— Какая жалость, — бормочет Нисий. — Оттуда должна была вылететь стая воробьев в честь Венеры. Наверное, большинство задохнулись от жары. Повару надо было оставить отверстия побольше.
Квинт сбрасывает ноги с ложа и встает.
— Мой многоуважаемый хозяин, я настаиваю, чтобы, пока разносят блюдо, ты усладил свой слух музыкальным выступлением. — Он знаком подзывает одного из своих рабов, и тот с поклоном преподносит ему лиру.
Амара надеется, что яркое освещение не обнаружит всю непритязательность ее инструмента. В этом доме, полном кованого серебра и и чеканного золота, он походит на крестьянскую игрушку.
— Да, спасибо, — благодарит Зоил, оживленно кивая. — С удовольствием.
Амара берет лиру и помогает подняться Дидоне. На мгновение они замирают, черпая силы во взаимной поддержке.
— Сначала споем гимн Сапфо, — негромко говорит Амара подруге. — Пусть нам улыбнется Афродита. Никто из ее почитателей не сравнится с тобой в красоте.
Амара уверенно подходит к ручейку и переступает через него, избегая плавучих масляных ламп. Дидона следует за ней, и вот они уже стоят бок о бок между желобами в центре сборища. На их коже играют отблески огоньков. Теперь Амара радуется, что они сбросили тоги еще на пороге. Их одежд она стыдилась бы гораздо больше, чем своего нагого тела. Она шепотом дает указания Дидоне, и обе с поклоном поворачиваются к хозяину.
Зоил и Фортуната наблюдают за ними со своего ложа. Она понимает, что говорить с ними не подобает ни с грубостью шлюхи, ни со скромностью дочери врача. Жизнь не научила ее подходящему языку, и придется изобрести новый.
— Нас зовут Амара и Дидона. — Ее ясный голос прорезает журчание воды и стоящий гул. — Мы ваши самые благодарные гостьи. Мы здесь, чтобы почтить Венеру Помпейскую. Если бы богиня любви удостоила нас своим появлением здесь, то в саду подобной красоты она бы ощутила себя в олимпийских рощах. — Амара кивает Фортунате, и та отводит глаза. — Как видите, мы смиреннейшие из ее служанок. Но сегодня, во время Виналий, место найдется даже для почитательниц вроде нас.
Амара берет в руки лиру и, стараясь унять дрожь в пальцах, ударяет плектром по струнам.
— Кто способен восславить Афродиту лучше Десятой музы, лесбосской поэтессы? — Она с улыбкой поворачивается к Квинту.
Амара и Дидона запевают песню Сапфо. Они начинают робко, но, поочередно обращая друг к другу куплеты, находят в музыке свою особую радость. Они покачиваются в такт мелодии, подражая движениям друг друга так же, как повторяют друг за другом фразы. С подачи Дидоны девушки поворачиваются то к одному, то к другому гостю, вовлекая их в песню. Полностью завоевать благосклонность слушателей им не удалось — Амара отчаялась расположить к себе Фортунату, — однако многие мужчины явно наслаждаются представлением.
Закончив петь, они кланяются, и Зоил с видимым облегчением хлопает. Возможно, он ожидал чего-то совершенно иного.
— Прелестно, прелестно, — говорит он. — Очень любезно со стороны твоего отца, Квинт.
— Позволь им закончить комической сценкой, — отвечает Квинт. — Так заведено у лучших актрис.
Амара смотрит на Дидону, и та поднимает брови. Разве у них есть выбор? Остается лишь единым духом выдать народный номер Сальвия. Еще одно цветистое воззвание к Венере кажется излишним, поэтому Амара без объяснений начинает наигрывать на лире. Дидона мгновенно затягивает партию пастуха, с преувеличенно отчаянным стоном прижимая руки к груди. Гости неуверенно переглядываются, не зная, как принять эту перемену тона, но Амара обводит всех улыбкой и нагнетает театральность в образе высокомерной возлюбленной. Квинт и Марк встречают каждый припев шумными одобрительными возгласами и, кажется, получают от представления еще больше удовольствия, чем в форуме. Другие присутствующие выглядят не столь довольными. Однако финальная гибель Дидоны все же вызывает несколько смешков, а главное, появление сладких блюд завершает их выступление без вымученных прощаний.
У Амары кружится голова от волнения, возбуждения и голода. Вернувшись к ложу, девушки обнаруживают, что между их спутниками, выпрямив спину, сидит третий мужчина, одетый в темно-синий плащ.
— Это Корнелий, — невнятно представляет его Марк и промахивается, пытаясь хлопнуть друга по спине. Очевидно, вино Зоила ударило ему в голову. — Корнелий! Лев в стаде вольноотпущенников! Он посвящен в нашу маленькую шутку.
Корнелий старше Марка и Квинта, и его приветственный взгляд кажется жестче и искушенней. Усадив Дидону к себе на колени, он знаком повелевает Амаре сесть рядом.
— Вы обе само очарование, — произносит он. — В первой песне я ни намека на подвох не усмотрел. Но последний номер подверг бы испытанию доверчивость любого, кроме Зоила. — К неудовольствию Амары, он со смехом кладет свободную руку высоко ей на бедро. — Побольше движения, парочка более подходящих песен, и вы будете совершенно восхитительны. — Говоря это, он смотрит на Дидону и поглаживает ее руку.
