– Что ты думаешь об этом синте? – спросила Брайс, наполняя кормом миску Сиринкса.
– Как ты и говорила, вещество могло попасть на одежду Даники во время ее дежурства в корпорации Реднера, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Терциан-младший мог принять этот наркотик, что называется, для «расслабухи». Остается узнать, будет ли оно обнаружено на одежде других жертв.
– Я хочу побольше узнать о самом веществе.
Брайс потянулась за телефоном и набрала номер.
– Может, не стоит спешить…
– Я слушаю, – раздался в динамике голос Рунна.
– Я звоню насчет лекарственного препарата, о котором тебе рассказала медведьма. Что тебе известно о нем?
– Пару дней назад она прислала результаты исследований. Очень многое корпорация Реднера скрывает под видом коммерческой тайны, но кое-что я все же узнал. А почему ты спрашиваешь?
С места, где стояла Брайс, была видна открытая дверь комнаты Ханта и фотография на комоде: она и Даника.
– На одежде Даники обнаружили следы вещества, называемого синтом. Это сравнительно новое синтетическое лекарственное средство. Не исключено, что оно попало на подпольный рынок наркотиков, где его употребляют в повышенной концентрации. Вот я и думаю, не о том ли веществе речь.
– Да. Это исследования по синту. – В динамике слышался шелест страниц. – Оно способно давать удивительные результаты. Здесь приводится список ингредиентов… опять-таки многие корпорация Реднера засекретила, но…
Молчание Рунна напоминало бомбу, которая вот-вот взорвется.
– Но что? – спросил в телефон Хант, наклонившись к Брайс и слыша, как колотится ее сердце.
– В числе ингредиентов упомянута обсидиановая соль.
– Обсидиан… – Брайс подмигнула Ханту. – Мог ли синт применяться для вызова демона? Если кому-то для этого не хватает своей силы, могла ли обсидиановая соль в синте облегчить вызов демонов, вроде кристаллоса?
– Пока не уверен, – ответил Рунн. – Если честно, я еще не вчитывался в ее материалы. Теперь прочту внимательно и сообщу тебе.
– Договорились. – Брайс выдохнула и вновь начала мерить шагами кухню. – Спасибо, Рунн.
Рунн снова сделал паузу, но она ощущалась по-иному.
– Всегда рад помочь, Брайс, – ответил он и отключился.
– Нужно выяснить, кто торгует синтом, – сразу же сказала Брайс, останавливаясь возле Ханта. – Максимус мог это знать, но у него уже не спросишь. Нам нужно снова побывать на Мясном Рынке.
Если где и можно было найти новый и опасный наркотик, так это в подземельях тамошней клоаки.
– Нам нужно действовать осторожно, – напомнил Хант.
– А я хочу поскорее получить ответы, – сказала Брайс, направившись в прихожую.
– Завтра пойдем, – возразил Хант, преграждая ей путь. Брайс удивленно открыла рот, но ангел был непреклонен. – Сегодня отдыхаем.
– Это не…
– Нет, Брайс, это может обождать. А сегодня мы поговорим с твоими родителями. Я приоденусь, облачусь в доспехи. А завтра мы отправимся на Мясной Рынок и порасспрашиваем.
Вопреки данному себе обещанию, он схватил ее за руку и провел пальцем по тыльной стороне ладони:
– Брайс, родители по тебе соскучились. Пообщайся с ними. Это ведь так здорово, что они живы. Не лишай себя удовольствия. Дорожи каждой минутой. Мясной Рынок обождет.
Чувствовалось, его слова не убедили Брайс и она все равно хотела отправиться на охоту за синтом. Тогда он сказал:
– Жаль, что я лишен такой роскоши.
Брайс посмотрела на свою руку в его руке. Эта секунда показалась ей вечностью.
– Что произошло с твоими родителями?
– Мать никогда не рассказывала мне об отце. Я так и не знаю, кто он, – преодолевая спазм в горле, начал Хант. – А она… Она была ангелицей из низших слоев. Убирала виллы богатых и могущественных ангелов, поскольку они не доверяли уборку людям и ванирам других пород.
Перед глазами всплыло милое, кроткое лицо матери. Ханту сдавило грудь. Он вспомнил ее нежную улыбку и темные, чуть раскосые глаза. Хотя прошло больше двухсот лет, он и сейчас слышал ее колыбельные.
– Она работала без устали и никогда не жаловалась. Любое слово недовольства – и ее погнали бы с работы, а ей надо было меня поднимать. Когда я вырос и стал пехотинцем, я посылал ей практически все свое жалованье, но она откладывала эти деньги, отказываясь тратить. Уж не знаю, как об этом стало известно каким-то алчным тварям. Они решили, будто ее жилище ломится от денег, и ночью проникли туда. Убили мать и забрали добычу. Все пятьсот серебряных марок, скопленные ею за долгие годы, и пятьдесят золотых марок, которые я прислал ей за пять лет службы.
– Хант, я тебе очень сочувствую.
– И никто из могущественных, высокопоставленных ангелов, у которых работала моя мать, и не подумал расследовать ее убийство и искать виновных. Меня не отпустили на похороны. Для них она была никем и ничем. Но для меня… она была всем… Вскоре после ее смерти я совершил Нырок и примкнул к мятежу Шахары. И в тот день я сражался на горе Хермон ради моей матери. В память о ней.
