Потом я ел и пил и заставил себя уснуть; сон пришел очень быстро, я почти даже не думал о милой Деве: ведь прошло более двадцати трех часов с тех пор, как мне удалось в последний раз обратиться ко сну, и посему я испытывал великую усталость.
Через шесть часов я проснулся, пил и ел, а потом вновь спустился на дно ущелья и продолжил свою дорогу наверх.
Теперь я приблизился к огненным жерлам, и тьма перестала быть полной: тусклый багровый свет выбивался у черных подножий скал, ограждавших ущелье; нередко основания их были видны весьма отчетливо, однако о высоте приходилось догадываться, ибо черные скалы уходили вверх в самое сердце ночи.
Огненные жерла нередко выхватывали из тьмы кошмарных Змей и Скорпионов, величиной с мою голову. Потом я начал замечать и других – ползавших среди скал ущелья, а посему держал Дискос наготове, однако так и не воспользовался им в тот день.
Я ел и пил в шестом и двенадцатом часу, продвигаясь вперед с весьма великой скоростью. И вот в шестнадцатый час я как будто бы ощутил, что эфир всколыхнулся вокруг меня, и биение Слова Власти слабо донеслось до моего внутреннего слуха. Сердце мое немедленно наполнилось радостью потому, что так любовь обращалась ко мне. Я не мог ошибиться: ведь послание Великой Пирамиды донеслось бы до меня отчетливо и громко, принесенное всей Силой Земного Тока, оставившего окрестности Меньшего Редута, лишив его обитателей возможности общения с нами, о чем я уже говорил.
Впрочем, зов прозвучал настолько тихо, что я мог и не мог сказать, что это Слово Власти трепещет вокруг меня в ночи. Постояв некоторое время, я возобновил путешествие – не без сомнения в сердце, но ощутив и прилив надежды. Чтобы унять волнение в груди моей, мне пришлось в тот переход идти тридцать великих часов.
Однако по истечении этого срока я понял собственную опрометчивость и принялся искать место для сна: обнаруженную пещерку, чистую и пустую, я осветил изнутри сиянием Дискоса. Пещера располагалась в утесах правой стороны ущелья, и от дна его до входа надо было подняться на добрых двадцать футов.
Наконец я благополучно забрался в пещеру, не сомневаясь в том, что она подходит для моих целей, съел четыре таблетки, положенные моему желудку, выпил воды и погрузился в сон. И все время мысли мои были устремлены к Наани. Прошло некоторое время, прежде чем я погрузился в сон.
Проспав шесть часов, я проснулся, потому что назначил такой срок для своего пробуждения. Я заставил себя стряхнуть сон, хотя все еще хотел спать. Потом я съел две таблетки, выпил воды, надел свое снаряжение, спустился в ущелье и отправился в путь. Весь тот день я подгонял себя; мне все казалось, что душа моя воистину свидетельствует о том, что я приближаюсь к месту, где отыщу любовь прежних дней.
В тот день я опять шел тридцать часов, но ел и пил на каждом шестом часу, так чтобы не лишиться сил. А когда завершался тридцатый час, почувствовав великое утомление, полез на скалу, высившуюся по левую руку от меня, заметив на ней скалистый выступ, с виду вполне пригодный для ночлега.
Но, забравшись на этот уступ, я увидел там некое подобие огромного паука, наполовину скрывавшего свое брюхо в расщелине скалы. Я разделался с отвратительным созданием очень быстро – едва прикоснувшись Дискосом, а потом с радостью убедился в том, что ничего опасного там более не было. Потом я съел две таблетки, выпил воды и, как всегда, приготовился ко сну. Однако мне пришлось снова кутаться в плащ, потому что в ущелье сделалось весьма холодно; кстати, мне давно казалось, что воздух утратил ту густоту и свежесть, к которым я уже успел привыкнуть за последние дни моего путешествия.
Я настолько устал, что уснул буквально за мгновение; утомленное тело столь нуждалось во сне, что даже тревога не могла заставить меня бодрствовать; заснул я глубоко и ничего не ощущал восемь часов. А когда проснулся, вознес благодарность Богу за то, что ни злое, ни ползучее создание не напало тем временем на меня.
Освежив себя сном, я приготовился к пути: ел и пил, а потом надел снаряжение и спустился в ущелье. После я шел восемнадцать часов, – ненадолго останавливаясь в шестом и двенадцатом часу, чтобы есть и пить. А когда восемнадцатый час завершался, я заметил, что ущелье вокруг сделалось очень сырым. Мне даже показалось, что стены его сходятся надо мной, образуя чудовищный свод где-то в немыслимой высоте. Впрочем, так я лишь думал, не имея на то свидетельств.
Или нет, одно все-таки было: теперь на меня то и дело капало сверху.
Потом я шел в течение одиннадцати часов, изредка встречая огненные жерла. Неяркое пламя выбрасывало сернистый дым, жавшийся к земле, словно бы не имея возможности подняться вверх. Капли вокруг покрывала сырая растительность, по которой было скользко ступать.
Сырой и подвижный воздух как бы давил на землю, а к вони огненных жерл словно примешивалась струя мертвечины.
На какое-то время меня окружила жуткая тьма; воздух загустел, словно от испарений огненных жерл; и мне попадались лишь самые тусклые огоньки, не способные разогнать тяжелую тьму. Тьма и растительность на скалах мешали мне идти, я то и дело оступался, а от зловония меня уже просто мутило.
