Солнце отыскал в полумраке Сашу, ухватил ее за руку и поволок за собой через клумбы в сторону города.
— Стой! — на бегу окликнула его девушка.
— Что? — остановился он.
— Я тебя люблю, — все еще задыхаясь, призналась она.
— Да? — отчего то уточнил Солнце.
— Да, — кивнула Саша и спросила: — Это плохо?
— Я не смогу с тобой остаться, — сказал молодой человек.
— Я знаю, — кивнула она и добавила: — Я все равно тебя люблю.
Солнце помолчал, глядя перед собой в землю, наконец, поднял на Сашу глаза, протянул руку и предложил:
— Тогда пойдем. Я тебе покажу дом, хотя этого делать нельзя.
— Это нарушение инопланетного устава? — предположила Саша.
— Что-то вроде этого, — усмехнулся он и крепко пожал ее руку.
— Я ни кому не скажу, — пообещала она.
Они обошли стороной парк, спустились по склону к морю, перелезли через решетку, миновали заброшенную пристань и старые гаражи вокруг нее, пока, наконец, не вышли к стоящему в глубине пустыря домику.
— Проходи, — Солнце распахнул перед девушкой дверь и пропустил вперед.
— Это и есть тот самый дом? — спросила она.
— Да, — вздохнул молодой человек: — Это и есть дом восходящего солнца. Из дверей виден восход, из окон закат.
— Класс, — вздохнула Саша: — А навсегда здесь нельзя остаться?
— Нельзя, — покачал головой Солнце: — Это именно то время. Иначе восход будет там, — и он показал рукой на правую стену: — А закат там, — и он ткнул в левую стену.
— Да, — огорченно согласилась она, но тут же уточнила: — Сейчас ведь то время?
— Сейчас то, — кивнул молодой человек и поцеловал ее.
Мир вокруг закружился подобно водовороту в глазах Саши: Глаза Солнца, луч маяка за окном, фотографии каких то людей на стенах, бронзовые купидоны на спинках кровати и обрывки знакомого сна с сидящим на берегу человеком. Это был Солнце, только старше, гораздо старше.
Ребята знали, что иногда слова только мешают. Все и так ясно. Они просто играли и этого было более чем достаточно.
Саша не помнила толком, как прошла ночь, как они вышли из дома и опомнилась только на пляже. Посмотрела на идущего рядом молодого человека, заметила вопрос в его взгляде и подтвердила:
— Я ни когда, ни кому не скажу про дом.
— Спасибо, — поблагодарил он.
На пляже они застали всех остальных. Система сидела у мерцающего костра и смотрела на рассвет, но что самое удивительное: на пышной груди Герды дремал дембель.
— Жениться хотел. Обещал хиппи стать, — сообщила она подошедшим.
— На один рот больше, — заметил сонный Малой и добавил, покосившись на дембеля: — А рот у него большой.
— Пойдем, что ли? — предложил Хуан. Солнце кивнул, и друзья, предварительно растолкав демобилизованного спутника, встали, завалили галькой костер и двинулись прочь. Дембель на мягких ногах еще постоял, осоловело глядя им вслед, пока наконец огорченно не плюнул и не побрел к городу, оставив китель в позументах лежать на камнях.
Дом бабы Оли их встретил яростным лаем Пацифика.
— Значит все хорошо, — постановил Скелет: — Он по-прежнему нас не любит.
— Устрой Сашу, — попросил у Герды Солнце.
— А ты уходишь? — осторожно спросила у него Саша.
— Я должен, — развел руками он.
— Я понимаю, — обреченно вздохнула девушка и поплелась за подругой.
Проснулась она уже ближе к обеду. Вышла во двор и нехотя умылась из жестяного рукомойника, подвешенного на столбе у колодца.
— Эй, — кто-то окликнул ее. Саша обернулась на голос и заметила Скелета с загадочным лицом, выглядывающего из-за двери веранды.
— Иди сюда скорей, — позвал худосочный приятель. Девушка откликнулась на призыв и подошла к нему. — Лукай, — Скелет показал ей красочный конверт из под пластинки и восторженно сообщил: — Пинкфлойд. Пойдем, послушаем.
Саша нейтрально пожала плечами и проследовала за ним к уже разложенному на полу у кровати проигрывателя Юность. Скелет, победного поглядывая на нее, водрузил иглу на черный, виниловый диск и, в ожидании первого звука, блаженно зажмурился.
— Ромашки спрятались, поникли лютики… — всхлипнул динамик. Скелета словно ушатом холодной воды окатили, лицо его исказила злобная гримаса и с воем: — Малой! Гад! Как газету..! Убью!
Саша засмеялась, выключила проигрыватель и посмотрела в окно. Там по двору вокруг колодца за вертлявым Малым носился разъяренный Скелет, а у ворот с Корейцем о чем то серьезно беседовал Солнце. Молодой человек заметил девушку и жестом подозвал к себе. Саша послушно подошла.
— Сходим, тут неподалеку, в пансионат? — спросил он.
— Я есть хочу, — призналась девушка.
— По дороге поедим, — успокоил Солнце.
— А ты не спал, что ли? — спросила она.
— Почему? Спал, — ответил молодой человек.
— В доме? — шепотом предположила Саша. Солнце приложил палец к ее губам и заговорчески подмигнул.