На лице девушки застывает непроницаемое выражение, как всегда, когда ее лапает мужчина. Амаре хочется остановить его, поймать за запястье. Корнелий поворачивается к ней, и она моргает. Он улыбается так, словно видит ее насквозь и забавляется ее гневом.
— Как вы смотрите на то, чтобы спеть на настоящей пирушке?
Глава 15
Тот, кто ложится с собаками, проснется с блохами.
Голова Амары трещит от усталости, ее щеки болят от смеха. Сидеть в «Воробье» в окружении сестер-волчиц, пересказывая друг другу ночные утехи, — ни с чем не сравнимое счастье. Сегодня они побаловали себя необычайно обильной трапезой. Стол заставлен плошками с нутом, рагу из фасоли и оливками.
— Выходит, птицы сварились прямо в пироге?! — визгливо переспрашивает Бероника, кудахтая от смеха. — После стольких хлопот?
— Не так громко, — бормочет Кресса, прикрыв глаза ладонью. Она потягивает вино из маленького бокала, пытаясь побороть похмелье.
— Этому повару не помешало бы поучиться уму-разуму у меня в кухне, — говорит из-за стойки Зоскалес. — Да и вина ему здесь отпустили бы по более разумной цене. Две тысячи сестерциев за кувшин! — недоуменно фыркает он.
— Этот Корнелий… — задерживается у их стола Никандр, — ну, тот, которому понравилось ваше пение… По-вашему, он честный человек?
Амара и Дидона переглядываются.
— Пока рано об этом судить, — отвечает Дидона, подняв на него взгляд. Ее волосы украшает одна из подаренных им накануне роз. Остальные цветы из его гирлянды не пережили ночи, проведенной в ее смятой и отброшенной тоге.
— Да ладно! — говорит Виктория. — Ну а что было потом?
Никандр отходит от стола и возвращается в кухню.
Амара пожимает плечами.
— Ничего особенного. Мне больше понравился сам пир.
Ночь завершилась довольно странно. Все четверо отправились домой к Квинту и скоротали предутренние часы в одной спальне, куда то и дело заглядывали рабы, чтобы наполнить их бокалы. Секс был лишь продолжением общения.
— Хотите сказать, что они заплатили семьдесят денариев, а сами вам даже не присунули? — резким голосом спрашивает Виктория. До сих пор она смеялась над их рассказом вместе со всеми, однако Амаре несложно заметить, как расстроена ее подруга тем, что столь увлекательная ночь прошла без нее. Еще ни одной женщине Феликса не платили за посещение домашнего пира.
— Они были довольно пьяны, — говорит Дидона.
Бероника и Зоскалес смеются.
— Не все можно купить за деньги, — замечает владелец таверны. — Во всяком случае, здравомыслие не купишь.
Виктория брезгливо морщится.
— У твоего не встал, что ли?
Дидона качает головой.
На самом деле Марк с лихвой искупил свое бессилие утром, оказавшись поистине утомительным любовником. Он без конца выклянчивал у нее одобрение, спрашивая, действительно ли она получает удовольствие или, может быть, ей больше понравилось бы сзади. Даже Квинт и тот закатил глаза. Амара приходит к заключению, что Дидона предпочла бы, чтобы Никандр узнал от Зоскалеса менее насыщенную событиями версию истории.
— Твой тоже оказался хиляком? — язвительно спрашивает Виктория, дергая Амару за руку. — Вообще, что ли, ничего не было?
Ее раздражает, что первоочередного внимания удостоилась наименее интересная часть вечера.
— Была парочка минетов, — отвечает она, пожимая плечами. — От нас требовалось проявить себя на пиру, — Амара с улыбкой поворачивается к Дидоне. — До сих пор не верится, что мы исполнили ту питейную песню. Как вспомню их лица, когда ты запела!
— Неужто они заплатили за вас обеих и не пожелали даже поменяться девочками?
Вопрос Виктории прерывается появлением Феликса, который с видом безграничного самодовольства ленивой походочкой вплывает в трактир.
— Как поживают этим утром мои любимые шлюхи? — спрашивает он и, нетерпеливым взмахом руки приказав Крессе подвинуться, втискивается между Амарой и Дидоной. Он целует их одну за другой, сжимая их лица в ладонях. — Ваши мальчики выплатили долг. Утром от них приходил раб с деньгами.
«Да он попросту окрылен!» — изумленно думает Амара. Ей еще ни разу не доводилось видеть его в столь приподнятом настроении.
— Зоскалес! Сегодня девочек буду потчевать я! Принеси-ка нам всем вина. — Он улыбается Беронике, Виктории и поникшей Крессе. — Хоть и не каждая из вас его заработала.
— Бедняжке Дидоне даже потрахаться не перепало, — вздыхает Виктория. — У ее любовничка конец был вялый, как капуста.
— И все-таки они раскошелились! — Феликс смотрит на Дидону с новым уважением. — А ты девочка что надо.
— Дело было не только в сексе, — замечает Амара. — Ты слышал, как мы пели. Они хотели, чтобы их развлекли. Вот за что они платили.
— Да плевать, пусть бы хоть нарядились цыплятами и попросили себя отшлепать, — говорит Феликс, забирая кувшин вина у подошедшего Зоскалеса. — Лишь бы денежки отстегивали.