— Ха! Вы, римляне, называете все древним, если оно появилось до вашей империи. Александр и его город даже не снились Осирису, когда Хеопс строил свою великую пирамиду, а Мемфис и Фивы были еще древнее, когда греки вступили в войну с Троей.
— Из-за женщины, — заметил я.
— Что и показывает, что они были не совсем глупыми. Конечно, они были придурками, если подумали, что Елена прячется в Трое, хотя на самом деле она все это время была в Мемфисе с царем Протеем.
— Что? Я никогда не слышал об этом!
— Все в Египте знают эту историю.
— Но это означало бы, что разрушение Трои было бессмыслицей. А поскольку именно троянский воин Эней бежал из Трои, то он основал римский город, благодаря жестокой шутке богов. Предлагаю тебе сохранить это историю для себя, Бетесда, а не распространять ее по рынку.
— Слишком поздно вы меня предупреждаете. — Даже в темноте я мог видеть ехидную усмешку на ее губах.
Несколько мгновений мы лежали молча. Легкий ветерок шевелил розы. В конце концов Бетесда сказала:
— Знаете, вы, не единственный, кто может разгадывать тайны и различные загадки.
— Ты имеешь в виду, что боги тоже могут?
— Нет, я имею в виду, что и некоторые женщины могут.
— Это правда?
— Да. Подумав о Елене в Египте, я вспомнила историю о царе Рампсините и его сокровищнице, и о том, как женщины разгадали тайну исчезновения его серебра. Но я полагаю, что вы все же должны знать эту историю, господин, поскольку она очень известна.
— О царе Рампсините? — спросил я.
Бетесда деликатно фыркнула. Иногда ей бывает трудно, живя в таком культурно отсталом месте, как Рим. Я улыбнулся звездам и закрыл глаза. — Бетесда, я приказываю тебе рассказать мне историю о царе Рампсините и его сокровищнице все, что угодно.
— Хорошо, господин. Царь Рампсинит сменил на троне царя Протея (принимавшего у себя Елену) и правил до царя Хеопса.
— Хеопс, который построил великую пирамиду? Он, должно быть, был великим царем.
— Ужасным царем, самым ненавистным человеком за всю долгую историю Египта.
— Но почему?
— Именно потому, что он построил великую пирамиду. Что такое пирамида для простого народа, кроме нескончаемого ужасного труда и страшнейших налогов? Память о Хеопсе презирают в Египте, египтяне плюются, когда произносят его имя. Только приезжие из Рима и Греции с умилением смотрят на пирамиду. А египтяне, глядя на нее, говорит:
— «Вот камень, который сломал спину моему пра-пра-пра-прадеду» или «Вот декоративный пилон, который разорил ферму моего пра-пра-прадеда»… Нет, царь Рампсинит вообще народу не нравился.
— А каким был этот Рампсинит?
— Очень богат. С тех пор ни один царь ни в одном царстве не был даже наполовину так богат.
— Даже Мидас?
— Даже он. У царя Рампсинита было очень много драгоценных камней и золота, но больше всего у него было серебра. Его было так много, что он решил построить хранилище только для своего серебра.
— Итак, царь нанял человека, чтобы спроектировать и построить эту сокровищницу во дворе за пределами своей спальни, встроив ее в стену, окружавшую его дворец. На завершение проекта ушло несколько лет, так как стена была выдолблена, а массивные камни были разобраны, подогнаны по размеру, отшлифованы и поставлены на место. Зодчий был человеком очень умным, но слабым здоровьем, и, хотя ему было не так уж много лет, он едва дожил до завершения своего замысла. В тот самый день, когда огромные серебряные ценности были перевезены по частям в комнату-хранилище, и большие двери были закрыты и опечатаны, зодчий умер. Он оставил вдову и двух сыновей, которые только что достигли зрелости. Царь Рампсинит призвал сыновей к себе и дал каждому из них по серебряному браслету в знак благодарности их отцу.
— Не слишком дорогой подарок, — сказал я.
— Возможно. Говорят, что царь Рампсинит был благоразумен и беспристрастен, но скуп и не слишком щедр.
— Он напоминает мне Цицерона.
Бетесда откашлялась, ожидая тишины.
— Раз в месяц царь снимал печати и проводил полдня в своей сокровищнице, любуясь своими серебряными изделиями и перебирая свои серебряные монеты и украшения. Шли месяцы, Нил разливался и отступал, как это бывает каждое лето, а урожай становился все лучше и лучше. Люди были счастливы. Египет жил в мире со всеми.
— Но царь стал замечать кое-что весьма тревожное: из его сокровищнице стали пропадать серебряные монеты. Сначала он подумал, что ему это только показалось, так как невозможно было открыть большие двери, не сломав печатей, а печати ломались только во время его собственных визитов. Но когда его слуги подсчитали опись серебра, конечно же, они обнаружили, что не хватает большого количества монет, а также некоторых мелких украшений.
— Царь был сильно озадачен. Во время его следующего визита пропало еще больше серебра, в том числе массивный серебряный крокодил размером с человеческое предплечье, который был одним из самых ценных сокровищ царя.
— Царь был в ярости и сбит с толку больше, чем когда-либо. Тогда ему пришло в голову поставить хитроумную ловушку внутри сокровищницы, чтобы любого, кто попытается украсть монеты и украшения, можно было бы поймать железной клеткой. И он это сделал.
