— Хью, разве вы не понимаете? Я не мог позволить, чтобы она умерла напрасно. Мне нужно было как можно больше узнать.
— Узнать? Что? Что саймы убивают дженов?
— Нет. Почему саймы «убивают»? Если бы я знал, что так привлекает джанктов к убийству, может, сумел бы создавать для них такое качество. И тогда саймам легче было бы решиться на разъединение. Может, когда—нибудь мы так хорошо постигнем эту технику, что приятней будет отправиться к проводнику, чем убить.
Опять эти картины будущего. Валлерой сопротивлялся усилиям собственного воображения.
— Неважно. Вас все равно будут считать извращенцем.
— Извращение — это риск. Но если для большинства нормальных людей извращение становится дешевым, выгодным и эмоционально удовлетворяющим, оно становится распространенным настолько, что считается нормой. Можете представить себе, каким будет мир, в котором убийство является извращением?
— И вы могли все это узнать, наблюдая за убийством?
— Это редкая для меня возможность. Я узнал бы гораздо больше, если бы мне позволили наблюдать с близкого расстояния. Но я был в неподходящем для этого состоянии. А сейчас мое состояние еще ухудшилось.
Глядя на проводника новыми глазами, Валлерой заметил истощенное, в глубоких морщинах лицо, полные отчаяния ввалившиеся глаза.
— Я не замечал, что они делают с вами.
Клид пожал плечами.
— Со мной они обращались достаточно хорошо. Если бы они в пути довели меня до отчаяния, я мог бы причинить им немало ущерба, прежде чем меня убили бы. Но они делали все возможные усилия, чтобы продемонстрировать, как хорошо они заботятся о вас. Много раз обещая мне, что я получу вас, как только мы прибудем, они подавляли мое отчаяние. Стандартная техника.
— Они обещали, что мы…
— О, да. Но я в это не верил. И оказался прав. Разве вы не видите, что они делают?
— Помещают нас рядом, но недостаточно близко, чтобы коснуться? Мое поле должно сводить вас с ума.
— И сводит. — Легкая нежность подчеркнула силу испытываемой эмоции сильней, чем любое проявление боли. — Они придут любоваться зрелищем.
— Как долго?..
— Не знаю. Я уже испытываю сильную потребность, но резервов селина мне может хватить на несколько дней. Перед смертью я потеряю контроль. Вам приходилось видеть истощение?
— Раз или два. Когда я служил в армии. Пленники.
— Обычные саймы. Ужасно, но быстро. Это… не будет таким быстрым.
Валлерою дни агонии, которые ему приходилось наблюдать, не казались быстрыми. Его разжаловали за то, что он застрелил второго сайма, которого они захватили.
— Может, произойдет что—нибудь в нашу пользу. Нам как раз не помешает удача.
— Кто же теперь поддается надежде?
Валлерой рассмеялся, но смех был невеселый.
— Виноват, командир. Сэр. Я хотел бы вернуться в строй, сэр.
Вопреки растущему внутреннему напряжению Клид улыбнулся.
— В этой армии, назтер, вы офицер, наделенный особыми полномочиями. Товарищи — наши элитные войска и наше тайное оружие.
От такого легкого прощения у Валлероя загорелись уши. Казалось, его всегда ждали, а он отвергал то, что больше всего хотел: жить ради чего—то большего, чем его собственная маленькая жизнь… чего—то такого, что имеет смысл.
Вскоре охранник сменился и принесли еду. В центре внешней стены скользнула в сторону часть пола, под ней обнаружилось углубление. Внутри Валлерой увидел закрытый ночной горшок, от которого сильно пахло дезинфекцией, и деревянную тарелку, полную горячей еды. Чашка и ложка тоже деревянные и чуть отдают дезинфекцией. Но еда хороша, а горшок вообще необходим.
Закончив, Валлерой поместил деревянную посуду в углубление и принялся ждать. Невозможно создать клетку, из которой нельзя было бы бежать. И он твердо решил найти слабое место в этой клетке. Это слабое место не прутья. Они прочно закреплены в полу и потолке, и на их поверхности ни следа ржавчины. Валлерой не знал, как саймы этого добиваются, но это не казалось важным. Если невозможно вырваться, нужно все равно искать способ выйти.
А это означало — обращать внимание на все, какой бы тривиальной ни казалась любая мелочь. Валлерой заметил, что Клиду дали только хлеб и воду. Значит, не видят необходимости кормить сайма в состоянии потребности. Клид с ними был согласен. Он отпил немного воды и даже не коснулся хлеба. Для Валлероя это означало, что Клид будет слишком слаб, когда у них появится возможность бежать. Придется как—то раздобыть лошадей.
Позже в тот же день его терпение оправдалось. Он внимательно наблюдал смену охранников. Новый охранник с помощью ключа каким—то образом закрыл углубление в полу. Затем открыл часть боковой стены и извлек посуду. Теперь Валлерой знал, как работает это устройство, но ближе к бегству не стал. Очевидно, открыть обе дверцы одновременно невозможно. Он сможет это проверить, заклинив свою дверь в следующий раз. Он решил попробовать.
Остаток дня он провел, изучая крышку люка и прозрачные полотнища — очень похожие на те, что использовали дети в теплицах. Полотнища свертывались, поднимаясь, и опускались, как жалюзи на окнах.
