— У вас все еще есть ножи, которые вы брали с собой для поиска?
Лициния достала кухонный нож из складок столы, как и Фабия.
— А у тебя, Руф?
Он вытащил короткий кинжал, как и я. Только Катилина была без оружия.
Я подошел к краю бассейна. — Когда я вошел в Дом Весталок, я увидела камыши, растущие в центре пруда — только в центре. А теперь эти камыши передвинулись ближе к краю. Что-то там тихонько плещется, а лягушек в пруду нет. — Я быстро протянул руку к камышам, выдернул их из воды и бросил на брусчатку.
Через мгновение из воды выпрыгнул человек, отплевываясь и задыхаясь. Он рванулся вперед и поскользнулся, борясь с бременем промокшего шерстяного плаща, висевшего на нем, как кольчуга. Плащ был черный с капюшоном, как и тот, что носил его сообщник. В темноте он выглядел чудовищем, сотворенным из тьмы и появившимся из омута кошмаров. Затем что-то сверкнуло в темноте, отразившись в звездном свете. Он, пошатываясь, двинулся на меня, держа в руках кинжал.
Катилина, хотя и был безоружен, бросилась на убийцу. Вдвоем они упали в воду. Мы с Руфом подбежали за ними к бассейну, но среди пенящегося хаоса невозможно было понять, что там творится.
Затем борьба закончилась так же внезапно, как и началась. Катилина на четвереньках выполз из бассейна, вода капала с его бороды, он широко раскрыл глаза, как будто сам удивился тому, что совершил. Убийца корчился в воде, окруженный красным пятном, которое даже в темной воде нельзя было ни с чем спутать — это была кровь: звезды, отражавшиеся в ней, были огненно-красными.
— Помоги мне вытащить его из воды, — сказал я. — Быстрее, Руф!
Мы вытащили мужчину на брусчатку. Его нож по самую рукоятку вонзился ему в сердце. Его пальцы все еще сжимали ручку. Его глаза были широко открыты. Время от времени он вздрагивал и дергался, но его лицо — с широким носом, насупленными бровями и щетиной — было странно умиротворенным. Домашние рабы, встревоженные шумом, собрались вокруг. Жрицы храма Весты, не обращая ни на что внимания, продолжали петь.
Катилина, как и Цицерон, я подозреваю, был не особо верующим человеком. И все же мне кажется, что сам Юпитер оказал в тот момент свою милость Катилине. Признался бы убийца перед смертью, если бы тонкая нить собственной молнии Юпитера не пронзила небо?
Умирающий видел это. Его глаза расширились. Руф склонился над ним и коснулся руки мужчины, сжимавшей навершие кинжала:
— Я авгур, — сказал он властным, не по годам, тоном. Несмотря на копну рыжих волос, веснушки и ярко-карие глаза, в тот момент он совсем не показался мне мальчиком. — Я читаю предзнаменования. Что ты видишь?
— Молния… — простонал мужчина.
— Справа от тебя, рука, сжимающая кинжал в твоём сердце.
— Плохое предзнаменование? Скажи мне, авгур!
— Боги пришли за тобой…
— О, нет!
— Видишь, где они найдут тебя, в Доме Весталок, с еще теплой кровью человека, которого ты убил. Они сердятся…
Еще одна вспышка молнии разорвала небо. Небеса загрохотали.
— Я нечестивец! Я ужасно оскорбил богов!
— Да, и тебе лучше умилостивить их, пока ты можешь. Признайся в том, что ты совершил здесь, в присутствии Великой Жрицы.
Мужчина забился в конвульсиях так сильно, что я подумал, что он сейчас умрет. Но через мгновение он собрался с силами:
— Простите меня! О, боги…
— Зачем ты пришел сюда?
— Я следовал за Катилиной.
— По чьему приказу?
— Публия Клодия… (— Я так и знал! — прошептал Катилина.)
— Какова была твоя цель?
— Мы должны были проникнуть в этот дом, незамеченными. Затем мы должны были шпионить за ним в комнате весталки. Я должен был дождаться самого компрометирующего момента, но только они вообще не собирались раздеваться! — Он резко рассмеялся и задохнулся от боли.
— А потом?
— Потом я должен был убить Гнея.
— Человека, который пришел с тобой?
— Да.
— Но почему? Зачем тебе нужно было убивать своего напарника?
— Что может лучше и безнадежно погубить Катилину, кроме как застать его обнаженным вместе с весталкой, рядом с трупом и окровавленным кинжалом? Вот только они не… собирались снимать… свою одежду! — Он рассмеялся еще раз. Кровь потекла из уголка его рта. — Затем я… наконец… прошел вперед и перерезал Гнею горло. Бедняга никак не ожидал этого! После этого я должен был, молча, сбежать и поднять тревогу за дверью. Но я никак не рассчитывал, что Гней завопит так громко! Свой нож я оставил там, как велел мне Клодий, чтобы изобличить Катилину. Тогда я взял нож Гнея и выбежал во двор. Внезапно отовсюду стали появляться фонари, преградив мне путь к дверям. Я вспомнил об уловке, которой мой старый центурион научил меня в армии, я потихоньку со скользнул в пруд, как водяная змея, и срезал тростник, чтобы начать дышать через него. Когда я через некоторое время приподнял голову и посмотрел, как обстоят дела, двери были закрыты и заперты, а рядом стояла весталка, охраняя их! Я снова скрылся под водой и стал ждать. Там я почувствовал себя мертвым, глядя на черное небо и все эти звезды…
Молнии заплясали вокруг нас, как справа, так и слева. Раздался сильный треск грома, и небо над нашими головами разверзлось потоком дождя. Убийца в последний раз содрогнулся, напрягся, а затем обмяк.
