В потолок встроена камера, так что за сидящими в камере постоянно кто-то следит. Мне нужно срочно заполнить бумаги, это занимает целую вечность, но я заворачиваю в диспетчерскую – посмотреть на мониторы. Десять минут Джейкоб не двигается, если не считать подергивания руки. Потом очень медленно отодвигается назад, сидя на попе, и прислоняется спиной к стене в самом углу камеры. Губы его шевелятся.
– Что он там бормочет, чтоб его? – спрашиваю я диспетчера.
– А я почем знаю.
Выйдя из диспетчерской, я приоткрываю дверь в КПЗ. Голос Джейкоба едва слышен:
По всему городку, тут и там
Меня ловят, идут по пятам.
Говорят, мне вменяют в вину,
Что я в зама шерифа пальнул.
Я распахиваю дверь и вхожу. Джейкоб продолжает петь. Голос его звучит то выше, то ниже. Стук моих каблуков по бетону подхватывает эхо, но Джейкоб не замолкает, даже когда я останавливаюсь по другую сторону решетки, прямо напротив него, скрестив руки на груди.
Он исполняет припев еще два раза и только после этого останавливается. На меня не смотрит, но по тому, как расправляются его плечи, ясно: он знает, что я рядом.
Вздыхая, я понимаю, что не оставлю этого ребенка здесь одного. И мне не управиться с документами, если я не представлю это Джейкобу как еще один урок по работе полиции.
– Ну что, ты когда-нибудь заполнял форму первичной регистрации?
Оливер
Услышав угрозу детектива взять под арест Эмму Хант, если она не прекратит кричать, я резко избавляюсь от паники, вызванной предыдущей его фразой: «Потом мы отвезем его в суд для предъявления обвинения».
Что мне, черт возьми, известно о судебной процедуре предъявления обвинений?!
Я выиграл пару гражданских судебных процессов. Но уголовный суд – это совершенно другой зверь.
Мы едем к зданию суда в машине Эммы, но до того развернулась драма. Она не хотела покидать полицейский участок без Джейкоба. Мне удалось вывести ее оттуда, только указав на точку, куда доставят сына.
– Я должна быть с ним, – говорит она, проезжая на красный. – Я его мать, ради бога! – Эти слова словно задевают в ней какую-то болезненную струну, Эмма морщится. – Тэо. О боже мой, Тэо!.. Он ведь даже не знает, что мы здесь…
Я не знаю, кто такой Тэо, и, честно говоря, у меня нет времени разбираться в этом. Все мои мысли заняты тем, где я должен стоять в зале суда. Что я скажу? Кто будет говорить первым: я или прокурор?
– Это совершенное недоразумение, – твердит Эмма. – Джейкоб никогда и мухи не обидел. Он не может быть виновным.
На самом деле я не знаю, в какой зал идти.
– Вы, вообще, слушаете меня? – спрашивает Эмма, и я понимаю, что, вероятно, она задала мне какой-то вопрос.
– Да, – наобум отвечаю я, зная, что у меня есть пятьдесят процентов на попадание в точку.
Эмма прищуривается.
– Налево или направо? – повторяет вопрос она.
Мы остановились у знака «Стоп».
– Налево, – бормочу я.
– Что происходит во время предъявления обвинения? – спрашивает Эмма. – Джейкобу ведь не придется говорить?
– Нет. Говорит адвокат. То есть я. Вся суть этой процедуры в том, чтобы зачитать обвинения и установить сумму залога. – Это я, по крайней мере, помню из обучения в школе права.
Но про последнее лучше было не упоминать.
– Залог? – переспрашивает она. – Джейкоба что, посадят в тюрьму?
– Не знаю, – с предельной честностью отвечаю я. – Давайте не будем забегать вперед.
Эмма паркуется на площадке перед судом:
– Когда его привезут сюда?
На этот вопрос у меня тоже нет ответа. Мне ясно только, что уже конец рабочего дня и, если детектив Мэтсон не оторвет зад от стула и не поторопится, Джейкобу придется провести ночь в окружной тюрьме, но Эмме этого я ни за что не скажу.
В здании суда тихо; рассмотрения дел на сегодня в основном завершены. А мое только начинается, и мне необходим краткий курс по уголовному праву, прежде чем моя клиентка обнаружит, что я мошенник.
– Подождете здесь? – предлагаю я Эмме, указывая на кресло в вестибюле.
– А вы куда пойдете?
– Сделать… гм… кое-какую бумажную работу: заполню пару необходимых форм до приезда Джейкоба, – отвечаю я, пытаясь выглядеть как можно более уверенным, и прямым ходом несусь в канцелярию.
Как медсестры в больницах обычно знают больше, чем врачи, так и в суде, если вам нужно получить ответ на вопрос по делопроизводству, потратьте время лучше на то, чтобы подмазаться к рядовым клеркам, чем к судьям.
– Добрый день, – говорю я невысокой темноволосой женщине, которая пристально смотрит на экран компьютера. – Я пришел на вынесение обвинения по уголовному делу.
Она бросает на меня быстрый взгляд и говорит без тени эмоций:
– Вам повезло.
Мой взгляд падает на табличку с именем у нее на столе.
– Дороти, вы не подскажете мне, в каком зале будет разбираться дело?
– Зал по уголовному производству – можете делать ставку…
– Верно. – Я улыбаюсь, как будто сам это знал. – А судья?..
