Неужели это действительно они болтают за чашкой айс-кофе? Майя видит только спину девушки, но узнает темные волосы, бледные плечи.
Это определенно Обри. И Фрэнк.
Он улыбается, точно так же как улыбался Майе, тепло, немного лукаво и так странно интимно. Сердце Майи колотится, готовое выскочить из груди, пока она идет ко входу. Она знала! Она была права! Если Фрэнк и видит, что она открывает стеклянные двери «Данкин Донатс», то никак не реагирует.
Обри не замечает ее, пока Майя не оказывается в нескольких футах от них, тут ее губы приоткрываются, глаза распахиваются.
Только тогда Фрэнк, кажется, осознает, что происходит. Как и Обри, он выглядит удивленным, но не виноватым.
– Привет! – восклицает он.
Лицо Обри бледно.
Фрэнк выскальзывает из пластиковой кабинки, чтобы поприветствовать Майю. Он улыбается, подходит, чтобы обнять ее. Но Майя ему не позволяет.
Она отступает назад, уклоняясь от его прикосновения – и это удивляет его еще больше. Он выглядит обиженным, пытается встретиться с ней взглядом, но она смотрит мимо него на свою якобы лучшую подругу.
– Я просто зашла за книгой, – объясняет та. – Он порекомендовал мне ее вчера… убедил, что мне сто́ит за ней зайти. – Она поднимает книгу в твердом переплете с дагеротипным изображением на обложке человека, напоминающего фокусника. Чародей, одетый в длинный черный фрак.
– Точно, – подхватывает Фрэнк. – Я рассказал ей о книге, которая, как мне казалось, ей понравится, и одолжил ее. Я ведь работаю в библиотеке и именно этим занимаюсь. И поскольку я собирался уходить, мы по пути зашли сюда выпить кофе.
– Неважно, – произносит Майя. – Мне все равно. – Но слова звучат горько, и Обри отводит взгляд.
В «Данкин Донатс» тихо, единственные другие посетители – медсестра, забирающая большой заказ, и старик, дремлющий за столиком у двери.
Фрэнк вздыхает.
– Прости, если я расстроил тебя, Майя. Я пытался сделать что-нибудь приятное твоей подруге.
– Я не расстроена, – отвечает она. Но ее голос звучит слишком громко, а поза слишком чопорная.
Обри опускает взгляд на стол. Все трое молчат, и Майя задается вопросом, не слишком ли она остро отреагировала.
Неужели она ведет себя как дура?
Когда Фрэнк снова заговаривает, в его голосе слышатся усталость и разочарование.
– Ты же знаешь, я почти ни с кем не знаком в этом городе, – обращается он к Майе. – Я провожу все свое время с тобой или с моим отцом. С мужчиной, который умирает, и с девушкой, которая собирается уехать. Ты бы предпочла, чтобы я не заводил друзей? – Он указывает на Обри, которая, кажется, готова провалиться сквозь землю.
– Конечно нет, – бормочет Майя. Неужели она сейчас в роли «плохого парня»? – Но… моя лучшая подруга?
– Мы оба любим волшебство, – говорит он. – Иллюзии, ментализм и тому подобное. Приятно, когда есть с кем поговорить об этом. – Он переводит взгляд на Обри в поисках подтверждения, но она не отрывает глаз от пола. Майя чувствует, что все выглядит так, словно ей нужно извиниться. Но она этого не делает и не собирается. – В любом случае, – продолжает Фрэнк. – Мне нужно забрать своего отца из его группы поддержки. Увидимся, Майя. – Затем, обращаясь к Обри: – Надеюсь, книга тебе понравится. – Он забирает стаканчик с кофе с собой, оставляя на столе водянистое колечко.
Лицо Майи горит, когда он уходит. Как только он исчезает за дверью, она поворачивается к Обри:
– Ты сделала это нарочно?
Обри качает головой. В ее поведении есть что-то пугающее.
– Я знаю, как это выглядит, – говорит она, – но между мной и Фрэнком ничего не происходит.
– Чья это была идея прийти сюда?
– Его. Определенно его. – Майя внутренне ежится, но старается этого не показывать. – Он начал расспрашивать обо мне, как только я вчера села в его машину, – говорит Обри. – И как только я сказала, что увлекаюсь магией, он заявил, что я обязательно должна почитать эту книгу. – Ее взгляд скользит вниз, к книге, переплет которой находится в опасной близости от лужицы, оставленной стаканчиком Фрэнка. – Он предложил забрать ее из библиотеки сегодня в семь.
– Допустим… но это не значит, что ты должна была являться.
– Мне было любопытно. Я думала, что просто заберу книгу. Я знаю, как это только что прозвучало в устах Фрэнка – будто я случайно заглянула к нему, когда он уходил с работы. Но он вешает тебе лапшу на уши, Майя. Он все это подстроил. Библиотечная книга была просто предлогом, чтобы снова увидеть меня.
Майя сжимает челюсти.
Она видит, что Обри неприятно говорить ей это. Она не пытается обидеть Майю, и это выражение на ее лице – то, которое Майя приняла за раскаяние, – на самом деле жалость. Обри чувствует к ней жалость. И это намного хуже. На протяжении многих лет у них были разногласия, но до сих пор ни один из них по-настоящему не ранил другого.
