Десять дней спустя Луций Клавдий снова постучал в двери моего дома.
Его появление меня немало удивило. Я ожидал, что разгадав для себя эту маленькую загадку умершего, встреченного им через день после смерти живым и здоровым, Луций Клавдий опять погрузится в обычное для себя состояние скуки. Оказалось, я ошибся.
Луций предложил прогуляться в Субуру. По дороге мы говорили обо всём понемногу и ни о чём в особенности, но я заметил, что мы направляемся на ту улицу, где и началась вся эта история. Там Луций заметил, что не прочь промочить горло. Мы зашли в таверну и расположились за столом. С нашего места был отлично виден дом, в котором останавливался несчастный Азувий. Окно во втором этаже, из которого Луция позвали засвидетельствовать завещание, было на этот раз наглухо закрыто ставнями.
— Да, своеобразное местечко эта Субура, — заметил Луций Клавдий. — Здесь может случиться решительно всё. Кстати, — без всякого перехода добавил он, — Оппианик и Вулпинус вернулись в Рим.
— А они уезжали?
— Да, в Ларин. Отбыли в тот самый день, когда я встретил их на улице. Они тогда как раз шли к Эсквилинским воротам. Мои люди в Ларине сообщили мне, что Оппианик совал завещание под нос каждому встречному и поперечному, а потом зарегистрировал его на тамошнем Форуме.
— У тебя есть люди в Ларине?
— Мои люди, которых я послал в Ларин, — уточнил Луций. — Понимаешь, я всё думал над твоими словами. И, пожалуй, ты прав: искать правду в суде — пустая трата времени. Адвокаты играют словами как хотят и выворачивают истину наизнанку, лишь бы привлечь на свою сторону судей, и не гнушаются подкупом и запугиванием свидетелей. Нет, на суд надеяться не приходится. Но у меня из головы не идёт тот несчастный юноша, которого убили, ограбили и бросили в мусорную яму. В общем, я решил, что сёстры Азувия должны всё узнать. Вчера под вечер его вольноотпущенники прибыли в Рим.
— Выходит, все в сборе. Оппианик и Вулпинус ведь тоже здесь.
— Да. Оппианик остановился у своего друга на Авентине; а Вулпинус вернулся сюда. — И Луций кивнул на наглухо закрытое окно во втором этаже.
Я уловил нарастающий шум толпы.
— Ага, — заметил Луций, — вот и они!
Их было человек двадцать, если не больше, вооружённых ножами и дубинами. Приблизившись к дому, они принялись колотить в запертые двери, требуя, чтобы их впустили; когда же им не пожелали открыть, они попросту вышибли двери и ворвались внутрь.
Ставни окна во втором этаже распахнулись, и в нём появилось бледное, перекошенное от страха лицо с выпученными глазами. Если Вулпинус и вправду был недурён собой и умел понравиться, то глядя на него сейчас, никто бы этого не сказал. Он судорожно глотнул, словно собираясь с духом, прежде чем сигануть вниз, но тут его схватили за плечи и втянули обратно в комнату. Мгновение спустя его вытолкнули в двери на улицу. Толпа окружила его и погнала перед собой. Уличные торговцы и случайные прохожие, спеша укрыться, сворачивали в проулки. Жильцы в домах распахивали окна и выглядывали посмотреть, что происходит.
— Пошли! — сказал Луций, допивая вино. — Иначе пропустим самое интересное. Лису выкурили из норы, и теперь гончие буду гнать её до самого Форума!
Мы расплатились и вышли. Проходя мимо «Дворца Приапа», я поглядел вверх и заметил Коламбу. Она стояла у окна, захваченная происходящим. Луций тоже заметил её; он помахал ей и широко улыбнулся. Она вздрогнула от неожиданности, потом узнала его и улыбнулась в ответ.
— Пойдём с нами! — прокричал Луций, приложив ладони ко рту.
Она прикусила губу, не решаясь двинуться с места. Луций призывно замахал ей обеими руками. Тогда Коламба исчезла из оконного проёма и в следующий миг выбежала на улицу и подбежала к нам. Следом выскочил её хозяин, яростно потрясая кулаками. Луций в ответ потряс своим кошелем.
А вольноотпущенники гнали Вулпинуса на Форум. Несколько человек держали его в кольце, не давая сбежать; остальные колотили дубинами по стенам домов, и все вместе выкрикивали:
— Убийца! Убийца! Убийца!
Когда они достигли Форума, вид у Вулпинуса был уже совершенно загнанный.
Толкая Вулпинуса друг к другу, вольноотпущенники приблизились туда, где сидят чиновники, в чьи обязанности (которыми, вынужден с сожалением заметить, они пренебрегают), входит следить за порядком на улицах, а также проводить предварительное следствие по делам, связанным с грабежами, разбойными нападениями и убийствами. Ответственный за Субуру, Квинт Манилий, сидел под сенью портика и просматривал кипу пергаментов, когда вольноотпущенники толкнули к нему едва держащегося на ногах от страха Вулпинуса и возбуждённо загомонили все разом, перекрикивая друг друга. Манилий стукнул кулаком по столу и поднял руку, требуя тишины. Все смолкли.