На дне было забранное решеткой отверстие, через которое поступало тепло; такое же отверстие находилось вверху. Теплый воздух делал обстановку в клетках если не приятной, то по крайней мере здоровой.
Сама клетка достаточно велика, чтобы можно было упражняться. Вскарабкаться по прутьям невозможно. Они настолько близки друг к другу, что не пройдет даже нога ребенка, а поверхность такая гладкая и отполированная, что руки скользят. Но даже если пленник умудриться забраться наверх, все равно до люка в центре клетки не менее четырех футов.
К тому же на крышке клеток стоит охранник. Даже в туманную ночь всякий беглец обязательно столкнется с ним. Для сайма ощущение поля селина так же реально, как зрение. Клид, будь он в хорошей форме, справился бы с охранником. Но проводник весь день пролежал в углу клетки с открытыми глазами, дышал с напряженной регулярностью. Он словно вел невидимую, но решающую битву в войне. Побег не имеет смысла, если не удастся вернуть Клида в Зеор, а Эйшу Стэйси.
За обедом Валлерой понял, что единственный способ выйти из клетки — вынудить рейдеров вывести его оттуда. В тот момент, как эта мысль пришла ему в голову, она показалась очень разумной, но когда он попытался придумать способ ее осуществления, выяснилось, что у него нет никаких аргументов, чтобы убедить врагов.
Если он заболеет, они, вероятно, просто оставят его умирать. Товарищи не подходят для хорошего убийства, а его смерть, вероятно, создаст любопытное зрелище в клетке Клида… так что они ничего не потеряют, если оставят его умирать. Разговаривать с охранниками он не может, потому что для них он животное или извращенец.
Он в четвертый раз перебирал инвентарь приемов бегства, когда в воздухе разнесся пронзительный вопль, заставивший его броситься в угол клетки, общий с клеткой Эйши. Несмотря на то, что Клид весь день провел в полузабытье, он оказался там первым и, стиснув руками прутья, смотрел широко раскрытыми глазами.
Валлерой с ужасом смотрел, как решительная и храбрая девушка, которую он любил, жалась в угол своей клетки, как животное. Она дрожала от ужаса, из углов ее рта капала слюна, глаза выпучились. И она кричала, кричала так, что вскоре совсем потеряла голос и перешла на шепот. И продолжала кричать… словно совсем обезумела.
— Эйша! — снова и снова окликал ее Валлерой, но его слова не производили на девушку никакого впечатления, только, может быть, усиливали ее страх. Не понимая, что с ней происходит, Валлерой повернулся к проводнику.
Клид тоже дрожал, по его изрезанному глубокими морщинами лицу текли ручейки пота. Но он сумел собраться настолько, что придвинулся к Валлерою.
— Идите… сюда. — Сам прополз вдоль стены из прутьев, пока они не оказались напротив друг друга. Дрожа от усилий, Клид опустился на пол. — Этот страх! Помогите мне, назтер. Помогите мне.
Валлерой попытался просунуть руку меж прутьев, но запястье застряло.
— Я бы хотел, сектуиб. Но не могу дотянуться до вас. И не понимаю, что делает ее такой. Не знаю, как это прекратить.
Под действием эмоционального гнева Валлероя дрожь Клида стихла, но поле джена стало для проводника новым источником пытки. Закрыв глаза, Клид опустил голову на колени и сказал:
— Ее опоили. Я слышал об этом, но не верил, что так делают. Вызванный наркотиками страх служит приправой к убийству. Соответствует характеру Энди.
Валлерой ошеломленно покачал головой.
— Каждый раз как я решу, что саймы почти люди, открывается какой—то новый ужас, хуже любых суеверий.
— Это новое даже для меня. Думаю, она получила слишком сильную дозу, и теперь приходится ее успокаивать, дожидаясь, пока действие наркотика хоть частично пройдет.
— Еще не прошло. Она боится собственной тени. Может умереть от сердечного приступа.
Словно по подсказке, к дальней стене клеток направились несколько охранников. Трое поднялись наверх. Мгновение спустя двое из них спрыгнули в клетку Эйши и надели ей на лицо маску для дыхания. К этой маске был подсоединен цилиндр пурпурного цвета. Валлерой слышал, как зашипел газ. Несколько минут спустя Эйша снова потеряла сознание.
Оба охранника повернулись и подпрыгнули, ухватившись за края люка. Каждый подтянулся так легко, словно поднимался по лестнице. Затем крышку люка захлопнули. Наряд ушел, оглядываясь на Клида. Выражение их лиц Валлерой мог описать только словами «радостное предчувствие». Садисты с нетерпением ждали удовольствия.
Когда они ушли, Клид вытер лицо плащом и задышал немного легче.
— Сектуиб, вы можете это сделать?
— Что?
— Выпрыгнуть из клетки.
— Если дверь не закрыта снаружи, конечно. Даже ускорения не потребуется. Но пока я не умру, дверь не откроют.
— Если будет возможность, я ее открою.
Валлерой всмотрелся сквозь решетку в часть лица Валлероя, которая была ему видна.
— А мне казалось, что это я начинаю бредить. Вам лучше поспать.