Возможно, из-за тесноты и духоты мои мысли в итоге приняли совершенно нежелательный оборот: я решил, что Марк согласился, но верно ли я разобрал его бурчание? А что если они уже топают за нами следом на виду у вышеупомянутых соглядатаев, и полученное от них предупреждение заставит похитителей запаниковать? Один отчаянный вскрик — и зазвенят мечи, а одно из острых лезвий пропорет парусину, устремившись прямиком к моему сердцу…
Я представил это столь ярко, что отчаянно дёрнулся, будто от ночного кошмара, хоть и не смыкал глаз.
Чтобы вернуть себе самообладание, я сделал глубокий вдох, но безудержный полёт воображения было уже не остановить. Что если Клеон ввёл меня в заблуждение, и эти одухотворенные зелёные глаза и робкие манеры — не более чем искусное прикрытие для безжалостного убийцы? Быть может, этот красивый заносчивый мальчик, которого я видел утром, уже мёртв — и исторгаемый им поток сарказма пресекли одновременно с его горлом… Быть может, едва повозка достигнет конюшни, где свершилось убийство, пираты, убедившись, что никто не следовал за ними, вытащат меня из телеги, засунут в рот кляп, свяжут по рукам и ногам и, приплясывая со злобным хохотом, поволокут на свой корабль, чтобы вознаградить себя за сдержанность, которую они вынуждены были проявлять, грузя добычу. Сицилийские пираты, самые жестокие ублюдки на всем белом свете! И я отправлюсь в плавание, бессильно извиваясь в своих путах. А когда стемнеет, они подожгут мою одежду, используя меня как факел на своем нечестивом праздновании, чтобы потом, устав от моих криков, швырнуть меня за борт. Я уже почти чувствовал вонь моей горящей плоти, слышал шипение огня и предвкушал удар о воду, которая тотчас сомкнётся над моей головой, ощущая жжение соли в ноздрях. Что останется от меня после того, как мной всласть попируют рыбы?
В этой тесноте мне едва удалось извернуться, чтобы вытереть лоб краешком красной туники. Твёрдо решив положить конец этим омерзительным фантазиям, я принялся уверять себя, что должен руководствоваться собственными здравыми суждениями, которые стояли на том, что Клеон — не тот человек, что способен на убийство — во всяком случае, хладнокровное. Сам Росций был бы не в силах сыграть столь трепетную невинность. Воистину странный пират мне попался!
А затем у меня перехватило дыхание от ещё более леденящей душу догадки: Белбон сказал, что Квинт Фабий велел перебить всех пиратов. Разумеется, юноша при этом не должен пострадать — но знал ли это гладиатор наверняка или лишь предполагал? Едва ли его посвятили во все детали плана. Спурий ведь не родной сын Квинта Фабия, и патриций говорил о нём без малейшей симпатии. А что если на самом деле он жаждет избавиться от пасынка? Разумеется, он собрал выкуп — Квинт Фабий вынужден был сделать это хотя бы ради утешения жены и предотвращения публичного скандала. Но если в итоге юноша погибнет от рук пиратов — или, по крайней мере, всё будет выглядеть именно так…
Возможно даже, что Квинт Фабий сам организовал похищение Спурия — весьма хитроумный способ избавиться от пасынка, не вызвав ничьих подозрений. Разумеется, единая мысль об этом была чудовищной — но я знавал тех, кто был вполне способен пойти на такое злодейство. Но зачем в таком случае ему понадобились мои услуги? Возможно, чтобы продемонстрировать свою обеспокоенность постороннему человеку, а также доказать Валерии и остальному миру, что он приложил все возможные усилия, чтобы спасти пасынка. Тогда выходит, что частью плана по неудачному выкупу Спурия должна стать сопутствующая этой трагедии смерть сыщика, который и провалил всё дело…
Казалось, на сей раз мы ехали целую вечность. Дорога становилась все более каменистой и ухабистой, телега отчаянно гремела и шаталась. Мои дикие фантазии о предательстве и убийстве существенно поблекли перед куда более реальной опасностью быть раздавленным одним из этих неподъёмных сундуков. И, во имя Геркулеса, что за жара тут стояла! К тому времени, как телега наконец остановилась, моя туника так намокла, словно я только что окунулся в море.
Парусину откинули, и я с облегчением ощутил на коже прохладный солёный бриз.
Я думал, что мы вернёмся в ту же конюшню, где я впервые встретил Спурия, но вместо этого оказался на песчаном пляже где-то в холмистой местности за пределами города. В ограниченной валунами бухточке плавала лодка. В отдалении на якоре стоял более крупный корабль. Я выскочил из телеги, наслаждаясь свежим воздухом.
Клеон и его трое сотоварищей поспешно принялись перегружать сундуки в лодку.
— Вот же тяжёлые сволочи! — буркнул один из них. — Нам ни за что не переправить их за одну ходку. Потребуется как минимум две…
— Где юноша? — потребовал я, хватая Клеона за рукав.
— Вот он я.
Обернувшись, я узрел Спурия — тот брёл от видневшейся в отдалении груды валунов. Жара побудила его скинуть тунику, оставшись в одной набедренной повязке. Видимо, так он обычно и расхаживал — если не совсем нагишом: его поджарое тело и длинные конечности загорели совершенно равномерно.
