От этих слов даже Хант на время забыл о боли.
– Я ходила не за этим! – взвилась Брайс. – Даника не была трусливой! Ни одного мгновения в жизни!
Последние слова Брайс выкрикнула срывающимся голосом.
– Ты не имела на это права! – взорвалась Сабина. – Она была трусихой и трусихой умерла, заслужив, чтобы ее труп скормили речным хищникам! – Предводительница тоже перешла на крик. – И теперь из-за тебя ее постыдное существование продлится эоны! Глупая шлюха, ты не понимаешь, что ей там не место. По твоей вине она должна страдать!
– Довольно, – произнес Микай.
Это был недвусмысленный приказ убираться из его кабинета.
Сабина холодно рассмеялась и направилась к двери.
Брайс продолжала плакать, когда Сабина и ошеломленная Амелия покинули кабинет. Последняя еще нашла силы произнести у двери:
– Прости меня.
Брайс плюнула ей вслед.
Это было последнее, что видел Хант, после чего снова провалился в темноту.
Она никогда им этого не простит. Никому из них.
Хант оставался без сознания. Он по-прежнему лежал на полу в кабинете Микая. Над ним хлопотали медведьмы, останавливая кровотечение и зашивая культи. Потом на раны наложили повязки, ускоряющие отрастание новых крыльев. Применение первосвета не допускалось. Это противоречило смыслу Живой Смерти и обесценивало само наказание.
Все это время Брайс провела рядом с Хантом, держа его голову на коленях. Она не слышала слов Микая, пытавшегося ей втолковать, что Хант еще дешево отделался. Если бы он дал делу официальный ход, все кончилось бы настоящей казнью.
Через час, вернувшись домой, она уложила Ханта в свою постель и легла рядом, гладя по волосам и слушая ровное дыхание ангела. «Давай ему это снадобье через каждые шесть часов, – велела ей одна из медведьм. – Оно уймет боль».
Исайя и Наоми перенесли их обоих по воздуху. Едва дождавшись, когда они опустят Ханта на кровать, Брайс торопливо поблагодарила ангелов и не слишком вежливо выпроводила.
Брайс и не ожидала, что Сабина поймет, почему она отдала Данике свое место в Костяном Квартале. Сабина не прислушивалась к словам дочери. А Даника говорила, что однажды ее похоронят там со всеми почестями, как остальных великих героев их Дома. И крупица ее энергии останется там навечно, будучи частью города, который Даника так сильно любила.
Брайс видела, как переворачивались лодки с покойниками. Она не могла забыть приглушенные мольбы Даники о пощаде, записанные ущербной камерой дома, где они жили. Брайс не желала уповать на милосердие богов. Это было последнее, что она могла сделать для Даники. И сделала.
Она бросила в Истрос Марку Смерти – плату Королю Подземья. Монету из чистого железа. Такие монеты имели хождение в давно исчезнувшем королевстве где-то за морем. То была плата за позволение смертному переехать на другой берег.
Достигнув его, Брайс опустилась на истертые, полуразрушенные каменные ступени в нескольких футах от воды и стала ждать, глядя на арки Костяных ворот. Вскоре перед нею появился Король Подземья, весь в черном, молчаливый, как смерть.
«Давненько смертный не отваживался ступить на мой остров».
Звучавший голос был одновременно молодым и старым, мужским и женским, добрым и исполненным ненависти. Брайс впервые слышала столь ужасный и в то же время такой манящий голос.
«Я хочу обменять свое место».
«Я знаю, Брайс Куинлан, зачем ты здесь. И для кого ты хочешь обменять свое место. – Король Подземья, казалось, был изумлен ее решением. – Разве ты не желаешь однажды оказаться среди прославленных покойников? Пока эта возможность для тебя не закрыта. Продолжай идти своим путем, и, когда наступит твой час, тебя радушно примут здесь».
«Я хочу обменять свое место. Для Даники Фендир».
«Если ты это сделаешь, все Тихие Обители Мидгарда закроются для тебя. Не только Костяной Квартал, но и Катакомбы Вечного Города, и Летние Острова на севере. Ты это понимаешь, Брайс Куинлан? Обмен места здесь будет означать такой же обмен везде».
«Я хочу обменять свое место».
«Ты слишком молода и отягощена горем. Возможно, твоя жизнь будет долгой, но все равно она – не более чем всплеск вечности».
«Я хочу обменять свое место».
«Ты настолько уверена, что Данике Фендир откажут в приеме? Неужели ты так мало веришь в ее заслуги, раз решила отдать ей свое место?»
«Я хочу обменять свое место», – в очередной раз повторила Брайс, всхлипывая на каждом слове.
«Это необратимое действо».
«Я хочу обменять свое место».
«Так заяви об этом, Брайс Куинлан, и пусть сделка свершится. Произнеси эти слова в седьмой и последний раз, и да услышат тебя боги, мертвые и все, кто между ними. Говори, и покончим с этим».
Брайс не колебалась. Она знала, что это древний ритуал. Она разыскала его в архиве галереи и там же украла Марку Смерти. По словам Джезибы, монету ей подарил сам Король Подземья, когда колдунья принесла клятву верности Дому Пламени и Тени.
«Я хочу обменять свое место».
