки и выпил воды.
Поступив так, я приготовился уйти, но напомнил себе, что сначала следует опробовать компас. Стрелка прибора указала между севером и югом, склоняясь в сторону запада, как и говорила мне Наани. Тем не менее, стрелка повернулась на юг больше, чем следовало из ее слов. Я немедленно ощутил великое облегчение, усмотрев в показаниях прибора верный знак того, что я приближаюсь к тому уголку Земли, где располагалось Меньшее Убежище. Однако до него нужно было еще идти и идти, так как притяжение могучего Земного Тока в Великом Редуте оставалось сильнее воздействия Малой Пирамиды.
И все же я ощутил великую радость и продолжил свое путешествие скорым шагом, не опасаясь никаких сюрпризов, которыми мог бы еще удивить меня этот край.
Весь день я спешил, как только мог, и часто хотел послать мыслями Слово Власти Наани, однако воздерживался от столь глупого поступка, который, скорее всего, только привлек бы ко мне Силы Зла, тем самым обрекая на погибель в этом краю – почти рядом с обиталищем Девы. Неотступный страх перед населявшими Ночную Землю Силами Зла постоянно сдерживал меня и не давал позвать Наани… возможные последствия опрометчивого поступка вы представляете теперь не хуже меня.
На шестом часу дневного перехода я вступил в область, изобиловавшую фонтанами пара и брызг, где в огромных скальных котловинах кипела вода, наполняя воздух ревом и плеском; туманное облако настолько сгустилось, что я едва мог видеть даже перед собой, а не то чтобы по бокам.
Тут я наконец остановился, ел и пил, а потом снова отправился вперед, оставляя море по правую руку. И эта часть пути также выдалась нелегкой, море и здесь курилось, а великое облако пара мешало мне набрать скорость: поспешив, я мог запросто свалиться в котловину, полную кипящей воды.
На девятом часу я вышел из края горячих источников и оставил позади облака пара; глаза мои теперь могли намечать путь. Тут я обнаружил, что пришел к пределу Великого Моря, прижимавшегося к подножию невероятно высокой стены, уходившей вверх, в ночные глубины, и словно бы ограничивавшей Страну Огня и Воды. Словом, я замер на месте, углубившись в сомнения, не зная, куда направиться дальше. Пребывая в нерешительности и телом, и духом, я повернул налево вдоль этой горы, повинуясь одному только здравому смыслу; дальше идти было некуда, оставалось разве что вернуться назад.
По окончании двенадцатого часа я съел две таблетки, выпил воды и продолжил путь. И о! уже к четырнадцатому часу я добрался до входа в уходившее вверх ущелье, весьма темное и унылое.
Как мне не хотелось тогда подниматься по ущелью после светлых просторов страны Огня и Воды.
На всякий случай я прошел подальше, пытаясь обнаружить другой путь из этой страны. После часового перехода я обнаружил перед собой черную широчайшую реку, до противоположного берега которой было около мили. Она показалась мне очень мелкой; вода едва прикрывала грязь. Повсюду из нее поднимались струйки пара, бурлил и хлюпал ил, булькая и пыхтя вырывались незнакомые дымки, словно бы рожденные великой теплотой.
Река эта далеко уходила вперед – насколько видели мои глаза, я даже чуть не решил, что это не русло, но продолжение моря. О переправе нечего было и думать; ни одного дерева для плота поблизости не оказалось, а ширина водного простора сулила неожиданные глубины за илистым мелководьем. Кроме того, даже соорудив плот, я мог угодить под один из грязевых фонтанов. Вынужденный вернуться к ущелью, я наконец углубился во тьму.
Потом я поднимался – то и дело оступаясь – шесть великих часов. И, привыкнув к яркому свету, считал, что попал в кромешную тьму.
Шесть трудных часов я удалялся от Страны Морей, вступив в жуткую область, подобную Ночному Краю. Багровые огненные жерла светили и здесь, но их было немного. Ну, а возле огней, как всегда, обнаруживалась жуткая жизнь. Заметив это, я стал держаться подальше от жерл. И все же, увы, мне приходилось подходить к ним, на мой вкус, слишком близко, кое-где между стенами ущелья оставалось не более сотни добрых шагов, и мне приходилось приближаться к огненным жерлам, хотел я того или нет.
Все это время ущелье постоянно и круто поднималось вверх, делая подъем скорым и достаточно утомительным, и я шел со всей возможной быстротой и с волнением в сердце думал о том, что приближаюсь к уединенному уголку мира, вмещающему Меньшее Убежище.
Пройдя по ущелью шесть великих часов, я со всей осторожностью принялся искать место для сна, потому что испытывал заметное утомление.
Таковое обнаружилось справа, вверху на темной стороне ущелья: скалистый карниз ярко освещало горевшее невдалеке огненное жерло. Забравшись на этот карниз, я нашел, что он надежен, хотя и не столь уж уютен.