— Конечно же, во время своего следующего визита царь обнаружил, что ловушка сработала. Но внутри клетки вместо отчаянного умоляющего вора находился труп. — Зловещее молчание Бетесды затянулось.
— Ну конечно, — пробормотал я, сонно глядя на звезды. — Бедный вор умер от голода или же перепугался до смерти, когда клетка его накрыла.
— Возможно. Но у него не было головы!
— Как так? — заморгал я.
— Его головы нигде не было.
— Как странно.
— Верно. — Бетесда серьезно кивнула.
— А серебра по-прежнему не хватало?
— Да!
— Тогда с ним должен был быть еще один вор, — заключил я.
— Возможно, — проницательно сказала Бетесда. — Но царь Рампсинит ни на шаг не приблизился к разгадке тайны.
— Тогда ему пришло в голову, что, возможно, у незадачливого вора есть родственники в Мемфисе, и в этом случае они захотят вернуть его тело, чтобы очистить его и отправить в путешествие в загробный мир. выступить вперед, чтобы забрать тело, поэтому Рампсинит решил выставить обезглавленный труп на обозрение перед дворцовой стеной. Это было объявлено в качестве предупреждения ворам Мемфиса, но истинной целью было поймать любого, кто мог бы знать правду о странной участи вора. Двум самым доверенным охранникам короля — рослым бородатым парням, тем самым, которые обычно охраняли тюленей в сокровищнице, — было поручено дежурить возле трупа днем и ночью и схватить всякого, кто заплачет, или хотя бы проявит сочувствие.
— На следующее утро, как только встал, царь Рампсинит поспешил к дворцовой стене и выглянул за ее край, потому что тайна пропавшего серебра все время крутилась в его мыслях, будь то во сне или наяву. И он увидел только крепко спавших обоих своих охранников, и то, что половина лица у каждого из них была чисто выбрита, а обезглавленное тело исчезло! Рампсинит приказал привести к нему охранников. От них несло вином, и их воспоминания были настолько спутаны, что они запомнили только, как на закате мимо них проходил купец, толкая перед собой тележку, полную бурдюков вина. Один из бурдюков с вином протекал, и стражники взяли по кубку и наполнили их понемногу пролившемся вином, поблагодарив удачу. Купец был в ярости без всякой причины, поскольку вряд ли охранники были виноваты в том, что бурдюк дал течку. Купца удалось успокоить несколькими миролюбивыми словами, и он ненадолго задержался у дворцовой стены, объяснив, что устал и сал раздражителен после долгого рабочего дня. Чтобы как-то компенсировать свою грубость, он предложил каждому охраннику по чаше своего самого лучшего вина. После этого ни один из охранников не мог толком вспомнить, что произошло, по крайней мере, они оба так утверждали. Следующее, что они увидели, когда открыли глаза, это был рассвет и царь Рампсинит кричал на них со стены дворца, их лица были наполовину выбриты, а обезглавленное тело исчезло.
— Бетесда, — перебил я, слегка вздрогнув от внезапного застрекотавшего сверчка среди тисовых деревьев, — я надеюсь, что это не окажется одной из тех египетских страшилок, где мертвые тела ходят сами по себе.
Она протянула руку и игриво провела своими длинными ногтями по моей обнаженной руке, отчего у меня пошли мурашки. Я отдернул свою руку. Она откинулась назад и рассмеялась низким гортанным смехом., а через мгновение продолжила:
— Когда дело дошло до описания купца с вином, слова охранников зазвучали расплывчато. Один сказал, что он был молод, другой сказал, что он средних лет. Один сказал, что у него борода, другой настаивал, что у него была только щетина на подбородке.
— Вино или то, что было в нем, должно быть, затуманили их чувства, — сказал я. — Если предположить, что они говорили правду.
— Как бы то ни было, Рампсинит приказал собрать всех виноторговцев в Мемфисе и выставить для опознания перед стражей.
— А охранники узнали виновного?
— Нет, они его не узнали. Царь Рампсинит знал не больше, чем прежде. Что еще хуже, двоих спящих полуобритых стражников заметили некоторые торговцы, открывавшие в то утро свои лавки, и быстро распространился слух, что эти стражники были специально выставлены на посмешище. Слухи об обезглавленном трупе и украденных сокровищах распространились по городу, и вскоре весь Мемфис сплетничал за спиной царя. Царь Рампсинит был очень недоволен.
— Я так и подумал!
— Он так рассердился, что приказал, чтобы охранники оставались полуобритыми в течение месяца, на виду у всех.
— Довольно мягкое наказание.
— Только не в старые времена в Мемфисе. Быть наполовину выбритым было так же позорно, как для римского вельможи прийти на Форум только в сандалиях вместо туфель и тоги.
— Ты подумай!
— Но удача — это нож с двумя лезвиями, как вы, римляне, говорите, и в конце концов царю повезло, что эта сплетня распространилась, потому что она быстро достигла ушей молодой куртизанки, которая жила над лавкой ковров совсем рядом с воротами дворца. Ее звали Найя, и она была уже посвящена в то, о чем шептались в стенах дворца, так как немало ее клиентов были членами царской свиты. Обдумывая все, что она слышала об этом деле, и все, что она знала о сокровищнице и о том, как она была построена и охранялась, куртизанка поняла, что сможет разгадать тайну.