Как Джейкоб.
Детектив кладет руку мне на плечо:
– Я знаю, это нелегко… но вы поступили правильно.
– Тогда почему я этого не чувствую? – бормочу себе под нос.
– Доверьтесь мне, – говорит Мэтсон, и я киваю, потому что нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь взял в руки руль, пока я не отдышусь.
Детектив поворачивается к Джейкобу:
– Я попросил твою маму привезти тебя сюда, так как хочу поговорить с тобой. Я мог бы и правда воспользоваться твоей помощью по некоторым делам.
У меня отвисает челюсть. Это откровенная ложь.
Джейкоб раздувается от гордости, что вполне предсказуемо.
– Думаю, у меня есть на это время.
– Отлично, – отвечает Мэтсон, – потому что мы в затруднении. У нас есть несколько давнишних дел и пара-тройка свежих, которые заставили нас почесать голову. И, увидев, как ты разобрался с парнем, умершим от переохлаждения, я понял, что ты здорово смыслишь в криминалистике.
– Я стараюсь быть в курсе последних достижений, – говорит Джейкоб. – У меня подписка на три журнала.
– Да? Это впечатляет. – Мэтсон открывает дверь, ведущую в полицейский участок. – Давай пройдем куда-нибудь, где не так людно?
Использовать любовь Джейкоба к криминалистике, чтобы заманить в ловушку и выудить из него сведения о смерти Джесс, – это все равно что показать шприц с героином наркоману. Я злюсь на Мэтсона за такое коварство; злюсь на себя за то, что не поняла: у детектива будут свои приоритеты, как у меня есть свои.
Разгоряченная злобой, я иду за ними, но в дверях Мэтсон останавливает меня:
– Вообще-то, Эмма, вам придется подождать здесь.
– Я должна пойти с ним. Он не поймет, о чем вы его спрашиваете.
– По закону он совершеннолетний. – Мэтсон улыбается одними губами.
– Правда, мама, – встревает Джейкоб, и голос его до краев полон сознанием своей важности. – Все в порядке.
Детектив смотрит на меня:
– Вы его законный представитель?
– Я его мать.
– Это не одно и то же, – говорит Мэтсон. – Извните.
«За что?» – мысленно изумляюсь я. За то, что подольстился к Джейкобу и заставил его поверить, что он на его стороне? Или за то, что сделал то же самое со мной?
– Тогда мы уходим, – стою на своем я.
Мэтсон кивает:
– Джейкоб, решение за тобой. Ты хочешь остаться со мной или поехать домой с мамой?
– Вы шутите? – Джейкоб улыбается во весь рот. – Я хочу поговорить с вами, сто процентов.
Дверь за ними еще не закрылась, а я уже несусь к стоянке машин.
Рич
Все честно в любви, на войне и в расследовании. То есть если мне удается убедить подозреваемого, что я – второе пришествие его покойной бабушки и единственный путь к спасению – во всем признаться мне, так тому и быть. Однако все это не отменяет того факта, что я не могу выбросить из головы лицо Эммы Хант, когда она поняла, что предана мной и я не позволю ей участвовать в моей приватной беседе с ее сыном.
Отвести Джейкоба в комнату для допросов нет возможности, потому что там до сих пор сидит и остужает пятки Марк Магуайр. Я оставил его с сержантом, который проходит шестимесячную стажировку у меня, чтобы решить, хочет ли он стать детективом. Я не могу освободить из-под ареста Марка, пока не буду уверен, что у меня есть другой подозреваемый вместо него.
Поэтому я веду Джейкоба в свой кабинет. Размером он чуть больше шкафа, но в нем есть коробки с папками дел и несколько фотографий с мест преступлений; они приколоты к пробковой доске у меня над головой. Все это должно взбодрить парня.
– Хочешь колы или еще чего-нибудь? – спрашиваю я, жестом приглашая Джейкоба сесть на единственный свободный стул.
– Я не хочу пить. Хотя был бы не против что-нибудь съесть.
Я роюсь в ящиках стола, не завалялся ли там леденец на случай срочной необходимости. Если я чему-то научился на работе, так это тому, что, когда все летит к чертям собачьим, упаковка лакричных леденцов помогает увидеть новые перспективы. Бросаю Джейкобу несколько конфет, оставшихся с прошлогоднего Хэллоуина, а он хмурится:
– Они не безглютеновые.
– Это плохо?
– У вас есть «Скиттлс»?
Не могу поверить, что мы торгуемся из-за леденцов, но копаюсь в ящике и выуживаю из него пакетик «Скиттлс».
– Отлично! – Джейкоб отрывает уголок и сыплет конфеты себе прямо в рот.
Я откидываюсь на спинку стула:
– Ты не возражаешь, если я сделаю запись? Тогда у меня будет все зафиксировано, если мы докопаемся до каких-нибудь ужасных выводов.
– О, конечно. Если это поможет.
– Поможет, – говорю я и нажимаю кнопку на магнитофоне. – Как ты все-таки узнал, что тот парень умер от переохлаждения?
– Это просто. У него на руках не было ран, какие появляются при защите; была кровь, но не было открытой травмы… и конечно, то, что он был в нижнем белье. Это само за себя говорило.
Я качаю головой:
– Благодаря тебе я выглядел гением в глазах медицинского эксперта.
– А о каком самом странном преступлении вы слышали?
Я задумываюсь на мгновение.