Как известили весь Риму, судебные процессы над весталками Лицинией и Фабией и их предполагаемыми любовниками закончились оправдательными приговорами.
Лицинию и Красса судили одновременно. Защита Красса была новой, но эффективной. Причиной его страстного преследования Лицинии, как оказалось, была не похоть, а простая жадность. Похоже, ей принадлежала вилла на окраине города, которую он собирался купить по выгодной цене. Репутация Красса как алчного человека послужила тем, что судьи безоговорочно приняли это оправдание. Красс был публично осмеян и на какое-то время стал предметом шуток; но мне сказали, что он продолжал преследовать Лицинию до тех пор, пока, наконец, не приобрел собственность по той цене, которую хотел.
Отдельные судебные процессы над Фабией и Катилиной быстро переросли в политические дебаты. Цицерон заметно отсутствовал на слушаниях, но некоторые из самых уважаемых римских ораторов выступили в защиту, в том числе Пизон и Катулл и, вероятно, единственный человек в Риме, считавшийся более невосприимчивым к похотливым искушениям, чем Цицерон — Марк Катон. Именно Катон сделал такие смелые заявления о махинациях Клодия (правда, недоказуемые, поскольку убийцы были мертвы, а убийство было замято, но тем не менее вредные), что Клодий счел для себя удобным бежать из Рима и провести несколько месяцев в Байях, выжидая, чтобы скандал прошел. После этого Цицерон в частном порядке поблагодарил Катона за защиту чести своей невестки. Катон надменно ответил, что делает это не для Фабии, а для блага Рима. Прекрасная пара придурков!
Катилину также оправдали. Настойчивые свидетельства о том, что он с Фабией были обнаружены полностью одетыми, сильно повлияла на судей. Что касается меня, то я до сих пор не уверен в его виновности или невиновности того, что касается соблазнения Фабии. Мне показалось странным, зачем он так много времени тратил на ухаживание за молодой женщиной, поклявшейся в целомудрии, если его намерения не были низкими; и откуда Клодий мог знать, что Катилина откликнется на поддельную записку Фабии, если у него не было оснований полагать, что эти двое уже были любовниками? На первый взгляд может показаться, что неоднократно сказанные слова убийцы о том, что они не собирались раздеваться, оправдывают Катилину и Фабию; но есть очень многие вещи, которые может проделать парочка влюбленных и не раздеваясь, будучи полностью одетыми.
Намерения и мотивы Катилины до сих пор остаются для меня загадкой. Только время покажет, какой он на самом деле.
Спустя долгое время после того, как испытания закончились, я получил неожиданный подарок от Верховной Жрицы Весты — свиток, содержащий собрание стихов Сапфо. Экон, которому сейчас семнадцать, изучает греческий язык, и считает эти стихи своими любимыми, хотя я не уверен, что он достаточно взрослый, чтобы оценить ее многочисленные нюансы. Я люблю сам иногда брать этот свиток с полки, особенно долгими безлунными ночами, и тихонько вслух читать:
«Луна заходит, Плеяды ушли
И скоро наступит полночь.
А с ними и время незаметно уйдет
И одной лишь мне не уснуть на ложе»
Этот отрывок, в частности, заставляет меня думать о Лицинии, такой одинокой в Доме Весталок.
ХРОНОЛОГИЯ
ЖИЗНЬ И СОБЫТИЯ ГОРДИАНА-СЫЩИКА: ЧАСТИЧНАЯ ХРОНОЛОГИЯ
В этом списке рассказы, вошедшие в данный том, и романы (опубликованные на данный момент) серии "Roma Sub Rosa" расположены в хронологическом порядке, а также некоторые знаковые события, такие как рождения и смерти. В скобках указаны времена года, месяцы или (если это возможно узнать) конкретные даты их наступления.
ДО Н.Э.
110 Рождение Гордиана в Риме
108 Рождение Катилины
106 Рождение Цицерона близ Арпинума (3 января); рождение Бетесды в Александрии
100 Рождение Юлия Цезаря (традиционная дата)
9 °Cобытия "Александрийской кошки"; Гордиан встречает в Александрии философа Диона и Бетесду; рождение Эко в Риме
84 Рождение Катулла близ Вероны
82— 80 Диктаторство Суллы
80 Римская кровь (май); суд над Секстом Росцием с защитой Цицерона "Смерть носит маску" (15 — 16 сентября); Бетесда рассказывает Гордиану "Историю о хранилище серебра" (лето)
79 Рождение Метона
78 Смерть Суллы; "Завещание в пользу друзей" (18–28 мая); Гордиан встречается с Луцием Клавдием; "Лемуры" (октябрь); Юлий Цезарь захвачен пиратами (зима)
77 "Маленький Цезарь и пираты" (весна-август); Гордиан встречается с Белбоном; "Исчезновение серебра на празднике Сатурналии" (декабрь)
76 "Царь пчел и мед" (конец апреля)
74 Оппианика судят и признают виновным по многочисленным обвинениям; Гордиан рассказывает Луцию Клавдию историю об "Александрийском коте" (лето)