Я сую в рот кусочек, за ним другой. Съедаю целый ломтик кукурузного хлеба и только тогда понимаю, как я проголодалась. Оливер смотрит на меня, улыбается, а потом подскакивает, как его игровой аватар после нанесенного Джейкобом удара, открывает холодильник и спрашивает:
– Лимонада?
Я кладу вилку:
– Оливер, послушайте…
– Не благодарите меня, – отвечает он. – Правда. Это было гораздо интереснее, чем читать материалы дела.
– Мне нужно кое-что вам сказать. – Я жду, пока он сядет на место. – Я не знаю, как заплатить вам.
– Не беспокойтесь. За сидение с детьми я беру ничтожную плату.
– Я говорю не об этом.
Он отводит взгляд:
– Мы что-нибудь придумаем.
– Что? – настойчиво спрашиваю я.
– Не знаю. Давайте сначала завершим процесс, а там уж решим…
– Нет. – Мой голос падает, как топор. – Мне не нужна ваша благотворительность.
– Это хорошо, потому что я не могу ее себе позволить, – говорит Оливер. – Может быть, вы выполните для меня какую-нибудь вспомогательную работу или что-то отредактируете.
– Я ничего не знаю о юриспруденции.
– Это касается нас обоих, – отвечает он и усмехается. – Шучу.
– Я серьезно. Вы не будете вести это дело, если мы не выработаем какой-то график платежей.
– Есть одна вещь, с которой вы можете мне помочь, – признается Оливер.
Он похож на кота, вылакавшего целую упаковку сливок, или на парня, который ждет под одеялом, когда женщина разденется.
Что за черт! Откуда такие мысли?
Вдруг у меня щеки заливаются краской.
– Надеюсь, вы не собирались предложить, чтобы мы…
– Сыграли в виртуальный теннис? – не дает мне договорить Оливер, протягивает на ладони вынутый из кармана небольшой картридж с электронной игрой и округляет глаза, ну сама невинность. – А что, по-вашему, я собирался сказать?
– Просто чтоб вы знали, – говорю я и беру с его ладони картридж. – У меня сумасшедшая подача.
Оливер
В полицейском участке Джейкоб признался, что выбил зуб Джесс Огилви случайно. Что он передвигал ее тело и на свой лад обставлял в доме место преступления.
Любой присяжный, услышав такое, сделает очень простой и логичный вывод, что это является признанием в убийстве. В конце концов, мертвые тела просто так не валяются где попало, и как еще юному аутисту, одержимому криминалистикой, утолить свою страсть? Вот почему для избавления Джейкоба от пожизненного заключения в тюрьму я возлагаю большие надежды на возможность изъять из дела материалы допроса в полицейском участке, прежде чем их примут в качестве доказательства в суде. Для того чтобы сделать это, нам придется пройти особые слушания, а значит – еще раз, – Эмме, Джейкобу и мне предстоит личная встреча с судьей.
Единственная проблема: в последний раз, когда я видел Джейкоба в зале суда, все прошло совсем не гладко.
Вот почему я весь будто туго закрученная пружина, пока сижу рядом со своим клиентом и мы наблюдаем, как Хелен Шарп допрашивает детектива.
– Когда вы впервые занялись этим делом?
– Утром в среду, тринадцатого января, я получил от парня Джесс Огилви Марка Магуайра информацию о ее исчезновении. Я занялся расследованием, и восемнадцатого января после интенсивных розысков тело мисс Огилви было обнаружено в кульверте. Она умерла от внутреннего кровоизлияния в результате травмы головы, на теле имелись многочисленные ушибы и ссадины, оно было завернуто в одеяло обвиняемого.
Джейкоб яростно строчит что-то в блокноте, который я положил перед ним, и показывает написанное мне: «Он ошибается».
Обнадеженный, я беру у него блокнот. Разные мелкие неточности в истолковании улик могли возникнуть оттого, что Джейкоб чего-то недоговорил. «Это не твое одеяло?»
«Формально это не внутреннее кровотечение, – корябает на листе Джейкоб, – а затекание крови между твердой оболочкой, покрывающей мозг, и паутинной оболочкой, которая является средним слоем мозговых оболочек».
Я округляю глаза и пишу: «Спасибо, доктор Хант».
Джейкоб хмурится и строчит: «Я не доктор».
– Давайте вернемся немного назад, – продолжает допрос Хелен. – Вы говорили с обвиняемым до того, как обнаружили тело мисс Огилви?
– Да. Отрабатывая ежедневник жертвы, я опрашивал всех, кто контактировал с ней в тот день, когда ее видели живой в последний раз, и тех, кто, предположительно, мог с ней встречаться. Джейкоб Хант был записан на занятие с Джесс в четырнадцать тридцать пять в день ее исчезновения. Я встретился с ним, чтобы выяснить, состоялся или нет намеченный визит.
– Где вы встретились?
– В доме у обвиняемого.
– Кто был в доме, когда вы пришли туда в тот день? – спрашивает Хелен.
– Джейкоб Хант и его мать. Его младший брат, вероятно, находился наверху.
– До того вы встречались с Джейкобом?
– Один раз. Несколькими днями раньше он появился на месте преступления, где я работал.
– Вы подумали, что он может быть подозреваемым?
