Я тоже встал, а перед тем, как мы продолжили путь, украдкой взглянул на горноносого старикашку. К тому времени его привычки были мне известны, а именно траектория и скорость движения по орбите, и я знал, что каждые сутки он встает и заходит в одно и то же время, не претерпевая никаких фазовых изменений. На сей раз взгляд бога мне не понравился. Кстати, было что-то в этой хмурой физиономии знакомое. Где-то я ее видел… Конечно же! Вылитый Яхве с потолка Сикстинской капеллы.
Деревня появилась внезапно. Она располагалась на берегу небольшого озера. В ней было тысячи три домиков, разделенных улицами и переулками, достаточно широкими, чтобы на них могли разъехаться телеги средних размеров. Если не считать полудюжины крупных, похожих на фабрики построек на просторной опушке у окраины поселения, то все дома выглядели одинаково. Поэтому будет достаточно описания дома, в который меня привела девушка: первый этаж, примерно десять на десять метров, был обшит тяжелыми досками. Его фасад отличался от остальных трех сторон парой квадратных окон и плотной прямоугольной дверью. От улицы дом отделял небольшой участок земли. Второй этаж представлял собой голые, не покрытые гонтом, стропила и обрешетку: несколько крутых двускатных пиков. Однако, внимательно присмотревшись, я различил, что кровля — стеклянная и сквозь нее видна просторная комната. Стены и потолок в ней заменял один большой световой люк. Вдоль дальней стены тянулась, проходя прозрачную крышу, каменная печная труба, а над ней курилась тонкая струйка дыма.
Открыв дверь, девушка вошла в дом. Как и второй этаж, первый состоял всего из одной комнаты — довольно, впрочем, удобной. Она служила сразу и гостиной, и столовой, и кухней. Кухонная зона размещалась у дальней стены и была оборудована большим каменным очагом, где на дровах вяло горел огонь. Рядом с очагом вдоль стены поднималась лестница и через люк уходила на второй этаж. Обеденная зона состояла из круглого деревянного стола, деревянных стульев да угловатого шкафа, заменявшего одновременно и буфет, и сервант. Гостиная казалась столь же удобной, как и зал ожидания в космопорту третьего класса: длинная деревянная лавка, деревянное кресло и деревянный столик, на котором помещался единственный источник света в комнате — примитивная керосиновая лампа со стеклянным колпаком. У столика имелся нижний уровень — полочка, присобаченная к ножкам в метре над голым деревянным полом — и на нем лежала толстая книга в черном кожаном переплете. Что это за книга и о ком, точнее, о чем, мне объяснять не пришлось.
На кухне женщина в чепце-маске и платье-вигваме помешивала что-то в бокастом чугунном котле. В гостиной сидел мужчина в черных облегающих брюках и черном же сюртуке. Положив на колени гроссбух, он делал пометки.
Когда мы вошли, оба уставились на нас. А стоило девушке произнести несколько слов, как мужчина с женщиной бросились ко мне. Мужчина, высокий, худой и бородатый, примерно вдвое старше меня (мне тогда было двадцать девять), выглядел так, словно утратил последнего друга. Женщина, несколько моложе его и почти такая же худая, тоже выглядела так, словно утратила последнего друга. Взглянув на девушку, я только сейчас заметил в ее глазах меланхоличное выражение и понял: да ведь она тоже выглядит так, словно утратила последнего друга. И чего мне на горе не сиделось?
Мужчина жестами пригласил мне прилечь на лавку, а сам выбежал из дому. Пока он отсутствовал, девушка извлекла из недр платья-вигвама корзинку зелени — теперь ясно, зачем она уходила из деревни, — и поставила на виду на буфет-сервант. Затем преснула немного содержимого котла в плошку и, подойдя ко мне, собралась кормить с ложечки. Тогда я немного пристыженно сел и, забрав у нее плошку и ложку, принялся кормить себя сам. Вкус у еды был постный, однако после четырех дней на флотском пайке он показался мне почти изысканным. Я съел все до капли. К тому времени вернулся хозяин дома в компании другого мужчины, тоже высокого, худого и бородатого, одетого в те же облегающие черные штаны и сюртук до колен. На плече у него висела кожаная сумка, в каких американские первопоселенцы носили рожок с порохом. Но в сумке оказался вовсе не рожок с порохом, там были сушеные корешки. Мужчина передал их хозяйке дома, она сложила все это дело в другой котелок, поменьше, залила водой и поставила на огонь. Если я не ошибся, то мне готовились дать порцию местного весеннего тонизирующего напитка, повышающего уровень железа в крови.
Волей-неволей я задумался: какого уровня тут медицина и практикуется ли кровопускание? Похоже, нет. Опустившись в предоставленное хозяином кресло, второй бородач ограничился тем, что ощупал мой лоб, заглянул в каждый глаз, а потом, прищурившись, в уши. После этого надел сумку обратно на плечо, сказал несколько слов и был таков. С несказанным облегчением я улегся обратно на лавку.
Накрыли на стол, и семейство: муж, жена и дочь (если я правильно понял их родство), сели ужинать. То есть сели они не только для еды, хотя трапезе и отводилась некоторая роль; сев за стол, они стали молиться. Муж выступил за главного, и речь его заняла чуть ли не полчаса, и все это время обе женщины неотрывно смотрели в круглую столешницу. Тогда я еще не знал, что круглая столешница символизирует лик луны, зато понял, что молитва обращена к божеству, которое воплощает эта самая луна. Лица у хозяев были такие, будто остывающее рагу могло загадочным образом исчезнуть прежде, чем они сумеют взяться за ложки. А судя по тому, как они быстро проглотили ужин, страх этот сохранился и по окончанию молитвы.