– О, пожалуйста, – выплевывает Майя. – Ты заявилась ко мне домой вся… как бы это сказать?.. принаряженная, потому что знала, что он тоже приедет.
Обри не пытается защищаться.
– Я хотела разобраться, что он за птица, – отвечает она. – Ты ведешь себя странно с тех пор, как встретила его, и теперь я понимаю, почему. Он странный, Майя. Он все контролирует. И если бы меня спросили, я бы сказала, что это он предложил тебе отложить учебу в университете?
Майя не отвечает. С какой стати ему это делать? В любом случае, она почти уверена, что отсрочка была ее собственной идеей. Она задается вопросом, нравится ли это Обри, доставляет ли ей удовольствие то, как легко она заинтересовала Фрэнка.
– Послушай, – говорит Обри. – Я не злодейка и не пытаюсь украсть твоего парня.
– Почему нет? Разве Фрэнк не лучше, чем какой-нибудь отстойный местный житель, с которым ты в конечном итоге останешься?
Обри встает, берет книгу, смотрит на свой замороженный дункачино. Чашка почти полна, но содержимое подтаяло. Она мгновение колеблется, затем качает головой и выбрасывает его. Направляясь к двери, она говорит Майе:
– Ты не понимаешь этого, не так ли?
Двадцать пять
Рассвет ворвался в окна, как лев. Бренда ушла на работу в 4:30 утра, так что не нужно было бояться кого-то разбудить, и Майя свободно расхаживала взад-вперед по коридору возле своей старой комнаты в футболке и фиолетовых спортивных штанах, которые нашла в подвале. Движение помогало ей думать. Теперь она понимала историю, написанную ее отцом, но пока не могла на нее опереться, дабы найти ответы, проливающие свет на ситуацию с Фрэнком. Возможно, они заключались в том, что Майя, как и Пиксан, забыла что-то важное?
Или это было что-то другое? Что-то более очевидное?
Вспоминать себя семнадцатилетнюю было почти болезненно. День за днем она сидела одна в библиотеке, настолько поглощенная тайной книги своего отца, – переводила ее, делала заметки, осторожно перелистывала хрупкие страницы, что не замечала странного библиотекаря, работающего неполный рабочий день, который, должно быть, наблюдал за ней из-за справочного стола.
Пока она читала книгу, он читал ее. Должно быть, это было легко. Любой мог заметить, что она дорожит этой рукописью. Конечно, Фрэнк использовал это, чтобы познакомиться с ней поближе. Он как сотрудник библиотеки имел доступ к ее абонементу и видел, что она интересуется Гватемалой. Фрэнк, которого она знала, мог легко выдумать историю о том, как он тайком на рассвете забрался на пирамиду майя. Теперь она очень сомневалась, что это произошло на самом деле или что он когда-либо бывал в Гватемале. Должно быть, он решил, что это впечатлит ее, и оказался прав.
Но на этом он не остановился. Когда Фрэнк узнал, что книга написана ее покойным отцом, его интерес возрос. Теперь она задавалась вопросом, было ли это отчасти причиной, по которой он выбрал ее. Как и у Кристины, отдалившейся от своих родителей, у Майи была дыра в жизни – и Фрэнк увидел в этом возможность.
Он хотел заполнить эту пустоту, стать для нее самым важным человеком – и он хотел этого немедленно. Если она не была свободна, когда ему хотелось, – скажем, если у нее были планы с Обри, – тогда он любыми способами старался заставить ее опоздать.
В первый раз рассказать ему о своем отце он попросил Майю жарким ленивым днем, когда они сидели на траве на городской площади, потягивая вишневый коктейль.
«Что ты хочешь знать?» – спросила она.
«Его историю».
И он знал, что эта история – все, что у нее было. Та, которую она назвала ему своей любимой, та, которую она узнала от мамы, когда была маленькой. Бренда часто рассказывала ее Майе перед сном, и как многие другие истории, перешедшие от родителей к детям, с годами она приобрела качество волшебной сказки, гладко отшлифованной бесчисленными пересказами. Некоторые детали поблекли, в то время как другие стали преувеличенными, но суть осталась прежней.
Мама Майи почти ничего не знала о Гватемале до поездки туда, и это привлекло ее в том числе. Бренде было двадцать два года, и ее нога никогда не ступала за пределы США. Трое ее братьев переехали в другие штаты, оставив ее заботиться о пожилых родителях, которые все еще скорбели о смерти своей старшей дочери. Часть Бренды всегда знала, что она никогда по-настоящему не покинет Питсфилд, и, возможно, именно поэтому другая, менее послушная часть ее души отчаянно стремилась уехать. И Гватемала показалась ей настолько далекой от Питтсфилда, насколько это вообще возможно.
Поездка была организована группой, связанной с церковью, которую Бренда отказалась посещать давно, как только у нее появилась такая возможность. И дело было не в отсутствии у нее духовности; она просто не покупала то, что продавала церковь. Она отправилась в Гватемалу не для того, чтобы проповедовать послание Христа, а для того, чтобы узнать жизнь. Позволить этому опыту изменить ее. Другими словами, она отправилась заниматься прямо противоположной миссионерской деятельности работой, что было типично для Бренды. Она была бунтаркой. Всегда была, несмотря на спокойный характер.