Вскоре мы воссоединимся! Об этом все горячие молитвы вашего преданного сына,
СПУРИЯ
Раздумывая над запиской, я уголком глаза подметил, как Квинт Фабий барабанит пальцами по подлокотнику. Его жена также в нетерпении ёрзала на месте, постукивая по губам длинными ногтями.
— Полагаю, — наконец заговорил я, — вы хотели бы, чтобы я внёс выкуп за мальчика.
— О да! — воскликнула Валерия и, склонившись вперед, уставила на меня нетерпеливый взгляд.
— Он уже не мальчик, — неожиданно резко бросил Квинт Фабий. — Ему семнадцать. Он облачился в мужскую тогу уже год назад.
— Так вы возьметесь за это дело? — не выдержала Валерия.
Я притворился, будто изучаю письмо.
— А почему бы вам не послать кого-нибудь из слуг? Например, секретаря, которому вы доверяете?
— А мне говорили, будто вы невероятно умны, — наградил меня подозрительным взглядом Квинт Фабий, — и прозреваете самые тёмные дела.
— Едва ли доставка выкупа требует особой сообразительности.
— Кто знает, какие непредвиденные препятствия могут возникнуть? Меня уверили, что я могу довериться вашему суждению… и вашей сдержанности.
— Бедный Спурий! — Голос Валерии надломился. — Вы же прочли письмо. Неужели вы не поняли, как ужасно с ним на самом деле обращаются?
— Похоже, сам он воспринимает свои злоключения достаточно легко…
— Само собой! Если бы вы знали моего сына, его жизнерадостную натуру, то поняли бы, насколько отчаянной должна быть ситуация, чтобы он хотя бы обмолвился о страдании! Если он упоминает, что немного похудел, значит, его морят голодом. Да и чем подобные люди могут его кормить — рыбьими головами да заплесневелым хлебом? Если он пишет, что эти чудовища «не слишком жестоки», то представляю, что они на самом деле вытворяют! Стоит мне лишь подумать о его мучениях — о нет, я не в силах это выдержать! — Она сдавленно всхлипнула.
— Когда он был похищен, и где?
— В прошлом месяце, — ответил Квинт Фабий.
— Двадцать два дня назад, — вновь всхлипнула Валерия. — Двадцать два бесконечных дня и бессонные ночи!
— Он был в Байях[36] с несколькими друзьями, — пояснил Квинт Фабий. — У нас там летняя вилла на побережье и городской дом на другом берегу залива, в Неаполе. Спурий и его друзья взяли небольшой ялик и отправились поплавать среди рыболовных судов. День выдался жарким, и Спурий захотел выкупаться, в то время как его друзья остались на лодке.
— Спурий — прекрасный пловец. — Гордость за сына вернула дрожащему голосу Валерии твёрдость.
— Плавание и впрямь даётся ему куда лучше, чем что-либо другое, — пожал плечами Квинт Фабий. — Пока его друзья наблюдали, он совершил заплыв, передвигаясь от лодки к лодке. Его спутники видели, как он болтает и пересмеивается с рыбаками.
— Спурий очень хорошо ладит с людьми, — вставила его мать.
— Он заплывал все дальше, — продолжил Квинт Фабий, — пока друзья не начали волноваться, потеряв его из вида. Затем один из них заметил Спурия на борту судна, которое они приняли за рыбацкое, хотя оно было побольше прочих. Им понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что лодка поднимает парус и отплывает. Юноши попытались догнать его на ялике, но никто из них толком не умел с ним управляться. Прежде чем они осознали это, судна и след простыл, а вместе с ним и Спурия. В конце концов они вынуждены были возвратиться на виллу в Байях. Они полагали, что рано или поздно Спутий объявится, но этого так и не случилось. Дни тянулись за днями, а от него — ни слова.
— Представьте себе, что мы пережили! — вмешалась Валерия. — Мы засыпали отчаянными посланиями нашего управителя на вилле. Он расспросил всех рыбаков залива, пытаясь найти хоть кого-то, кто объяснил бы случившееся и опознал бы хоть кого-то из тех, что увезли Спурия, но его изыскания так ни к чему и не привели.
— Эти неаполитанские рыбаки — если вы хоть раз там бывали, то вы знаете, что это за люди, — угрюмо ухмыльнулся Квинт Росций. — Потомки древнегреческих колонистов, которые так и не отреклись от старых обычаев. Некоторые из них даже на латыни не говорят! А что касается их нравов и пороков, то об этом лучше и вовсе не заговаривать. Едва ли стоит рассчитывать, что они хоть чем-то помогут в поисках римского патриция, похищенного пиратами.
— Я бы с вами поспорил, — возразил я. — У меня есть основания думать, что рыбаки — заклятые враги пиратов, невзирая на все их предубеждения против патрициев.
— Как бы то ни было, мой человек в Байях так ничего и не разведал, — отрезал Квинт Фабий. — Так что мы не получали никаких известий о Спурии, пока несколько дней назад не пришло это письмо.
Я вновь взглянул на папирус.
— Ваш сын пишет, что пираты — сицилийцы. Это предположение представляется мне не слишком обоснованным.