Шахара умело превратила его память о матери в оружие.
– Судя по твоим словам, она была удивительной женщиной, – сказала Брайс, сжимая его пальцы.
– Да, – коротко ответил Хант, отводя руку.
Но Брайс продолжала улыбаться:
– Твоя взяла. Я устрою видеобеседу с родителями. А в легионеров мы поиграем завтра.
Ханту до боли сдавило грудь.
Накануне видеовстречи Брайс затеяла обширную уборку квартиры. Хант предложил облегчить ей задачу, вызвавшись слетать в аптеку за заклинанием, которое мигом наводило блеск и чистоту. Брайс наотрез отказалась. Ее мать была такой поборницей чистоты, что сразу улавливала разницу между туалетом, отчищенным магией, и туалетом, оттертым руками. Даже на видео.
– Брайс, я по запаху чистящего средства могу определить, насколько ты постаралась, – произнесла Брайс, подражая ровному, безапелляционному голосу матери.
Она не стала говорить, что робкие особы нервничали, услышав материнский голос.
На протяжении всей уборки Брайс без устали щелкала камерой его телефона, запечатлевая Ханта, усердно трущего плитки, и Сиринкса, раздирающего туалетную бумагу на ковре, который они только что пропылесосили. Были и парные снимки, когда Хант усердно драил свой унитаз, а она стояла за спиной.
Когда Хант забрал у нее телефон, оказалось, что она снова переменила свое имя и теперь называлась «Брайс круче меня».
Хант улыбался, шутил, но в мыслях по-прежнему звучали угрозы Микая: «Найди, кто стоит за этим… Извольте довести работу до конца… Не заставляй меня передумать… прежде чем я отстраню тебя от расследования… прежде чем я перепродам тебя Сандриеле… прежде чем я заставлю тебя и Брайс Куинлан пожалеть об этом».
Когда он закончит расследование, кончится ли все остальное? Останутся еще десять жертв, расправу с которыми Микай может растянуть на годы. Ему придется возвращаться в Комитиум. В 33-й легион.
Пока убирали квартиру, Хант все время наблюдал за Брайс. Вопреки обыкновению, делал ее снимки на свой телефон.
Он слишком много знал. Слишком многому научился. Это касалось разных сфер жизни, и прежде всего – кем он мог бы стать, не носи он рабских татуировок на лбу и руке.
Брайс принесла ноутбук на кухонный островок. Оставалось лишь набрать адрес родителей и начать видеобеседу, результатов которой не знал никто. На случай возможного стресса по пути домой Брайс купила большой пакет круассанов.
Хант смотрел на ее лицо. Надо же, он сидит рядом с нею, касаясь ее бедра, и сейчас вступит в разговор с ее родителями… Долбаный Хел!
– Если тебе надо выпить для храбрости, я открою вино, – предложила она.
Хант чувствовал, что его куда-то несет. Но выбираться из потока было поздно, даже если все окончится лобовым столкновением. Может, все-таки попробовать? Уйти к себе, предоставив Брайс одной общаться с родителями?
Он не успел и рта раскрыть, поскольку из динамиков ноутбука послышался женский голос:
– И зачем это ему нужно выпить для храбрости? Ты меня слышишь, Брайс Аделаида Куинлан?
56
На экране появилась ошеломляюще красивая женщина лет сорока пяти. Ее черные волосы еще не были тронуты сединой, а на веснушчатом лице лишь начинали появляться возрастные признаки, характерные для смертных. Эмбер Куинлан сидела в гостиной, стены которой были отделаны дубовыми панелями, устроившись с ногами на вытертом зеленом диване. Как и у Брайс, у нее были длинные ноги.
– Знаешь, мамочка, для разговора с тобой многим не помешало бы выпить для храбрости, – заявила Брайс и тут же улыбнулась во весь рот.
Хант не впервые видел такую улыбку, способную поколебать его чувство равновесия.
– Думаю, Брайс путает меня с собой, – сказала Эмбер, переводя темные глаза на Ханта.
– А где отец? – переменила тему Брайс, отмахнувшись от материнского комментария.
– Он сегодня подустал на работе. Делает себе кофе, чтобы не заснуть.
Эмбер находилась далеко отсюда, но ее присутствие Хант почувствовал сразу же. Эта женщина умела становиться центром внимания.
– Вы, должно быть, и есть Ати, – сказала она Ханту.
Раньше чем он успел ответить, рядом с Эмбер уселся мужчина. Брайс засияла, как солнце. Такой Хант ее еще не видел.
– Привет, папа!
Рандалл Силаго улыбнулся дочери. Он протянул жене кружку кофе и отхлебнул из своей. В отличие от жены, годы, проведенные на войне, оставили на нем свой след. Черные волосы, заплетенные в косичку, серебрились сединой, а смуглую кожу на лице и руках уродовали шрамы. Но темные глаза смотрели дружелюбно. У белой кружки, которую он держал, были щербатые края и броская надпись наискось: «Помести сюда избитую шутку твоего отца».
– Я до сих пор побаиваюсь навороченной кофемашины, которую ты нам подарила на День зимнего солнцестояния, – вместо приветствия сказал он.
– Я тебе целых три раза показывала, как ею пользоваться.
– Рандалл у нас человек старого закала, – усмехнулась Эмбер, теребя серебряный кулон на шее.