– Вы пробовали отвести Брайс к медведьме? Нога продолжает ее беспокоить.
Брайс и мать одинаково застыли.
– А что у нее с ногой?
Глаза Эмбер вперились в самый низ экрана, словно камера ноутбука каким-то образом могла показать ей пространство под столом. Туда же смотрел и Рандалл.
– С моей ногой все в порядке, – огрызнулась Брайс, сердито посмотрев на Ханта. – Среди ангелов попадаются редкостные зануды.
– Этой травме два года. И она до сих пор болит. – Хант беспокойно шевельнул крыльями. – А Брайс продолжает бегать по утрам.
– Брайс, как это понимать? – не на шутку встревожилась Эмбер.
– Никак! – Брайс отложила недоеденный круассан. – Это никого не касается.
– Брайс, послушай, – урезонил ее Рандалл. – Если нога тебя беспокоит, нужно обязательно показаться медведьме.
– Она меня совсем не беспокоит, – сквозь зубы ответила Брайс.
– Тогда почему, пока мы здесь сидим, ты постоянно массируешь ногу под столом? – непринужденно спросил Хант.
– Потому что пытаюсь отговорить ее от желания лягнуть тебя в физиономию, придурок! – прошипела Брайс.
– Брайс! – воскликнула мать.
У Рандалла округлились глаза.
Но Хант засмеялся. Он встал, скатал опустевший мешок из-под круассанов в плотный шарик и с ловкостью игрока в солнечный мяч бросил. Шарик угодил прямо в мусорное ведро.
– Я думаю, в ране до сих пор остается яд демона, напавшего на Брайс. Если она не устранит боль до Нырка, ей потом не один век придется мучиться с ногой.
Брайс тоже вскочила, стараясь не морщиться от обжигающей боли в бедре. Они никогда не говорили о ее ране и том, что внутри может оставаться яд кристаллоса.
– Не хочу, чтобы ты решал, что́ для меня лучше. Ты…
– Придурок? – подсказал Хант. Он подошел к раковине и открыл воду. – Мы с тобой партнеры, а партнеры заботятся друг о друге. Если ты мои слова пропускаешь мимо ушей, так, может, хоть к родителям прислушаешься.
– Насколько это серьезно? – тихо спросил Рандалл.
– У меня все прекрасно, – торопливо ответила Брайс, вновь поворачиваясь к ноутбуку.
– Встань на раненую ногу, тогда поверю, – предложил Рандалл.
Брайс не сдвинулась с места. Хант налил себе воды и улыбнулся. Наверное, так и должны улыбаться альфа-придурки, сознающие свое мужское превосходство.
Эмбер схватила с дивана телефон:
– Я поищу ближайшую к тебе медведьму и узнаю, сможет ли она принять тебя завтра утром.
– Ни к какой медведьме я не пойду! – прорычала Брайс и взялась за край экрана. – Была очень рада пообщаться с вами. Но у меня сегодня был хлопотный день. Я устала. Пойду спать. Спокойной ночи.
Рандалл попытался возражать, сердито поглядывая на жену, но Брайс захлопнула крышку ноутбука, оборвав связь.
Хант, стоящий возле раковины, был воплощением ангельской самоуверенности. Даже не взглянув на него, Брайс ушла к себе.
Эмбер выждала несколько минут и позвонила дочери.
– За этим делом стоит твой отец? – спросила она, обильно смазав ядом каждое слово.
– Рандалл не имеет к этому никакого отношения, – сухо ответила Брайс, плюхаясь на кровать.
– Я про другого твоего отца, – еще резче сказала Эмбер. – Сильно попахивает его проделками.
Это был видеозвонок, и потому Брайс придала лицу нейтральное выражение.
– Не угадала, мама. Джезиба и Микай работают вместе. Мы с Хантом всего лишь пешки.
– Микай Домитус – чудовище, – прошептала Эмбер.
– Все архангелы такие. Высокомерия и надменности у него через край, но он не самый худший из этой породы.
– Ты хоть соблюдаешь осторожность? – спросила Эмбер, и ее глаза вспыхнули.
– Да, мама. Я продолжаю принимать противозачаточные таблетки.
– Брайс Аделаида Куинлан, ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Хант меня надежно прикрывает.
Даже если сегодня он подложил ей свинью, выдав родителям проблему с ногой.
Эмбер не желала соглашаться:
– Твоя колдунья думает только о деньгах. Если на чем-то можно навариться, она без колебаний толкнет тебя куда угодно и не подумает о твоей безопасности. И Микай ничем не лучше. Хант, может, и прикрывает тебя, но не забывай, что ванирские мужчины заботятся только о себе. Между прочим, он персональный ассасин Микая. Один из Падших. Астерии его ненавидят. Он не просто так находится в рабстве.
– Он раб потому, что мы живем в отвратительном, жестоком мире.
Гнев затуманил глаза Брайс, но она прогнала подступившую волну эмоций.
Из кухни донесся голос отца: он спрашивал, где находится попкорн для микроволновки. Эмбер крикнула, что попкорн лежит там, где всегда. Ее глаза безотрывно смотрели в камеру телефона.
– Знаю, ты откусишь мне голову, но я все-таки выскажу тебе свое мнение.
– Мама, побойся богов…
– Возможно, этот Хант – хороший сосед. Возможно, тебе нравится его физиономия, но помни: он – ванирский мужчина. Очень могущественный ванирский мужчина, невзирая на сдерживающую силу татуировок. Он и подобные ему смертельно опасны.
– Ты без конца твердишь мне об этом.
Брайс едва удержалась, чтобы не взглянуть на маленький шрам на материнский щеке. В глазах матери появились тени прошлого. Брайс невольно поморщилась.