Даже сейчас я не сомневался, что Вулпинус сумеет выйти сухим из воды. Ему стоило лишь всё отрицать, только и всего. Но подлые нередко бывают трусливы; и расчётливые мерзавцы зачастую страшатся возмездия; и не так уж редко случается, что двуногие лисы попадают в расставленные ими же ловушки.
— Да, это я убил его! — прокричал Вулпинус, с плачем бросаясь к Манилию. Оппианик заставил меня! Это была его идея с самого начала — написать поддельное завещание и потом убить Азувия! Это всё он! Приведите сюда Оппианика, заставьте его сказать правду!
Я смотрел Луция Клавдия — невысокого полноватого человека, круглолицего и румяного, с явной плешью и короткими толстыми пальцами. Я по-прежнему не сказал бы, что черты его дышат благородством, или что в них светится ум; но он больше не выглядел ни застенчивым, ни добродушным, ни скучающим. Вид у него был торжествующий, внушительный и даже немного грозный. В этот миг он выглядел тем, кем и был — римским аристократом. И играла на его лице улыбка — так, должно быть, улыбаются поэты, найдя блестящую концовку для поэмы, которую давно вынашивали.
Дальше плохое смешивается с хорошим.
Я был бы рад сказать, что Оппианик и Вулпинус получили по заслугам; но увы, римская справедливость восторжествовала — иными словами, почтенный Квинт Манилий оказался не столь уж почтенным и не побрезговал взяткой от Оппианика. По крайней мере, так болтают злые языки на Форуме. Во всяком случае, Манилий, который, выслушав признание Вулпинуса, заявил, что выдвинет против него и Оппианика обвинение в убийстве, потом о своём обещании начисто забыл. Случайно или нет, но поддельное завещание, зарегистрированное Оппиаником на ларинском Форуме, словно в воду кануло, и состояние Азувия было поделено между его родственниками. Так что хотя убийство Азувия и сошло Оппианику и Вулпинусу с рук, никакой выгоды оно им не принесло.
Луций Клавдий был вне себя от ярости. Я посоветовал ему запастись терпением, зная по опыту, что такие мерзавцы, как Оппианик и Вулпинус, в конце концов получают своё. Правда, случается, что прежде они успевают погубить многих…
Луция Клавдия я теперь часто вижу на Форуме в обществе Цицерона, Гортензия и других в честных адвокатов — насколько может быть честен адвокат в Риме. Недавно Луций сообщил мне, что закончил книгу любовных стихов и подумывает о том, чтобы на следующих выборах добиваться магистратуры. Что ж, порядочный человек никогда не будет лишним на нашем Форуме. Пока что он даёт в своём доме на Палантине небольшие обеды, а часть времени проводит за городом, наблюдая, как идут дела на его полях и виноградниках.
Что же до Коламбы, то когда мы вернулись с ней к «Дворцу Приапа», хозяин выскочил нам навстречу, угрожая прижечь ей угольями ноги за то, что посмела выйти из дому без его разрешения, так что Луцию ничего не оставалось, как купить её тут же на месте. И я совершенно уверен, что в его доме ей живётся хорошо. Луций, конечно, не так юн и прекрасен, каким был молодой Азувий; но это не мешает ему вести себя, как влюблённый юноша.
Старинное этрусское присловье гласит: если завещание никому не принесло хорошего наследства — это плохое завещание. Но хотя мой друг Луций Клавдий и не был в числе наследников Азувия, история с ненаписанным завещанием несчастного юноши всё же принесла ему несомненную пользу.
Лемуры
Раб подал мне свёрнутый пергамент. Я развернул письмо и пробежал глазами написанные знакомым почерком строки.
Гордиану от его друга Луция Клавдия. Приветствую. Одному моему другу срочно требуется твоя помощь. Я сейчас нахожусь в его доме на Палатине. Мой раб покажет тебе, где это. Только не бери с собой мальчика; для ребёнка это может быть слишком страшно.
Предупреждение было излишним: я и так не взял бы с собою Эко. Мой приёмный сын как раз занимался со своим учителем. Они устроились в саду, выбрав солнечное место. Учитель диктовал, а Эко записывал на вощаной табличке.
— Бетесда! — громко позвал я, но она уже стояла рядом, держа наготове мой зимний плащ. Набрасывая его мне на плечи, она бросила взгляд на письмо, которое я всё ещё держал в руке, и на лице её появилось выражение неудовольствия. Бетесда совершенно не умеет читать и потому относится ко всему написанному с величайшим недоверием.
— Луций Клавдий? — спросила она.
— Как ты… — но тут я догадался, что она, конечно же, просто узнала доставившего письмо раба. Мы, господа, редко даём себе труд запоминать чужих рабов; но сами наши рабы — иное дело.
— Наверняка зовёт тебя сыграть в кости или же попробовать вино нынешнего урожая, — пренебрежительно сказала она.
— Вовсе нет; он предлагает мне работу.
Её губы дрогнули в довольной улыбке.
— Впрочем, тебя это не касается, — тут же добавил я. После того, как я взял в дом Эко, подобрав его на улице, а ещё более после того, как я официально усыновил его, поведение Бетесды всё меньше походило на поведение наложницы и всё больше на поведение жены и матери, ведущей дом. Я отнюдь не был уверен, что эта перемена мне по душе. Впрочем, в том, что от меня тут хоть что-то зависит, я был уверен ещё меньше.
— Сложная работа, — уточнил я. — Вполне возможно, опасная.