– Но наверное, вам иногда приходится и нелегко как матери.
– Все, что я перечислила, делает Джейкоба идеальным ребенком, но это же отличает его от других, обычных детей. Всю жизнь Джейкоб хотел поладить со своими сверстниками, и всю жизнь я видела, как его дразнят и прогоняют. Вы не можете представить себе, каково это – выжимать из себя улыбку, когда ваш сын на банкете детской бейсбольной команды получает медаль за то, что в него попало больше всего брошенных мячей. Вам приходится закрывать глаза, когда он вылезает из машины у школы в больших наушниках, которые помогают ему защититься от шума школьных коридоров, и вы видите, как другие дети смеются над ним у него за спиной.
– Если бы я зашел к вам домой во вторник, что показалось бы мне необычным?
– Еда. По вторникам вся пища должна быть красной. Малина, клубника и томатный суп. Суши с тунцом. Слабо прожаренный, тонко нарезанный ростбиф. Если еда не красная, Джейкоб раздражается, иногда даже уходит в свою комнату и перестает разговаривать с нами. Свой цвет есть у каждого дня недели, для пищи и для одежды. У него в шкафу все вещи висят по цветам радуги, и разные цвета не должны соприкасаться.
Эмма поворачивается к присяжным, как мы и разучивали.
– Джейкобу необходим порядок во всем. Он встает в шесть тридцать каждое утро, не важно, учебный это день или выходной, – и точно знает, в какое время ему нужно идти в школу и когда он вернется домой. Он никогда не пропускает серии «Борцов с преступностью», этот фильм показывают по каналу «USA Network» каждый день в шестнадцать тридцать. Во время просмотра он делает заметки в тетради, хотя некоторые серии видел десятки раз. Он всегда оставляет свою зубную щетку слева от раковины после использования и всегда сидит в машине на заднем сиденье за водителем, даже когда он единственный пассажир.
– Что происходит, когда привычный распорядок нарушается?
– Его это сильно расстраивает, – отвечает Эмма.
– Можете пояснить?
– Когда он был маленьким, то кричал или топал ногами. Теперь он скорее уйдет в себя. Лучше всего объяснить это так: вы будете смотреть прямо на Джейкоба, а он не с вами.
– У вас есть еще один сын, да?
– Да. Тэо. Ему пятнадцать.
– У Тэо тоже синдром Аспергера?
– Нет.
– Одежда Тэо развешена по цветам?
Эмма качает головой:
– Обычно она валяется кучей на полу в его комнате.
– Он ест только красную пищу по вторникам?
– Он ест все, что не приколочено гвоздями, – отвечает Эмма, и несколько женщин из присяжных усмехаются.
– Бывает ли, что Тэо не расположен разговаривать с вами?
– Конечно. Он вполне обычный подросток.
– Есть разница между тем, как уходит в себя Тэо и как это делает Джейкоб?
– Да, – отвечает Эмма. – Тэо не общается со мной, когда не хочет, Джейкоб – когда не может.
– Вы пытались как-то помочь Джейкобу с адаптацией к разным жизненным ситуациям?
– Да, – говорит Эмма. Делает паузу. Откашливается. – Я наняла частного педагога для отработки навыков общения – Джесс Огилви.
– Джейкобу нравилась Джесс?
Глаза Эммы наполняются слезами.
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Ему было хорошо с ней, а таких людей очень мало. С ней он делал то… чего обычно не стал бы… – Эмма замолкает и утыкается лицом в ладони.
Вот черт!
– Мисс Хант, – говорю я, – спасибо. Больше нич…
– Подождите, – обрывает меня она. – Я… я еще не закончила.
Это для меня новость. Я едва заметно качаю головой, но Эмма смотрит на Джейкоба.
– Я только… хотела сказать… – Она поворачивается к присяжным. – Джейкоб сказал мне, что не хотел ее смерти, что он не виноват…
Глаза у меня расширяются. Это непрописанный сценарий, опасная территория.
– Протестую! – восклицаю я. – Показания с чужих слов.
– Вы не можете отклонять показания своего свидетеля, – заявляет очень довольная Хелен.
Но я не должен и давать своему свидетелю веревку, чтобы повеситься, как и всем остальным.
– Тогда я закончил, – говорю я и сажусь рядом с Джейкобом, вдруг испугавшись, что на этом закончится все.
Джейкоб
Она сказала им.
Моя мать сказала им правду.
Я смотрю на присяжных, вглядываюсь в каждое из их выжидательных лиц, потому что теперь они должны понять: я не монстр, каким изобразили меня все эти свидетели. Оливер оборвал маму прежде, чем она успела сказать остальное, но они наверняка все понимают.
– Прежде чем мы начнем перекрестный допрос, советники, – говорит судья, – мне бы хотелось сделать то, что мы упустили вчера в связи с ранним прекращением заседания. Кто-нибудь из вас возражает против того, что мы завершим опрос этого свидетеля и закроем сегодняшнюю сессию?
Тут я смотрю на часы и вижу, что уже четыре.
Нам нужно уезжать, чтобы успеть домой к 16:30, началу «Борцов с преступностью».
– Оливер, – шепчу я. – Скажите «да».