Скользил под массивными колесами белесый серпантин дороги, петляющей между обветренными скалами, кое-где поросшими колючим кустарником. Уже где-то впереди пламенел закатным пурпуром горизонт. Флегматичный, пожилой водитель лениво ворочал рулем, время от времени сухо покашливая и трогая себя пальцами за кончик носа. Саша и Солнце грызли плавленые сырки и запивали их молоком из пакета. Девушка еще попутно разглядывала разноцветные немецкие наклейки с полногрудыми красотками, в обилии развешенные по всей кабине.
— Вот вы говорите... — ни с того, ни с чего начал шофер.
— Ни в коем случае, — перебил его Солнце.
— Что ни в коем случае? — удивился водитель.
— А что говорю? — ответил вопросом на вопрос молодой человек. Однако шофер не стал вникать в нюансы сатирических интонаций собеседника, а взял быка за рога, и невозмутимо продолжил:
— Мол, сфинксы! Сфинксы!
— Какие сфинксы? — на этот раз изумилась Саша.
— Египетские, — терпеливо сообщил водитель, гордо при этом приосанившись: — Видал я ваши сфинксы. В Египте. На Суэцком канале. Кстати, — он протянул Солнцу руку: — Березкин. Троеборец.
Молодой человек машинально пожал ему ладонь. Удовлетворившись приветствием, Березкин продолжил свое неожиданное повествование: — И в Берлине стенку для защиты от капитализма ставили. Ну и конечно выпивали. Кирпич за кирпичиком, полтинник за полтинничком, — заметив, что девушка недоуменно покосилась в его сторону, оговорился: — Но редко, редко. Больше чай. Я, собственно, отметить — непьющ. Так Анатолий Иванович упрекает: «Мол, не пылает твое сердце Березкин, любовью огненной, ностальгического свойства, по матери, нашей матери. Родины матери родной». На что я ему соболезную: «Считаю, что моей матери, матери родине, лишний глоток этой отравы, употребленный мною в суе, подобно серпу по мудям». Ни при детях конечно...
— Мы приехали, — показал куда — то вперед Солнце.
— Ить, — почему-то обиделся Березкин и нажал на тормоз.
Через пять минут молодые люди вышли к литым чугунным воротам пансионата, обильно увитым плющём. Из домика им навстречу вышел пожилой сторож в тренировочных, выцветших от времени штанах и оливкового цвета сандалиях на голую ногу, седую голову привратника венчало соломенное сомбреро.
— Можно позвонить? — спросил у него Солнце. Сторож придирчиво осмотрел молодого человека с ног до головы и пропустил его внутрь домика. Вскоре они вышли вдвоем на улицу. Сторож направился к воротам, а Солнце взял Сашу за руку и попросил: — Только ничего не говори. Хорошо?
— Ты же знаешь, что я отвечу, — улыбнулась она. Сторож пропустил их в парк, окружающий со всех сторон здание пансионата. На аллеях уже тускло мерцали матовые колпаки фонарей, отбивая световое пространство у догорающего солнца. Откуда-то звучала музыка. Молодой человек на мгновение остановился, ориентируясь на местности. В конце концов решился и повел Сашу напрямик, по траве, в сторону музыки. Прошагав с полкилометра, они вышли к набережной. Справа от пирса светились, увитые гирляндами зонтики открытого кафе. Народу практически не было, разве что пожилая парочка за одним из столиков и скучающий бармен за стойкой.
— Тихо! — еще раз предупредил спутницу Солнце, внимательно из-за дерева наблюдая за парочкой. Саше ничего не оставалось, как тоже изучать беседующих. Высокий, сухопарый мужчина что-то торопливо, но с достоинством втолковывал сидящей напротив него женщине. Та невнимательно слушала его, то и дело поглядывая на море. Наконец она встала, прервав на полуслове своего собеседника, что-то тихо сказала и, не оглядываясь, пошла по набережной прочь.
— Это все бесконечно! — крикнул ей вслед мужчина. Но та продолжала удаляться, словно эти слова ее не касались. Мужчина посидел какое-то время один, потом расплатился с барменом, дружески хлопнул его по плечу и двинулся к зданию пансионата.
— Некоторые женщины меня восхищают, — вполголоса сказал Солнце, тронул Сашу за локоть и шагнул вслед за мужчиной. Тот не торопясь, обошел черную волгу у парадного и скрылся в холле. Молодые люди последовали за ним, но дорогу им преградила администратор — пышная женщина бальзаковского возраста с волевым лицом. У нее за спиной оглушительно ревела радиоточка голосом Аллы Пугачевой.
— К кому это? — зловеще поинтересовалась она.
— В 47, — членораздельно ответил Солнце.
— Минуточку, — смущенная нахальным поведением пришельца, администраторша взялась за телефонную трубку и переспросила: — Так куда?
— В 47, — безучастно повторил молодой человек. Женщина набрала номер и ласково дохнула в трубку: — Иван Иванович, тут вас молодые люди спрашивают. Нет, не офицеры. С длинными волосами, в джинсах. Ах, вот оно что! Ну конечно, конечно! Может быть кофейку? Ну конечно. Мерси. Она бережно опустила трубку на аппарат и повернулась к гостям: — Второй этаж. Он ждет вас. — После чего со следами внутреннего опустошения села за стол. Ребята прошли мимо страдающей приступом ипохондрии администраторшу и поднялись по лестнице на второй этаж.
У двери под сорок седьмым номером Солнце остановился и особенным способом постучался: два длинных, четыре коротких и снова длинный.