Я взглянул на Клеона — брови того сдвинулись к переносице, словно он только что уколол палец. Подняв глаза на юношу, он с усилием сглотнул.
— Давно пора. — Скрестив руки на груди, Спурий раздражённо уставился на меня. Дерзость делала его еще более прекрасным.
— Может, всё же накинешь тунику? — предложил я. — И в обратный путь. Клеон, покажи нам направление на Остию — и мы пошли. Разумеется, если ты не будешь настолько добр, что оставишь нам повозку?
Клеон застыл в растерянности. Встав между нами, Спурий оттащил меня в сторону.
— Кто-нибудь следовал за повозкой? — шепнул он.
— Не думаю.
— Ты уверен?
— Не могу сказать наверняка. — С этими словами я бросил взгляд на Клеона, но тот будто не слышал. Гружёная лодка уже отчалила, направляясь к стоящему на якоре кораблю — видно было, как низко она осела в воде под тяжестью груза.
— Ну так папочка[40] послал за тобой вооружённый отряд или нет? Отвечай!
— Молодой человек, — сурово начал я, — в настоящий момент мой долг по отношению к твоим отцу и матери…
— Моему отчиму! — наморщив нос, юноша выплюнул это слово, будто ругательство.
— …моя работа состоит в том, чтобы ты прибыл домой в целости и сохранности, — как ни в чём не бывало продолжил я. — Так что, пока мы не достигнем Остии, изволь держать рот на замке.
На какое-то мгновение шок и впрямь погрузил его в молчание, затем, наградив меня убийственным взором, он возвысил голос:
— Что ж, как бы то ни было, эти парни не отпустят меня, пока не погрузят золото на корабль. Верно, Клеон?
— Что? А, да, — отозвался тот. Морской близ взметнул его длинные чёрные пряди, закрыв лицо, но я заметил, как он смаргивает слёзы, словно в них попала соль.
Схватив меня за руку, Спурий отвёл меня ещё дальше.
— А теперь послушай! — прорычал он. — Так этот скряга послал за мной отряд или нет? Или он расщедрился на тебя одного?
— Я ведь уже просил тебя помалкивать…
— А я приказываю тебе отвечать, — заявил он. — Если не хочешь, чтобы от меня родителям поступил отчёт, рисующий твои действия в крайне невыгодном свете.
Почему Спурий так настаивал на этом? И почему именно сейчас? Похоже, мои подозрения относительно его похищения оправдались.
Если бы вооружённого отряда и впрямь не было, Спурий мог бы преспокойно остаться со своими «пленителями», чтобы держаться поближе к золоту — или к своей доле — ведь как знать: быть может, удастся выдоить из отчима ещё денег под выкуп. Однако если вооружённый отряд здесь и готов к действию, то самым лучшим для него было бы позволить мне «спасти» его, чтобы дать рыбакам — а эти неаполитанские греки явно были кем угодно, но только не пиратами — быстренько смотать удочки вместе с золотом.
— Предположим, что вооружённый отряд и впрямь имеет место быть, — бросил я. — В таком случае твоим друзьям и впрямь лучше убираться отсюда подобру-поздорову. И представим, что им это и впрямь удастся — как же ты в таком случае получишь свою долю?
Спурий уставился на меня непонимающим взглядом, но спустя мгновение на его лице вспыхнула столь чарующая улыбка, что я почти понял, почему Клеон без ума от этого мальчишки.
— Не то чтобы я не знал, где они живут — дальше по берегу. Они не осмелятся меня одурачить, ведь я всегда могу донести на них, и тогда их распнут, всех до единого. Они будут хранить мою долю в неприкосновенности, пока я не явлюсь за ней.
— И какого рода сделку вы заключили? Девять десятых тебе, одну — им?
Он вновь улыбнулся хитрой улыбкой, будто застигнутый за чем-то неблаговидным, но ловко сработанным.
— Не столь щедрую.
— И где ты нашёл этих «пиратов»?
— Спрыгнул в бухте Неаполя и плавал от лодки к лодке, пока не нашёл подходящую команду. Мне не понадобилось много времени, чтобы убедиться, что Клеон ради меня готов на всё.
— Значит, идея этой эскапады принадлежала тебе одному?
— Разумеется! Думаешь, эти невежественные рыбаки способны породить такой план? Эти скоты рождены, чтобы выполнять чужую волю — они словно рыбки в моей сети. Они боготворят меня — во всяком случае, Клеон — а почему бы им этого не делать?
— Пока ты тут нагишом прохлаждался на солнышке, наслаждаясь каникулами с твоими обожателями, твоя мать с ума сходила от беспокойства. Неужто и это для тебя не имеет значения?
— Немного тревоги её не убъёт. — Скрестив руки, он смерил меня недовольным взглядом. — К тому же, это всё её вина: если бы у неё хватило силы воли вытрясти деньги из этого старого скряги, ничего бы не случилось. А так мне самому пришлось изыскивать способы вытянуть из папаши то, что и так моё по праву.
— А как насчёт этих рыбаков? Ты подверг их огромной опасности.
— Они знают, чем рискуют. А также, что получат в случае успеха.
— А Клеон? — Я оглянулся через плечо, поймав его тоскливый взор, уставленный на Спурия. — Бедолага по уши влюблён. Что ты сделал, чтобы довести его до подобного состояния?