– Когда я увидела тебя с этим ваниром, который значительно старше…
– Мама, не сравнивай его с…
– Брайс, я как будто вернулась в прошлое. – Эмбер устало провела рукой по волосам. – Ты меня огорчаешь.
Это было как удар в самое сердце.
Жаль, что нельзя было протянуть руки сквозь камеру телефона, обнять мать и вдохнуть знакомый запах жимолости и мускатного ореха.
– Я найду тебе медведьму и договорюсь о встрече.
– Нет уж, спасибо, – нахмурилась Брайс.
– Брайс, ты обязательно пойдешь лечиться.
Брайс перевернула телефон, выставила ногу и показала матери. Затем покрутила ступней:
– Видишь? С моей ногой все в порядке.
Лицо матери стало твердым, как сталь обручального кольца на ее пальце.
– Гибель Даники не означает, что ты должна страдать.
Эмбер Куинлан всегда умела ударить по самому больному месту и несколькими словами вызвать у дочери ощущение полной своей никчемности.
– Даника здесь совершенно ни при чем.
– Брайс, не пытайся меня обмануть. – В глазах матери блеснули слезы. – Думаешь, Даника обрадовалась бы твоему решению хромать и морщиться от боли до конца жизни? Думаешь, она бы похвалила тебя за то, что ты забросила танцы?
– Я не хочу говорить о Данике, – дрожащим голосом ответила Брайс.
Эмбер сердито покачала головой:
– Когда я договорюсь с медведьмой о приеме, я пришлю тебе ее адрес и номер. Спокойной ночи.
С этими словами Эмбер отключилась.
57
Через полчаса, когда Брайс, переодевшись, окончательно улеглась спать и стала крутить в мозгу далеко не веселые мысли, раздался стук в дверь.
– Аталар, ты гнусный предатель! – крикнула она.
Хант открыл дверь и встал в проеме:
– Теперь я понимаю, почему ты перебралась в Город Полумесяца. Вы с матерью вели затяжную войну.
Ей отчаянно захотелось придушить ангела.
– Не припомню, чтобы мамочка отступила хотя бы в одном сражении. Наверное, и мне передалось. А тебе что понадобилось? – хмуро спросила она.
Хант шагнул к кровати. Чем ближе он подходил, тем теснее казалась комната и тем меньше воздуха в ней оставалось.
– Я пойду вместе с тобой на прием к медведьме, – сказал он, вставая у изножья кровати.
– Я никуда не собираюсь.
– Почему?
Брайс не хотела отвечать, но ответ выплеснулся сам собой:
– Когда исчезнет рана и уйдет боль, вместе с нею уйдут Даника и Стая Дьяволов.
Она сбросила одеяло и подтянула шелковые шорты, чтобы показать Ханту весь шрам.
– Останется воспоминание как о заурядном событии. Было и прошло. А может, и не было. Но шрам и боль… – У нее защипало в глазах. – Не хочу от них избавляться. Нельзя, чтобы они исчезали.
Хант присел на кровать и пока молчал, словно давая ей время прогнать его. Потом наклонился и стал разглядывать шрам. Волосы лезли ему на лоб, закрывая татуированный венец. Потом его мозолистый палец коснулся ее шрама.
У нее по коже побежали мурашки.
– Если ты поможешь себе, этим ты не зачеркнешь память о Данике и стае.
Брайс покачала головой, отвернувшись к зашторенному окну, но Хант осторожно взял ее за подбородок и повернул к себе. Его темные бездонные глаза были мягкими. Понимающими.
Многие ли видели его глаза такими? Многие ли видели таким его самого?
– Мать тебя любит. Ей невыносимо – не для ее разума, а на уровне инстинкта – видеть, что тебе больно.
Хант убрал пальцы с подбородка Брайс.
– И мне тоже, – добавил он, продолжая смотреть на нее.
– Ты меня едва знаешь.
– Ты мой друг.
Эти слова повисли между ними. Хант опять склонил голову, чтобы Брайс не увидела выражения его лица.
– Конечно, если тебе нужен такой друг, – добавил он.
Брайс оторопело посмотрела на него. Его слова повисли в воздухе, оставляя впечатление тишины и беззащитности. Это погасило раздражение в душе Брайс.
– Аталар, а ты до сих пор не догадался? – Робкая надежда, вспыхнувшая на его лице, едва не сломала Брайс. – Мы с тобой уже друзья. С того момента, когда ты принял Желанное Желе за дилдо.
Хант расхохотался, запрокинув голову. Брайс села, упершись в подушки, и включила телевизор. Она хлопнула по одеялу, приглашая Ханта сесть рядом.
Как вспыхнули его глаза! Улыбка растянулась до ушей. Достав телефон, он запечатлел Брайс на кровати.
Она смотрела на Ханта, и ее собственная улыбка постепенно гасла.
– Жизнь у мамы была нелегкая. Она через многое прошла. Ладить с нею непросто. Спасибо, что пытался найти с нею общий язык.
– А мне твоя мама понравилась, – сказал Хант, и Брайс ему поверила. – А как они познакомились с твоим отцом?
Он имел в виду Рандалла.
– Мама сбежала от моего биологического отца раньше, чем он узнал о ее беременности. Добралась до Храма Ктоны в Коринфе, зная, что тамошние жрицы ее приютят и защитят. У них каждая беременная женщина считалась священным сосудом или чем-то в этом роде, – усмехнулась Брайс. – Потом я появилась на свет и первые три года жизни провела в стенах храма. Чтобы не есть хлеб даром, мама работала прачкой. Короче говоря, до моего биологического отца дошли слухи о ребенке, и он отправил своих головорезов, приказав выследить маму и разобраться с ней. – Брайс скрипнула зубами. – Если окажется, что ребенок действительно от него, им надлежало доставить меня к нему. Любой ценой.