– В высшей степени.
Хант молча пил воду, наблюдая за Брайс.
– Послушай, если ты хочешь напиться вдрызг, я посижу и подожду. Но вначале скажу: есть более конструктивные варианты преодоления жизненных трудностей.
– Спасибо, мамаша-наседка.
– Я серьезно.
Бармен поставил перед ней новую порцию виски, но Брайс не притронулась к выпивке.
– Ты не единственная, кому приходилось терять любимых, – тихо сказал Хант.
Брайс подперла голову ладонью:
– Хант, а расскажи мне о ней. Наконец-то я послушаю полную версию этой душещипательной истории.
– Не строй из себя дуру. Я пытаюсь поговорить с тобой.
– А я пытаюсь напиться, – сказала Брайс, поднося к губам стаканчик.
Ожил телефон Брайс. Они оба прочли ответное сообщение Юниперы: «Извини, не могу. Репетиция». Через минуту пришло второе сообщение: «Погоди, а почему ты сидишь в „Лете“? Ты опять принялась за выпивку? Что случилось?»
– Кажется, и твоя подруга пытается тебе что-то сказать, – осторожно заметил Хант.
Пальцы Брайс сжались в кулаки. Она перевернула телефон, положив экраном на матовое стекло стойки.
– Так ты не хочешь рассказать мне захватывающую историю о твоей удивительной подруге? Интересно, что она подумала бы о том, как несколько дней назад ты меня облизывал и едва не обглодал мою шею?
Брайс сразу же пожалела о сказанном. По многим причинам, где самое последнее место занимали ее мысли о безумных мгновениях на крыше, когда его губы касались ее шеи, а она начинала открываться его ласкам.
Какие прекрасные ощущения. Его прикосновений и его самого.
Хант молча и пристально смотрел на нее. Брайс покраснела.
– До встречи дома, – только и сказал он, затем поставил на стойку вторую бутылку с пурпурным тоником. – Эту выпьешь через полчаса.
Потом он встал, пересек пустой зал и исчез за дверью.
Хант только уселся на диван и собрался смотреть матч по солнечному мячу, когда появилась Брайс, держа в руках по мешку с продуктами. Надо же, вернулась в ожидаемое время.
Сиринкс спрыгнул с дивана и поспешил к хозяйке. Встав на задние лапы, стал требовать поцелуев. Брайс несколько раз чмокнула химера в макушку, погладила золотистый мех, затем перевела взгляд на диван и сидящего Ханта. Ангел потягивал пиво. Ее он приветствовал сдержанным кивком.
Брайс тоже кивнула, стараясь не встречаться с ним глазами, затем отправилась на кухню. Хромота уменьшилась, но совсем не исчезла.
Хант попросил Наоми последить за улицей, на которой находилась «Лета», а сам полетел в спортивный зал – сбрасывать напряжение.
«Облизывал». Это слово и сейчас звучало у него в ушах. А ведь там, на крыше, он даже не вспомнил о Шахаре. И в последующие дни тоже. Он не думал о возлюбленной, когда самоудовлетворялся под холодным душем. С ним такое случилось впервые.
Куинлан должна об этом знать. Пусть узнает, какую рану она затронула. Ханту оставалось одно из двух: наорать на нее или сбросить напряжение в спортзале. Он выбрал второе.
Это было два часа назад. Вернувшись, Хант убрал с пола обсидиановую соль, выгулял и накормил Сиринкса, после чего присел на диван и стал ждать.
Брайс поставила мешки на кухонный стол. Сиринкс терся у ее ног, проверяя каждую покупку. Следя за игрой, Хант поглядывал в сторону кухни. На столе появились овощи, фрукты, мясо, овсяное и коровье молоко, рис, буханка черного хлеба.
– Мы ждем гостей? – спросил Хант.
– Я решила приготовить запоздалый обед, – ответила Брайс, ставя на плиту сковороду с длинной ручкой.
Судя по одеревенелой спине и расправленным плечам, можно было подумать, что она рассержена, но сердитая Брайс не стала бы делать обед на двоих.
– А ты справишься с готовкой после выпитого виски?
– Я пытаюсь сделать что-то хорошее, – обернувшись, бросила она. – Не усложняй процесс.
– Все понял, – поднял руки Хант. – Извини.
Брайс выставила нужную температуру нагрева, затем вскрыла пакет с рубленым мясом.
– Кстати, я больше ничего не пила, кроме твоего тоника. И из «Леты» ушла вскоре после тебя.
– И куда же ты ходила?
– На общественный склад близ Лунного Леса. – Брайс достала из шкафа баночки со специями. – Я там хранила вещи Даники. Сабина намеревалась их выбросить, но я ее опередила.
Брайс вывалила мясо на сковороду и кивком указала на третий мешок у двери:
– Хотела убедиться, что там нет никаких следов Рога. Когда сдавала вещи на склад, могла и не заметить. А потом взяла кое-что из одежды Даники. Остатки из моей комнаты в прежней квартире – то, что не взяли следователи. Они забирали одежду, но я подумала… Вдруг что-то осталось и на этих вещах?
Хант открыл рот, сам не зная, что сказать, но Брайс продолжала:
– Ну а потом зашла на рынок. Специи, сам понимаешь, это не еда.
Прихватив пиво, Хант прошел на кухню:
– Помочь?
– Нет. Это… искупительный обед. Продолжай смотреть матч.
– Тебе нечего искупать.
– Я вела себя как последняя дура. Хотя бы частично заглажу вину перед тобой.