– Я ни в коем случае не оставлю в голове присяжных последние слова твоей матери на все выходные, – шипит мне в ответ Оливер. – Мне все равно, как ты с этим справишься, Джейкоб, но тебе придется.
– Мистер Бонд, – говорит судья, – будьте добры, ознакомьте нас с содержанием вашего разговора.
– Мой клиент сказал мне, что отсрочка закрытия сессии его устраивает.
– Розовею от удовольствия, – говорит судья, хотя нисколько не порозовел. – Мисс Шарп, свидетельница ваша.
Прокурор встает:
– Мисс Хант, где был ваш сын во второй половине дня двадцатого января?
– Он пошел на занятие в дом Джесс.
– В каком состоянии он вернулся?
Мама отвечает не сразу.
– Был взволнован.
– Как вы догадались?
– Он забежал в свою комнату и спрятался в шкаф.
– Не совершал ли он действий, направленных на причинение вреда самому себе?
– Совершал, – говорит Эмма. – Он стучался головой о стену.
Интересно, я этого не слышал. Когда у меня случается нервный срыв, я плохо помню, что происходило.
– Но вам удалось его успокоить, верно?
– Постепенно.
– Какие методы вы использовали? – спрашивает прокурор.
– Погасила свет и включила его любимую песню.
– Боба Марли «Я пристрелил шерифа»?
– Да.
Уже 16:07, и я вспотел. Сильно.
– Он применяет песню «Я пристрелил шерифа» как средство успокоения? – спрашивает Хелен Шарп.
– Это не имеет отношения к сути песни. Ему понравилась мелодия, и она успокаивала его, когда он капризничал в детстве. Просто так повелось.
– Это, конечно, связано с его одержимостью уголовными преступлениями, не так ли?
Я не одержим уголовными преступлениями. Я одержим их расследованием.
– Джейкоб не склонен к насилию, – говорит моя мать.
– Нет? Его судят за убийство, – резко возражает Хелен Шарп, – и в прошлом году он напал на девушку, разве нет?
– Его спровоцировали.
– Мисс Хант, у меня есть отчет сотрудника, отвечающего за безопасность в школе, которого вызвали после этого инцидента. – Прокурор предъявляет его как доказательство, на нем ставят штамп (уже 16:09), и подает моей матери. – Прочтите, пожалуйста, выделенный цветом фрагмент.
Мама берет лист.
– Семнадцатилетняя девушка утверждала, что Джейкоб Хант подошел к ней, прижал ее к шкафчику и душил, пока его не оттащил кто-то из сотрудников школы.
– Вы считаете, это не насильственный акт? – спрашивает Хелен Шарп.
Даже если мы уйдем сейчас, то на одиннадцать минут опоздаем на «Борцов с преступностью».
– Джейкоб почувствовал себя загнанным в угол, – говорит моя мать.
– Я не спрашиваю вас, что чувствовал Джейкоб. Единственный человек, который может судить об этом, – он сам. Меня интересует, отнесете ли вы к категории насильственных действий то, что девушка была прижата к шкафчику в раздевалке и ее душили?
– Эта жертва, – говорит мама с горячностью в голосе, – та же очаровательная особа, которая обещала Джейкобу стать его подругой, если он скажет учителю математики: «Трахни себя в зад».
Одна из женщин-присяжных качает головой. Я гадаю, ее возмутил поступок Мими или слова, произнесенные моей матерью.
Однажды во время серии «Борцов с преступностью», которую показывали в лучшее эфирное время и разыгрывали вживую, как шоу на Бродвее, статист уронил себе на ногу молоток и нецензурно выругался, в результате канал оштрафовали. Цензоры запикали ругательство, но некоторое время сцена циркулировала на YouTube во всей своей немеркнущей славе.
До «Борцов с преступностью» осталось тринадцать минут.
Оливер стукает меня по плечу:
– Что с тобой? Прекрати! Ты выглядишь как сумасшедший.
Я опускаю взгляд и вижу, что сильно хлопаю одной рукой по ноге, а сам даже не замечал этого. Но теперь я уже совсем ничего не понимаю. Вроде мне и нужно выглядеть сумасшедшим.
– То есть эта девушка плохо обошлась с Джейкобом. Думаю, мы обе согласны с этим?
– Да.
– Но это не отменяет того, что он совершил насильственное действие по отношению к ней.
– Он поступил по справедливости, – отвечает моя мать.
– То есть, мисс Хант, по-вашему, если какая-нибудь девушка скажет Джейкобу что-то неприятное или заденет словами его чувства, он имеет право применить к ней физическую силу?
Глаза матери вспыхивают, как бывает всегда перед тем, как она по-настоящему, очень сильно разозлится.
– Не вкладывайте в мои уста слов, которых я не говорила. Я утверждаю, что мой сын добр и чувствителен и что он намеренно и мухи не обидел бы.
– Вы слышали показания свидетелей по этому делу. Вы знаете, что Джейкоб поругался с Джесс за два дня до того, как ее в последний раз видели живой?
– Это другое дело…
– Вы там были, мисс Хант?
– Нет.
Прямо сейчас показывают последний рекламный блок сериала «Закон и порядок», который идет по кабельному каналу перед «Борцами с преступностью». Там будет четыре тридцатисекундных ролика, а потом начнется музыкальная заставка. Я закрываю глаза и начинаю мычать мелодию.