– Молодой парень прыгнул с крыши здания, намереваясь совершить самоубийство, но пролетел мимо открытого окна ровно в тот момент, когда из него раздался пистолетный выстрел.
Джейкоб усмехается:
– Это городская легенда. Ее разоблачили в «Вашингтон пост» в тысяча девятьсот девяносто шестом: такой пример привел в своей речи бывший президент Американской академии судебных наук, чтобы показать, с какими юридическими сложностями сталкивается судебно-медицинский анализ. Но в любом случае пример хороший.
– А как насчет тебя?
– Техасский убийца по прозвищу Глазное Яблоко. Чарльз Олбрайт, который преподавал естественные науки, убивал проституток и вырезал им глаза в качестве трофеев. – Джейкоб морщится. – Очевидно, поэтому я никогда не любил своего учителя биологии.
– В этом мире есть много людей, которых ты никогда не заподозришь в убийстве. – Я исподтишка наблюдаю за Джейкобом. – Ты так не думаешь?
На долю секунды по его лицу пробегает тень.
– Вам лучше знать.
– Джейкоб, я в небольшом затруднении. Мне хотелось бы посоветоваться с тобой насчет текущего дела.
– Дела Джесс, – уточняет Джейкоб.
– Да. Но это сложно, потому что ты знал ее. Так что, если мы собираемся говорить начистоту, тебе придется отказаться от своего права не обсуждать это. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Он кивает и начинает цитировать полицейское предупреждение подозреваемым:
– Я имею право хранить молчание. Все, что я скажу, может быть и будет использовано против меня в суде. Я имею право на присутствие адвоката во время допроса. Если я не могу оплатить услуги адвоката, мне будет назначен защитник…
– Именно, – бормочу я. – Вообще-то, у меня тут есть копия этого уведомления. Если ты поставишь наверху свое имя и подпишешь внизу, я смогу доказать шефу, что ты не просто помнишь этот текст наизусть, но и понимаешь его смысл.
Джейкоб берет у меня ручку и быстро пишет свое имя на подготовленной мной бумаге.
– Теперь мы можем поговорить о деле? – спрашивает он. – Что у вас есть?
– Ну, рюкзак ничего нам не дал.
– Никаких отпечатков?
– Только те, которые мы определили как отпечатки Джесс. Кое-что интересное обнаружилось в доме: москитная сетка разрезана и окно открыто.
– Вы думаете, так преступник попал в дом?
– Нет, потому что дверь была не заперта. Но мы нашли под окном отпечаток ботинка, который совпал с отпечатком обуви парня Джесс.
– Есть одна отличная серия «Борцов с преступностью», там отпечатки следов на улице не проявлялись, пока не пошел снег… – Джейкоб обрывает сам себя и возвращается к теме. – Значит, Марк убивает Джесс и пытается создать видимость, что все было иначе – кто-то вломился в дом, разрезал москитную сетку, опрокинул табуретки и стойку с дисками?
– Что-то вроде этого. – Я смотрю на руки Джейкоба. Как и у Магуайра, на них нет никаких повреждений. – Как по-твоему, трудно распознать, что обстановка на месте преступления должна ввести следователей в заблуждение?
Джейкоб не успевает ответить, как звонит мой мобильник. Я узнаю номер. Это Бэзил – он сопровождал медицинского эксперта в больницу.
– Извини, я на минутку, – говорю я Джейкобу, выхожу в коридор и закрываю за собой дверь, прежде чем ответить на звонок. – Что у тебя?
– Помимо царапин на спине и синяков на горле и плечах, есть еще несколько ушибов в периорбитальной области…
– Выражайся по-английски, Бэзил.
– Глаза енота, – говорит он. – У нее сломан нос и трещина в черепе. Причина смерти – субдуральная гематома.
Я пытаюсь представить, как Джейкоб Хант делает хук справа Джесс Огилви и проламывает ей череп.
– Отлично. Спасибо.
– Это не все, – продолжает Бэзил. – Белье на ней надето задом наперед, но следы сексуального насилия отсутствуют. Ее лицо было чисто вымыто, разводы от крови остались у линии роста волос. И этот выбитый зуб. Мы нашли его.
– Где?
– Завернут в туалетную бумагу и засунут в карман ее спортивных штанов, – сообщает Бэзил. – Кто бы это ни сделал, он не просто избавился от тела Джесс Огилви. Он заботился о ней.
Я вешаю трубку и сразу думаю о Саше: месяц назад у нее выпал зуб, когда она гостила у меня. Мы завернули его в салфетку и положили в конверт с именем Зубной феи. Естественно, мне пришлось позвонить своей бывшей и спросить, сколько я должен выложить в обмен на зуб, который «забрала» фея? Пять долларов. Можете в такое поверить? Значит, за весь мой рот я получил бы сто шестьдесят! Когда Саша уснула и я обменял конверт на хрустящего новенького пятидолларового Линкольна, то держал его в руке и думал: что, черт возьми, мне делать с детским зубом?! Я представил, что у Зубной феи есть множество пустых стеклянных банок, в которые люди кладут морские раковины, только у нее в них хранятся тысячи маленьких молочных клыков. Так как у меня дома такого декора не имеется, я решил просто выбросить проклятый зуб, но в последнюю минуту не смог. Это же детство моей дочери, запечатанное в конверт. Сколько мне выпадет шансов подержать в руках кусочек ее жизни?