– Если учесть, сколько перца чили ты грохнула на сковородку, сомневаюсь, что я смогу принять твое извинение.
– Хел, я же забыла добавить тмина!
Брайс подбежала к сковороде, выключила плиту, посыпала мясо тмином и тщательно перемешала. Судя по запаху, она жарила индейку.
– Не Брайс Куинлан, а сплошная сумятица, – сказала она про себя.
Хант терпеливо ждал. Брайс взялась резать лук.
– Если честно, сумятицы у меня хватало и до гибели Даники… – (На доску ложились аккуратные луковые колечки.) – И просвета не намечалось.
– А тогда почему? Вроде в твоей жизни все шло более или менее успешно.
Луковые колечки отправились на сковороду.
– Я полуфэйка с университетским дипломом, который практически не нужен. Все мои бывшие однокурсники чего-то добились. А я… – Она скривилась. – Успешная секретарша без каких-либо долгосрочных планов. – Она помешала лук. – Бездумные вечеринки были единственным случаем, когда мы вчетвером оказывались на одном уровне. Когда не имело значения, что Фьюри – наемница, Юнипера – талантливая балерина, а Даника – будущая предводительница всех волков.
– Они тебе как-то намекали, что ты могла бы добиться большего?
– Нет. – Янтарные глаза Брайс смотрели не на сковородку, на Ханта. – Наоборот. Они не давали ни малейшего повода. Но я сама постоянно помнила, кто я.
– Рунн говорил, что ты любила танцевать, а после гибели Даники прекратила. Неужели тебе не хотелось стать балериной?
Брайс хлопнула себя по бедрам:
– Преподаватели называли мое получеловеческое тело «тяжеловесным и неуклюжим». Мне заявляли, что у меня слишком большие сиськи, а задница может заменить взлетно-посадочную полосу.
– У тебя потрясающий зад, – вырвалось у Ханта.
Он не стал говорить, как ему нравятся и остальные части ее тела и как бы он хотел их ласкать, начиная с ягодиц.
– Спасибо, – пробормотала покрасневшая Брайс, усиленно мешая жарящееся мясо.
– Ты больше не танцуешь даже для себя?
– Нет. – Ее глаза сделались холодными. – Не танцую.
– А заняться чем-то другим ты пробовала?
– Разумеется, пробовала. Я подыскивала себе другую работу. До сих пор храню в компьютере незаконченные заявления о приеме. Но вакансии наверняка уже заняты. Новых я не искала. Уйти от Джезибы не так-то просто. Я ее устраиваю. А после выкупа Сиринкса мне еще придется ее убедить, что я продолжу выплачивать долг.
От сковородки пахло все вкуснее.
– Человеческая жизнь кажется долгой. А жизнь бессмертного? – Она откинула прядь за ухо. – Не представляю, чем заполнить десятилетия.
– Мне двести тридцать три года, и я тоже пытаюсь ответить себе на этот вопрос.
– Но ты успел что-то сделать. Ты сражался за идеи, в которые верил. Чего-то достиг.
– И смотри, чем это кончилось, – ответил Хант, постучав по татуированному запястью.
– Хант, мне очень стыдно за свои слова о Шахаре.
– Не переживай.
– В твоей комнате, на комоде, стоит наше с Даникой фото. Моя мама сфотографировала нас в день выписки из больницы в Роске.
Хант чувствовал: Брайс готовилась что-то рассказать, и стал осторожно подыгрывать:
– Почему вы оказались в больнице?
– Темой дипломной работы Даника выбрала историю нелегальной торговли животными. Собирая материалы, она наткнулась на шайку современных контрабандистов. Она обращалась к властям, но что Вспомогательные силы, что Тридцать третий легион только смеялись и отмахивались, – невесело усмехнулась Брайс. – В шайку входило пятеро оборотней, превращавшихся в гадюк. Мы обозвали их «змеепридурками», а потом все покатилось под откос.
Ничего удивительного.
– И чем это кончилось?
– Погоней на мотоцикле, его поломкой и нашими тоже. У меня рука была сломана в трех местах. У Даники – перелом таза и две пули в ноге.
– Боги милосердные!
– Видел бы ты этих «змеепридурков».
– Ты их убила?
Ее глаза потемнели, и в них появился хищный фэйский блеск.
– Нескольких. Тех, кто стрелял в Данику. Я с ними… разобралась. Остальных застрелила полиция.
Пылающий Солас! Хант чувствовал: это еще не конец истории.
– Данику считали безрассудной тусовщицей, обеспокоенной судьбой зверюшек. Сабина и сейчас так думает, но… Даника отправилась освобождать несчастное зверье, поскольку не могла спать по ночам, зная, что они томятся в клетках. Одинокие. Испуганные.
«Принцесса сборищ». Два года назад Хант и триарии смеялись у нее за спиной.
– Даника всегда помогала тем, кого Сабина считала ниже себя. Отчасти она делала это, чтобы позлить мать, но главным было желание помочь. Потому-то она обошлась так мягко с Филипом Бриггсом и его группой, неоднократно давая им шансы одуматься… Я не говорю, что у нее был легкий характер. Но она была хорошим чел… хорошей ваниркой.
– А что ты скажешь о себе? – осторожно поинтересовался Хант.
– Дни напролет я не чувствую ничего, кроме холода – такого же, как устроил Аидас. Дни напролет меня снедает единственное желание: чтобы все стало как прежде. Мне невыносима сама мысль о движении вперед.