И вдруг, оказавшись возле одного из огненных жерл, я заметил мрачные отблески на чудовищной туше, подрагивавшей передо мной на противоположной стороне ущелья; тут я немедленно спрятался среди глыб, покрывавших дно ущелья, с великой осторожностью разглядывая неведомую тварь, и с уверенностью понял, что не видел более огромного создания, после того как оставил Ночную Землю. Огромное существо напоминало корпус морского судна, исчезавший во тьме наверху ущелья. Миновав огненное жерло, оно направилось вниз по ущелью, и бок, проползавший возле огня, показался мне черным и покрытым слизью. Я не верил собственным глазам; невероятное создание по виду представляло собой чудовищного слизня.
Я не шевелился какое-то время, а потом продолжил путь вверх по ущелью с новой осторожностью, готовый к тому, чтобы прибегнуть к услугам Дискоса; оружие было на поясе, чтобы я имел возможность пользоваться обеими руками, оступаясь и скользя на мокрых скалах.
Почти сразу мне показалось, что я ощутил во тьме движение какой-то великой Твари; я немедленно припал к камням и не шевелился долгое время. Не могу теперь усомниться в том, что мимо меня проползло живое чудище, от которого разило как из мерзкой могилы. Потом я отправился дальше.
Три часа шел я, наконец, достиг огненного жерла, горевшего более ярким огнем; как следует оглядевшись, я нашел эту часть ущелья гораздо более приятной для взгляда. И остановился там, в великой тишине – подальше от источника света, – чтобы случайно не выдать себя. То тут, то там капала вода, издавая звуки негромкие и зловещие, только подчеркивавшие вечный покой.
Посмотрев во все стороны, я заметил чудовищного слизня, припавшего к стене ущелья. Он почти стоял на задней оконечности своего тела, передняя часть выходила за пределы света, создаваемого огненным жерлом, а хвост спускался в ущелье – длинный, уродливый, замаранный черной слизью.
Ужас и отвращение буквально бросили меня в холодный пот. Но потом я набрался отваги и принялся следить за чудовищем. Оно казалось не более способным к движенью, чем любая из стенок ущелья, и я понял, что существо это прилипло к скале, как подобает слизню. Долгое время стоял я перед ним и не двигался, даже не пытался скрыться – как последний глупец.
Однако время вернуло силу в мое сердце, и я вновь продолжил свой путь, с предельной осторожностью пробираясь на руках и коленях между глыб и валунов, покрывавших дно ущелья. Трижды за последовавшие четыре часа мимо меня проползали невидимые в кромешной тьме мерзкие твари; бесшумные движения сопровождались негромким стуком каменей и отвратительнейшей вонью. Всякий раз я просто замирал на месте. Ну а приблизившись к очередному огненному жерлу или яме, которых было здесь достаточно много, я приглядывался к утесам и замечал на них чудовищных слизней. Тогда я проявлял предельную осторожность и, пробираясь между камнями, припадал к земле, жалея только о том, что не могу сделать этого, не звякнув панцирем о какой-нибудь камень. Вонь сделалась чудовищной, к ней прибавился серный дым. Как подсказывает мне сердце, по обе стороны от меня в стенах ущелья открывались колоссальные полости в недрах гор; на сей счет я имею некоторые доказательства, потому что однажды пошел на свет огненного жерла и оказался внутри горы – перед уходившей дальше великой тьмой. Не зная, какое чудовище может появиться из этого мрака, я бесшумно и быстро удалился. Ну а раз нашлась одна такая пещера, значит, их было много; возможно, слизни и появлялись из этих пещер, где не было ничего, кроме подземной капели и мерзостной растительности на камнях; так думал я, полагаясь, однако, лишь на догадку, так что не будем уделять ей слишком большого внимания.
Я выбрался из слизи и вони примерно через двенадцать часов после того мгновения, когда заподозрил, что скалы сходятся крышей над моей головой. Воздух стал более свежим, в него словно бы вернулась какая-то жизнь, умножившиеся огни горели ярко и чисто, и дым их уходил к небу так, что сера более не разъедала мое горло.
С благодарением в сердце я продвигался вперед; и сумел наконец прибавить шагу, потому что вокруг было светло. Целая сотня огненных жерл позволяла мне видеть окрестности этого места вполне отчетливо, и я решил, что слизни обитают лишь под скальной крышей. Теперь я дышал полной грудью, наслаждаясь чистотой воздуха после жуткой вони, в которой провел последние часы. Наконец, удалившись от слизней на три добрых часа, я принялся искать подходящее место для сна, потому что шел уже более тридцати трех часов и предельно устал, прячась между камней. К тому же уже в течение более чем сотни часов пути я уделял сну весьма недолгое время.
Наконец, обнаружив маленькую пещерку в стенке, я заглянул в нее и обнаружил приятную сухость и чистоту; перед входом в пещеру горело небольшое огненное жерло, и добрый свет его свидетельствовал, что она свободна от ползучих тварей и прочей мерзости. Я вошел внутрь и начал готовиться ко сну. Но, оглядев себя, сразу заметил, что перепачкался всякой мерзостью в темной части ущелья, когда мне приходилось много передвигаться на руках и на животе. От меня дурно пахло, и я решил омыться, прежде чем есть и спать.