– Нет. Другие полицейские тоже видели его на местах преступлений. Ему нравится приходить и давать непрошеные советы по поводу анализа улик. – Детектив пожимает плечами. – Я решил, он просто ребенок, который хочет поиграть в копа.
– Когда вы впервые встретились с Джейкобом, кто-нибудь сообщил вам, что у него синдром Аспергера?
– Да, – говорит Мэтсон. – Его мать. Она сказала, что у него серьезные трудности с общением и многие особенности его поведения, которые могут показаться стороннему наблюдателю свидетельствами вины человека, на самом деле – симптомы его аутизма.
– Она когда-нибудь говорила вам, что вы не можете беседовать с ее сыном?
– Нет.
– Обвиняемый заявлял вам, что не хочет говорить с вами?
– Нет.
– Заметили ли вы в тот первый день знакомства, что он не понимает ваших слов или кто вы такой?
– Он точно знал, кто я, – отвечает Мэтсон. – И хотел поговорить о криминалистике.
– Что вы обсуждали во время первой встречи?
– Я спросил, состоялось ли его занятие с Джесс в тот день, и он ответил «нет». Еще он сообщил мне, что знаком с парнем Джесс, Марком. Пожалуй, это все. Я оставил свою карточку его матери и сказал, чтобы она звонила мне, если что-нибудь случится или Джейкоб что-то вспомнит.
– Сколько времени продолжался этот разговор?
– Я не знаю, может быть, минут пять.
Прокурор кивает:
– Когда вы узнали, что Ханту известно больше об этом деле?
– Его мать позвонила и сообщила, что у Джейкоба есть новая информация о Джесс Огилви. Очевидно, он забыл сказать нам, что, когда был в доме Джесс, пока ждал ее, прибрал кое-какие вещи и расставил в алфавитном порядке CD-диски. Парень жертвы упоминал, что диски были переставлены, и мне захотелось еще раз поговорить с Джейкобом.
– Мать Джейкоба говорила вам, что он не поймет вас, если вы будете задавать ему вопросы?
– Она сказала, что у него могут быть сложности с пониманием вопросов, которые сформулированы определенным образом.
– Во время второго разговора Джейкоб заявлял, что не хочет беседовать с вами или не понимает ваших вопросов?
– Нет.
– Матери обвиняемого приходилось переводить ему или просить вас перефразировать вопрос?
– Нет.
– Сколько времени продолжался этот второй разговор?
– Самое большее десять минут.
– Беседовали ли вы с Джейкобом Хантом еще раз? – спрашивает Хелен.
– Да, в тот день, когда мы обнаружили тело Джесс Огилви в кульверте.
– Где состоялся этот разговор с обвиняемым?
– В полицейском участке.
– Почему Джейкоб снова пришел поговорить с вами?
– Его мать позвонила мне, – отвечает Мэтсон. – Она была очень расстроена, так как думала, что ее сын имеет какое-то отношение к убийству Джесс Огилви.
Вдруг Джейкоб встает и поворачивается лицом к галерее, где сидит Эмма, чтобы видеть ее.
– Ты так подумала? – спрашивает он; его опущенные руки сжимаются в кулаки.
У Эммы такой вид, будто ее ударили в живот. Она смотрит на меня, ищет помощи, но, прежде чем я успеваю что-нибудь предпринять, судья ударяет молотком:
– Мистер Бонд, следите за своим клиентом.
Джейкоб начинает стучать по бедру левой рукой:
– Мне нужен сенсорный перерыв!
Я тут же киваю:
– Ваша честь, нам нужен перерыв.
– Хорошо. У вас пять минут, – говорит судья и покидает свое место.
Как только он выходит, Эмма ступает к нам за барьер:
– Джейкоб, послушай меня.
Но Джейкоб не слушает; он громко мычит, отчего Хелен Шарп закрывает ладонями уши.
– Джейкоб… – повторяет Эмма, обхватывает руками его лицо и поворачивает к себе; он закрывает глаза. – Я пристрелил шерифа, – напевает Эмма, – но не его зама. Я пристрелил шерифа, но не его зама… Сработал рефлекс… чему быть, того не миновать.
Бейлиф, стоящий в зале, бросает на нее недобрый взгляд, но плечи Джейкоба расслабляются.
– Каждый день ведро опускают в колодец, – подпевает он своим монотонным голосом. – Но однажды у него выпадает дно.
– Вот так, малыш, – бормочет Эмма.
Хелен следит за каждым движением, слегка приоткрыв рот.
– Ну и дела, – произносит она, – мой ребенок знает только слова из «Кэндимена».
– Дрянная песенка, чтобы распевать ее на суде за убийство, – бурчит охранник.
– Не слушай его, – говорит Эмма, – слушай меня. Я тебе верю. Я верю, ты этого не делал.
Интересно, что, произнося эти слова, она не глядит в глаза Джейкобу. Хотя он этого и не заметил бы, так как сам не смотрит на нее. Однако из объяснения Эммы с детективом следует: если считать, что человек, который не смотрит вам в глаза, либо лжец, либо аутист, а Эмма точно не страдает аутизмом, о чем это свидетельствует?
Я не успеваю развить эту мысль, потому что возвращается судья и Хелен с Ричем Мэтсоном вновь занимают свои места.
– Тебе нужно всего лишь сохранять спокойствие, – шепчу я Джейкобу, подводя его к столу защиты.
Он берет лист бумаги, складывает гармошкой и начинает обмахиваться им.