– По понедельникам – судья Каттингс, – отвечает она.
– Благодарю. Большое вам спасибо, – отзываюсь я. – Очень приятно с вами познакомиться.
– Светоч моего дня, – иронично откликается Дороти.
Я уже собираюсь выйти из кабинета, но в последний момент оборачиваюсь:
– Еще одна вещь…
– Да?
– Я… гм… должен что-то говорить?
Она отрывается от компьютера.
– Судья спросит вас, считает ваш клиент себя виновным или невиновным? – отвечает Дороти.
– Отлично, – говорю я. – Вы мне очень помогли.
В вестибюле я застаю Эмму в момент завершения разговора по мобильному.
– И?.. – спрашивает она.
Я опускаюсь в свободное кресло рядом с ней.
– Пара пустяков, – отвечаю я и надеюсь убедить в этом самого себя.
Пока мы с Эммой сидим в зале, предъявляют обвинения троим парням за хранение наркотиков, одному – за кражу со взломом и еще одному – за эксгибиционизм. Потом приводят Джейкоба. Я мгновенно определяю момент, когда Эмма видит сына: она сразу вся подбирается и задерживает дыхание.
Если вы провели в зале суда хоть сколько-нибудь времени, то знаете, что парни, игравшие в футбол в старшей школе, – злыдни с головами, ушедшими в плечи, – вырастают и становятся бейлифами. Два таких бегемота грубо волокут Джейкоба, который изо всех сил старается вырваться от них. Он выгибает шею, смотрит на людей в зале, но как только видит Эмму, все его тело расслабляется от облегчения.
Я встаю и спускаюсь с галереи, потому что пришло мое время, но слишком поздно замечаю, что Эмма идет за мной.
– Вы должны остаться там, – шепчу я ей через плечо, занимая место за столом защиты рядом со своим клиентом.
– Привет, – тихо говорю я Джейкобу. – Меня зовут Оливер. Твоя мама наняла меня адвокатом для тебя, и я все держу под контролем. Ничего не говори судье. Предоставь это мне.
В продолжение моей речи Джейкоб глядит на колени. Как только я умолкаю, он поворачивается на сиденье и громко говорит:
– Мама, что происходит?
– Советник, – обращается ко мне бейлиф, что покрупнее, – или ваш клиент замолчит, или отправится обратно в камеру.
– Я же попросил тебя ни с кем не разговаривать, – говорю я Джейкобу.
– Вы просили ничего не говорить судье.
– Ты не должен общаться ни с кем, – уточняю я. – Понимаешь?
Парень опускает взгляд на стол.
– Джейкоб? Эй?
– Вы сказали, чтобы я ни с кем не разговаривал, – бурчит он. – Уже передумали?
Судья Каттингс – истинный житель Новой Англии, в свободное время управляет фермой по разведению лам и, по-моему, сам немного похож на ламу. Он произносит имя Джейкоба, и тут через боковую дверь в зал заходит Дороти, секретарь суда, и подает ему какую-то записку. Взглянув на нее вдоль своего длинного носа, судья Каттингс вздыхает:
– Я должен предъявить два обвинения по делам мистера Робишо, и это будет происходить в другом зале. Так как он уже здесь со своими клиентами, я сперва займусь этим, а потом мы разберем дело о заключении в тюрьму.
Как только он произносит слово «тюрьма», Джейкоб вскакивает на ноги и заявляет:
– Мне нужен сенсорный перерыв!
– Замолчи, – сквозь зубы говорю я.
– Мне нужен сенсорный перерыв!
В голове у меня роятся десятки мыслей: как заставить этого парня молчать? Как сделать так, чтобы судья забыл произошедшее у него перед глазами? Как действовал бы опытный адвокат в ситуации, когда клиент гробит все дело? Скоро ли я наберусь достаточно опыта и перестану сомневаться в себе?
В тот миг, когда Джейкоб делает шаг, на него набрасываются два бейлифа. Он начинает кричать высоким голосом, будто причитает по покойнику.
– Отпустите его! – вскрикивает у меня за спиной Эмма. – Он не понимает! В школе ему разрешают вставать с места, когда его что-то слишком сильно волнует…
– Здесь не школа! – громыхает басом судья. – Здесь зал суда, и вы, мадам, сейчас же его покинете!
Второй бейлиф оставляет Джейкоба и шагает на галерею, чтобы вытащить из зала Эмму.
– Я могу все объяснить! – кричит она, но ее голос слышится все слабее, женщину толкают к дверям по проходу.
Я перевожу взгляд с нее на своего обмякшего клиента, которого вытаскивают в другую дверь.
– «Убери от меня свои вонючие лапы, ты, проклятая грязная обезьяна!» – орет Джейкоб.
Судья прищуривает глаза и смотрит на меня.
– Это из «Планеты обезьян», – поясняю я.
– «Я чертовски зол и не собираюсь больше терпеть это», – отвечает Каттингс. – Это из сериала «Сеть». Я вам очень рекомендую посмотреть этот фильм, после того как вы приведете в чувство своего клиента.
Пригнув голову, я торопливо иду по проходу. Эмма стоит за дверью зала суда, красная и злая; она бросает разъяренные взгляды на бейлифа.
– Ваш малыш подождет, пока зал суда не опустеет, – говорит он мне. – Тогда ему предъявят обвинения. А мамаша пусть до тех пор не показывается.