После ужина хозяйка убрала со стола и занялась мытьем посуды. Хозяин вернулся в гостиную к своему гроссбуху, а дочь озаботилась помешиванием варева во втором котелке. Через некоторое время она налила немного зелья в чашку, поднесла мне и показала, что это мне нужно выпить. Я неохотно выпил. Отвар по вкусу напоминал смесь вареной росички и коры пекана.
Далее на повестке дня был сон. Девушка взяла вторую керосиновую лампу, зажгла ее и повела меня на второй этаж. И это обстановку внизу я считал безумной! Комната на втором этаже напоминала парник. Да, цветов и овощей тут не было, но не было и мебели. Я разглядел три матраса и большой деревянный ящик. Из него, правда, девушка достала четвертый матрас и расстелила его у основания одной из прозрачных стен; затем все из того же ящика извлекла два одеяла и подушку, которая, как мне показалось, была набита стержнями от кукурузных початков, и вручила все это мне.
Оказалось, что мне не казалось, и подушка правда была набита стержнями от кукурузных початков. Как и матрас. Впрочем, я настолько устал, что уснул бы на чем угодно, и, когда девушка ушла вниз, прикрыв за собой люк, я блаженно растянулся и укрылся одним из одеял по самый подбородок. Глянул вверх и увидел смотрящего на меня старика-горноноса. К тому времени он успел высоко взобраться на небосклон, что, впрочем, ни капельки не смягчило его сурового вида. Смотрел он на меня все так же мерзко, как и прежде. Боженьки, подумалось мне. Да он же видит, что творится под крышами в этом городишке! Неужели поэтому тут все кровли и стены вторых этажей прозрачные?
Я в голос рассмеялся:
— Да ты и впрямь запугал этих бедных овечек до беспамятства, а, старичок? Меня не напугаешь — нисколечко, — так что глазей сколько влезет, и черт с тобой!
Я закрыл глаза, а когда открыл, то увидел, что старик исчез, а в небо поднимается его дед, солнце.
Задание «восстановить мою память» хозяин поручил дочери. Так я оказался в еще более комфортных условиях для изучения местного языка и не только. Как видите, небольшая скрытность порой приносит неплохие дивиденды. Да, я мог бы захватить деревню, паля направо и налево из ионного пистолета, и провозгласить себя Вождем по праву технического превосходства, и, может даже, добился бы успеха. Но предполагаемые подданные никогда не приняли бы меня, а что еще важнее, я не понимал бы их по-настоящему. Единственный способ познать расу — выяснить, что заставляет функционировать их культуру, а единственный способ выяснить, какова движущая сила культуры, — познать ее изнутри. Незнакомцу люди никогда не выдадут свои сокровенные тайны, сколько ты их ни впечатляй. В моем же случае я притворился членом изучаемой расы, и этот непреодолимый барьер исчез, и для меня не осталось тайн по той простой причине, что мне ничего как бы и не раскрывали. Я хотел узнать как можно больше, ведь нельзя действовать внутри данной культуры в полную силу — и неважно, насколько ты ее превосходишь, — если ты не понял культуру от и до. И наоборот, когда изучишь культуру досконально, то сможешь действовать, оставаясь в ее рамках, и добиться чего пожелаешь.
Первым делом я выяснил, что мою купальщицу зовут Угла Фирреннха. Впрочем, именовать ее подобным нелепым звукосочетанием я не собирался. На наш язык имя Угла переводится примерно как «непорочность», а фамилия Фирреннха — «кузнечное дело». Получалось «Непорочность Смит». Не собирался я называть настоящими именами и прочих обитателей планеты Икс-4, как и использовать местные топонимы. Думаете, я позволяю себе неуместную вольность? А вот вам три топонима, взятых наугад: Тити-тикноттофунгилилибус-Ренла, Седисфоппентоттен-Харгг и Фреддираппропполандис. Сравните их с нашими эквивалентами: мыс Небесный, озеро Синее и Чистота.
Чистотой — выяснил я вторым делом — называлась деревня, где жила Непорочность. Это был один из четырех крупных городков на внутренней территории Совершенства, материка (для местных — «мира»). Остальные три городка носили названия: Праведность, Искренность и Вознесение. Кроме поселений в глубине континента, имелись шесть крупных поселка на побережье: Правда, Благоразумие, Прямой-И-Узкий-Путь, Осмотрительность, Добродетель и Смиренность. Континентальные города служили центрами фермерского хозяйства, лесозаготовительной промышленности и шахтерства, а прибрежные — рыболовной промышленности.
Год на Икс-4 состоял примерно из трехсот двадцати дней. Денежным стандартом на Совершенстве служила платина. Отца Непорочности звали Возвысься, а мать — Старательность. Возвысься руководил кузней на окраине городка, а в дополнение к основному занятию был — как и прочие женатые мужчины — еще кем-то вроде патриарха, в обязанности которого входило учить, проповедовать и в редких случаях даже отправлять правосудие. Большую часть времени его власть не выходила за пределы стен собственного дома, однако патриархи отвечали за моральный и интеллектуальный уровень Чистоты. Возвысься вместе с остальными помогал в делах семьям, оставшимся без