— Тебе пора возвращаться к работе, — говорит Феликс.
Амара кивает и собирается уйти.
— Не тебе, — останавливает он ее. — Я обращаюсь к тебе. — Он сбрасывает Викторию с колен. Та хватается за стол, лишь чудом не упав на пол. В первое мгновение девушкам кажется, что он шутит, но они быстро осознают, что это не так.
Глядя в лицо Виктории, Амара понимает, что что-то в ее душе сломалось. Виктория не умоляет его сжалиться и даже не прощается. Не взглянув ни на Амару, ни на Феликса, она с сухими глазами покидает комнату.
После ее ухода Амара и Феликс встречаются взглядами.
— Мне тебя не хватало, — говорит он. Амара теряет дар речи, впервые почувствовав, что он сам не знает, что хочет сказать. Он указывает на груду табличек, сваленных на ее старом столе. — Кто еще будет вести мои счета?
Она садится и без единого слова открывает первую табличку.
Наступил канун Сатурналий, а Руфус так и не сказал Амаре, когда ее купит. Она настолько обессилена ожиданием и тревогами, что в следующую встречу готова униженно броситься перед ним на колени. Ради того чтобы вырваться из лап Феликса, она согласна на все, даже прожить всю жизнь под одной крышей с Гортензием.
Амара выпивает в «Воробье» с подругами, живо обсуждающими, какие подарки они могут себе позволить. Город бурлит, улицы кишат торговцами, пытающимися сбыть с рук еще хоть несколько безделок до начала праздника.
— Не терпится посмотреть, что купил мне Галлий! — говорит изрядно перебравшая вина Бероника, смачно поцеловав Дидону в щеку. — Только представьте! Целых три дня вдвоем!
— Еще одна ночь, и мы сможем отдохнуть от клиентов, — со вздохом говорит Дидона. — Надо бы купить что-нибудь Британнике.
— Она делать ничего, — фыркает Ипстилла.
— Это не соответствует праздничному настроению, — нахмурившись, возражает Бероника. — Я не против скинуться. Вот только не знаю, что может ей понравиться.
«Вероятно, нож», — думает Амара, но оставляет свои соображения при себе.
— А мне что преподнесете, девочки? — осведомляется из-за стойки Зоскалес. Он пребывает в отличном расположении духа, очевидно, не меньше них предвкушая отдых от посетителей.
— Если повезет, получишь поцелуй! — громогласно заявляет Бероника. — Может быть, тебе что-то подарит Феликс, — великодушно говорит она Виктории, заметив, что та не смеется.
Хотя весь год Виктория безжалостно дразнила ее из-за Галлия, Бероника отнеслась к любовному разочарованию подруги с глубочайшим сочувствием. «Представляешь, она-то решила, что этот подлец на ней женится, а он возьми да выстави ее вон! Каков мерзавец!» — сказала она Амаре, после того как Виктория вернулась в лупанарий.
— Он всегда дарит каждой из нас по денарию, — отвечает Виктория. — Да мне уже все равно. Пошел он.
— Как бы нам все это устроить? — спрашивает Амара Беронику. — Британника и Виктория, давайте мы с Дидоной купим подарки для вас, а вы с Викторией купите подарки для меня и Дидоны. — Она поворачивается к испанкам. — Хотите выбрать подарки друг для друга или получить от нас сюрпризы?
— Мы сами выбрать, — решительно говорит Телетуза, брезгливо покосившись на дешевые деревянные бусы Амары, преподнесенные ей Руфусом. У нее явно не вызывают доверия вкусы остальных девушек.
— Тратимся не больше, чем по пять ассов, — говорит Бероника. — Давайте не пускаться во все тяжкие. А потом разделим расходы поровну.
Неторопливо допив вино, они отправляются за покупками. Амара и Дидона направляются к форуму.
— В самом деле, что подарить Британнике? — спрашивает Дидона. — Ни бусы, ни другие украшения ей не понравятся.
— У меня есть предложение, — отвечает Амара. — Тут один лоточник продавал амулеты с кровью гладиаторов. Они придают решимости своим владельцам.
Найти лоточника оказывается не так-то просто; должно быть, с тех пор как Амара видела его в последний раз, он стал торговать в другом месте. На площади царит невообразимое столпотворение. Люди теснятся у лотков, громко торгуясь за лучшую цену. Похоже, что большинство горожан до последнего откладывали покупку подарков. Наконец Амара замечает торговца, на лотке которого разложены амулеты с кровью павших гладиаторов. Цены разнятся в зависимости от известности бойцов. Как бы Амара ни старалась торговаться, девушкам хватает лишь на талисман с кровью безвестного гладиатора, убитого при первом же выходе на арену. Кожаный амулет с нацарапанным на нем неумелым рисунком меча совсем не похож на украшение, но Амара подозревает, что именно такой сувенир и понравится Британнике.
После долгих поисков лоточника возбуждение, вызванное походом за покупками, сменяется усталостью, зато выбрать подарки для остальных девушек — дешевую заколку для Виктории и браслет на щиколотку для Бероники — оказывается гораздо проще.
— Я так счастлива, что Руфус тебя покупает, — говорит Дидона по пути домой. — Но я буду ужасно по тебе скучать.
— Я уже ни в чем не уверена, — отвечает Амара. — Он так и не назвал мне день. Если он действительно собирается меня купить, то непонятно, почему он до сих пор этого не сделал.