Обмен свершился.
Брайс ничего не почувствовала ни на обратном пути, ни в последующие дни. Даже мать не заметила, как Брайс под покровом ночи покинула отель и потом так же незаметно вернулась.
В течение последующих лет Брайс иногда вспоминала о сделке и думала, не сон ли это? Тогда она выдвигала ящик, где хранились старинные монеты. Место, где лежала Марка Смерти, пустовало. Джезиба ни разу не хватилась королевского подарка.
Брайс нравилось сравнивать свой шанс на посмертный покой с исчезнувшей монетой. Она представляла монеты в бархатных ячейках душами тех, кого она любила. Все они обитали вместе. И только ее душа исчезла, переместилась, перестала существовать в момент ее смерти.
Но сегодняшние слова Сабины о страданиях Даники в Костяном Квартале… Брайс отказывалась в это верить, иначе… Нет. Даника заслужила свое место в Костяном Квартале. Она не сделала ничего постыдного, даже если Сабина и другие придурки с этим не согласны. Брайс не заботило мнение Короля Подземья или владык Хела, определявших, чьи души достойны награды, а чьи нет.
Брайс провела рукой по шелковистым волосам Ханта. Комнату наполняли звуки его дыхания.
В каком поганом мире они живут и сколько в нем злодеев! А расплачиваться всегда приходится хорошим, добрым, заботливым.
Она схватила телефон с ночного столика и принялась набирать сообщение. Отправила и тут же удалила, не дав себе подумать над посланием Итану. Ее первое сообщение ему за все два года. Его лихорадочные сообщения в ту ужасную ночь, затем холодный приказ не появляться на Отплытии… то были последние звенья цепочки, начавшейся пять лет назад.
«Передай своей начальнице, что Коннор не обращал на нее внимания по одной простой причине. Он всегда знал, каким куском дерьма она является. И скажи Сабине: если я снова ее увижу, то убью».
Брайс легла рядом с Хантом, не решаясь коснуться его истерзанной спины.
Итан прислал ответ: «К тому, что произошло сегодня, я непричастен».
«Вы мне противны, – написала Брайс. – Все вы».
Итан не ответил. Брайс выключила звук на телефоне и, вздохнув, прижалась лбом к плечу Ханта.
Она найдет способ все исправить. Как и когда – пока неизвестно. Но найдет.
Хант приоткрыл глаза. Боль не исчезла, но уменьшилась, превратившись в пульсирующую. Скорее всего, ему дали какое-то лекарство.
Свои крылья он всегда ощущал как некий противовес. Теперь противовес исчез. Пустота на спине ударила по нему, как грузовик, врезавшийся на полном ходу. Но в темноте слышалось мягкое женское дыхание. Ноздри улавливали райский запах. Аромат успокаивал и утолял боль.
Глаза Ханта быстро привыкли к темноте, и он понял, что находится в комнате Брайс, а она лежит рядом с ним. Ночной столик был уставлен медицинскими препаратами и пузырьками. Все они предназначались для него. Многие уже опустели. Он взглянул на часы. Четыре часа утра. Сколько же времени она просидела рядом, оберегая его сон?
Руки Брайс были прижаты к груди, словно она уснула, взывая к богам.
Хант прошептал ее имя. Язык у него был сухим, как наждак. Потом он вытянул руку, отчего по всему телу прокатилась волна боли. Но Хант все-таки сумел обнять Брайс за талию и притянуть к себе. Она что-то пробормотала и уткнулась головой в его шею.
В душе Ханта что-то сдвинулось и заняло новое место. Вчерашние слова Брайс в кабинете Микая. Она просила за него. Нет, умоляла. То, что она раскрыла миру… Это было опасно для них обоих. Очень опасно.
Будь он помудрее, он бы сумел сохранить дистанцию. Придумал бы что-нибудь, прежде чем их отношения дойдут до неизбежного и ужасного конца. Прежде чем все события в Республике дойдут до ужасного конца.
Однако Ханту было не заставить себя убрать руку. Он не мог перебороть инстинктивное желание наслаждаться ее запахом и слушать ее негромкое дыхание.
Он не жалел о содеянном. Ничуть. Но может наступить день, когда пожалеет. И такой день очень близок.
И потому Хант наслаждался ощущением близости Брайс. Ее запахом и дыханием. Наслаждался, дорожа каждым мгновением.
63
– Биби, как состояние Ати?
– Спит без задних ног, – сказала Брайс, протирая глаза, уставшие от компьютерного монитора.
Клиентов не было. Она спустилась в библиотеку, где и продолжала сидеть. Узнав о случившемся, Лехаба проплакала все утро. Брайс едва дотащилась до галереи, и причиной была вовсе не нога. Наоборот, боли она совершенно не чувствовала. Ей хотелось остаться дома и ухаживать за Хантом, но, позвонив Джезибе, услышала бескомпромиссное «нет».
Первую половину утра Брайс занималась оформлением документации, которую затем разослала заказчикам. Она не знала, где и как кончится сегодняшний день. А начался он с полной растерянности. Брайс вдруг поняла: ей не с кем оставить Ханта. Ему же нужно принимать лекарство. И тогда Брайс сделала решительный шаг – один из многих за этот день: позвонила Рунну.