— Почему? — поразилась Валерия. — Все говорят, что они — самые кровожадные люди на свете. Я слышала, что они устраивают рейды повсюду, от азиатских берегов до испанских и африканских.
— Это так, но Италия? И, тем паче, воды Байи?
— Согласен, в это непросто поверить, — признал Квинт Фабий. — Но чего ещё ожидать, когда проблема пиратства обостряется всё сильнее, в то время как Сенат бездействует?
Я поджал губы.
— А это не кажется вам странным, что пираты велят доставить выкуп в Остию? Это чересчур близко к Риму — стоит лишь спуститься по Тибру.
— Да кому есть дело до подобных мелочей, — не выдержала Валерия — ее голос вновь опасно задрожал. — Какая нам разница, должны ли мы ради этого плыть к самым Геркулесовым столбам или пройти несколько шагов от Форума? Мы готовы отправиться куда угодно, лишь бы Спурий вернулся домой целым и невредимым!
— А как насчет самого выкупа? — кивнул я. — До ид всего два дня, а сто тысяч сестерциев — это десять тысяч золотых. Вы успеете собрать такую сумму?
— Деньги не проблема, — фыркнул Квинт Фабий. — Подобное требование звучит почти как оскорбление. Хоть я сомневаюсь, что мальчишка и этого стоит, — добавил он себе под нос.
— Я сделаю вид, что не слышала этого, Квинт, — в гневе воззрилась на него Валерия. — Да ещё перед посторонним! — Взглянув на меня, она поспешно опустила глаза.
Квинт Фабий не удостоил эту вспышку вниманием.
— Так как, Гордиан, вы берётесь за это дело?
Я вновь опустил глаза на письмо, ощущая какое-то смутное беспокойство. Выведенный из себя моей нерешительностью, Квинт Фабий бросил:
— Если дело в оплате, то, уверяю вас, я не поскуплюсь.
— Вопрос оплаты всегда имеет место, — признал я, хотя, учитывая зияющую пустоту в моих сундуках и настроения моих кредиторов, выбирать мне не приходилось. — Я буду действовать в одиночку?
— Разумеется. На самом деле, я собираюсь послать следом группу вооружённых людей…
Я воздел руку предостерегающим жестом.
— Этого я и боялся. Нет, Квинт Фабий, я категорически возражаю. Если вы питаете надежду отбить вашего сына живым, то я призываю вас с ней проститься. Ради безопасности юноши, равно как и моей собственной, я не могу этого позволить.
— Гордиан, я всё равно пошлю вооружённый отряд в Остию.
— Воля ваша, но тогда без меня.
Сделав глубокий вдох, он уставил на меня исполненный мрачности взгляд.
— Ну и что прикажете делать мне? После того, как выкуп будет выплачен и мой сын вызволен, дозволить пиратам убираться на все четыре стороны безнаказанными?
— Так что всё-таки является вашей главной целью — освобождение сына или пленение пиратов?
— Вооружённый отряд одним махом справится и с тем, и с этим.
Прикусив губу, я медленно покачал головой.
— Меня предупредили, что вы любите набивать себе цену, — буркнул он. — Ладно, имейте в виду: если вы обеспечите благополучное освобождение моего сына, а затем мои люди смогут вернуть выкуп, то я награжу вас одной двадцатой от того, что они вернут, сверх вашей обычной платы.
Звяканье монет наполнило моё сознание чудной музыкой. Прочистив горло, я произвёл в голове поспешные расчёты: одна двадцатая от сотни тысяч сестерциев равняется пяти тысячам сестерциев, или пяти сотням золотых. Это число я и озвучил вслух, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания. Квинт Фабий медленно кивнул.
Пять сотен золотых покроют мои долги, залатают крышу дома и приведут к моему порогу телохранителя (необходимость, которой я пренебрегал обходился чересчур долго), немало оставив про запас.
С другой стороны, это дело дурно попахивало.
В конце концов обещание щедрой платы в совокупности с пятью сотнями золотых побудили меня просто зажать нос.
Прежде чем покинуть дом я спросил, нет ли где-нибудь изображения похищенного юноши. К этому времени Квинт Фабий удалился, оставив меня в распоряжении супруги. Промокнув глаза, Валерия выдавила слабую улыбку, провожая меня в соседнюю комнату.
— Художница по имени Иайа[37] рисовала нашу семью в прошлом году, когда мы все были в Байях на праздники. — Она улыбнулась, явно гордясь сходством. Портрет был выполнен восковыми красками по дереву: слева хмурился Квинт Фабий, справа нежно улыбалась Валерия, а между ними стоял необычайно красивый молодой человек с каштановыми волосами и полными жизни голубыми глазами — безусловно, её сын. Портрет захватывал только плечи, но давал понять, что молодой человек облачен в мужскую тогу.
— Портрет был написан в честь совершеннолетия вашего сына?
— Да.
— Почти такой же красивый, как его мать. — Вырвавшиеся слова были не лестью, а простой констатацией факта.
— Мне часто говорят, что мы похожи.
— Но в линиях рта есть что-то от отца.
— Спурий и мой муж не связаны кровным родством, — покачала головой она.
— Не связаны?
— Мой первый муж погиб во время гражданской войны[38]. Женившись на мне, Квинт усыновил Спурия, сделав его своим наследником.