— Наверное, он хочет приурочить свой широкий жест к празднику, — предполагает Дидона, взяв ее за руку. — Это очень на него похоже.
Дидона со свойственной ей добротой пытается приободрить ее, но Амара видит, что ее подруга расстроена. Она укоряет себя за черствость; в последние несколько дней ей стоило проявить большее внимание к чувствам Дидоны, ведь на месте подруги она пришла бы в отчаяние.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя вытащить, — говорит она. — Обещаю. Я люблю тебя. Ты для меня все.
— Я тоже тебя люблю, — со слезами на глазах отвечает Дидона.
Дидона — единственная, кому Амара рассказала о своих планах, но даже ей неизвестно, где находится ее новый дом. Раньше Амара беспокоилась, что за ними проследят, но теперь понимает, что Дидона не сможет ни отыскать ее, ни передать ей письмо.
— Хочешь знать, где он? Я имею в виду дом, — спрашивает она, понизив голос, хотя их некому подслушать. — Тогда, если Руфус сдержит слово, ты сможешь меня навещать.
Дидона кивает, и Амара ведет ее за собой через весь город, вспоминая, как Филос впервые привел ее в этот дом. Она никогда еще не шла этой дорогой при свете дня. Даже в канун Сатурналий здесь относительно тихо, не то что на шумном перекрестке, где находится «Волчье логово». При мысли об освобождении Амару охватывает радостное волнение, и, когда они останавливаются перед высоким зданием с золотой дверью, она уже верит, что ее жизнь, несмотря ни на что, еще может стать счастливой. Она стучит в деревянную дверь, не ожидая ответа, но ей открывает удивленный Филос.
— Входите же! — восклицает он, торопливо пропуская девушек внутрь и закрывая за ними дверь. — Что-то случилось? Вы в порядке?
— Я хотела, чтобы Дидона знала, где меня найти, — говорит Амара. — Если, конечно, Руфус и правда собирается меня здесь поселить.
Филос указывает им на атриум за своей спиной. Виталио, шатаясь, тащит мимо стол.
— Думаю, вы сами видите, чем он занят. Он тебе ничего не сказал?
Амара качает головой.
— Я не смела рассчитывать…
— Тебе не о чем беспокоиться, — отвечает Филос. — Он твердо намерен тебя купить. Не тревожься понапрасну.
— Я же говорила, что тебе не о чем волноваться, — с улыбкой обращается к ней Дидона. — Какой красивый дом!
Освободившийся от своей ноши Виталио снова проходит через атриум, бросив неприязненный взгляд на Амару.
— Посмотрим, долго ли протянет эта блудница, — во всеуслышание говорит он, топая вверх по лестнице.
Амара изумленно глядит ему вслед.
— О чем это он?
— Ни о чем. Ты же знаешь Виталио, он вечно не в духе, — со смущенным видом улыбается Филос, но все понимают, что поведение Виталио слишком вызывающе, чтобы объясняться дурным характером.
— Нет, — обеспокоенно возражает Амара. — Он сказал это не просто так. Что он имел в виду? Пожалуйста, скажи мне. Прошу тебя.
Филос отводит глаза.
— Какое-то время Руфус был расположен к его дочери.
— К дочери Виталио?.. Она их домашняя рабыня? — Дидона берет Амару за руку, чтобы увести ее и успокоить, но та отмахивается. — Скажи мне. — Она повелительно смотрит на Филоса, и грусть в его серых глазах наполняет ее страхом.
— Ты несколько раз ее встречала, — говорит он. — Это Фаустилла, служанка.
Амара не сразу понимает, о ком он. Единственная служанка, которую она помнит, — это застенчивое юное создание, ни разу не вымолвившее ни слова.
— Нет, это не может быть та девушка, которую я видела, она слишком молода, — говорит она. — Руфус никогда не обращал на нее никакого внимания. Несколько раз она даже находилась в комнате, когда… — Амара потрясенно прикрывает рот ладонью. Дидона обнимает ее за плечи, и на сей раз она ее не отталкивает.
— Руфус ничем не отличается от любого другого юноши своего класса, — говорит Филос, вступаясь за хозяина. — Сама знаешь, все они спят со своими рабынями. Произошедшее между ними никогда не влияло на его чувства к тебе.
— Я расстроена не из-за этого! — возражает Амара, но это неправда; она верила, что Руфус не таков, как остальные. Она вспоминает его обезоруживающую улыбку, обманчиво искренние любовные признания. — Мне горько за девушку, — говорит она. — Неудивительно, что Виталио меня ненавидит. Его дочери приходится прислуживать женщине, занявшей ее место. Она любила его? — Филос не отвечает, но в ответе и нет необходимости. — Ну конечно, любила! Должно быть, она считала его добрейшим мужчиной на свете. — Амара думает о том, как расчетливо и жестоко Феликс обходится с Викторией. Но Руфус относится к Фаустилле с не меньшей, путь даже и ненамеренной, жестокостью. — Надеюсь, между ними все кончилось до того, как Руфус познакомился со мной?
— Амара, — понизив голос, говорит Филос, — помни, что тебе придется жить с моими ответами. Как и мне самому.
— Он по-прежнему с ней спит, — осознаёт она. — Разумеется. Наверное, ты считаешь меня идиоткой.