яким случаем, чтоб припомнить и как можно сильнее задеть какие-либо родовые старые грешки, бесчестившие весь род поголовно. Так, в 1691 г. брань возникла между двумя самыми знатными и значительными лицами – между знаменитым впоследствии князем Яковом Долгоруким и князем Борисом Алексеевичем Голицыным, дядькою Петра, – любимым и влиятельным человеком. Желябужский рассказывает в своих Записках: «Побранился князь Яков Федорович Долгорукой в Верху с боярином князь Борисом Алексеевичем Голицыным, называл он, князь Яков, его, князь Бориса Алексеевича, изменничьим правнуком, что при Росстриге прадед его, князь Бориса Алексеевича, в Яузких воротах был проповедником. И за те слова указано на нем, князь Якове Долгоруком, боярину князю Борису Алексеевичу Голицыну, и отцу его, боярину князю Алексею Андреевичу Голицыну, и братьям его всем (доправить бесчестье); а за бесчестье палатное, что он, князь Яков, говорил в государевой палате при боярах, послан он, князь Яков, был в тюрьму; и не довели его, князь Якова, до тюрьмы, воротили от Спасских ворот».
В таком виде, вероятно, ходил об этом слух по городу. Подлинное дело, впрочем неполное, рассказывает этот случай таким образом: «1692 г. генваря 28-го боярин князь Борис Алексеевич Голицын бил челом великим государям словесно, что 28 числа в хоромах великого государя (т.) Петра Алексеевича комнатные стольники князь Яков да князь Григорей княж Федоровы дети Долгорукие его, боярина, бранили и всякими скверными и неподобными словами бесчестили. Да в то ж время бесчестили они отца его, боярина князя Алексея Андреевича» – и просил, чтоб великие государи пожаловали, велели б про то бесчестье свидетельми, кто в то время были, сыскать и по сыску указ учинить. Расследовать дело поручено было боярину Тихону Никитичу Стрешневу, который на другой день, генваря 29-го, сделал допросы свидетелям.
Стольник Сергей Аврамов сын Лопухин сказал: генваря 28 числа в комнате у великого государя Петра (т.) боярина князя Б. А. Голицына стольники князь Яков и князь Григорей Долгорукие словами бесчестили и называли ево пьяным и говорили: „Напрасно брат наш киот посадил в живот Дмитрею Мертвому, посадить было киот тебе в живот; напився ты пьян и за собою пьяных полк возишь и их тешишь, а нас ругаешь“.
Федор Опраксин сказал: сего генваря в 28 день в комнате у великого государя Петра Алексеевича стольники князь Яков да князь Григорей княж Федоровы дети Долгоруково боярина князя Б. А. Голицына бесчестили и говорили: „Для чего ты велел бить держальнику своему, Дмитрею Мертвому, брата нашего князя Бориса?“ И боярин князь Борис Алексеевич говорил: „Что ты на меня нападаешь, я бить брата твоего не веливал“. И против того князь Яков Долгорукий говорил: „Побей нас здесь. Мы бы из тебя пьянство то твое збили. И не Дмитриево то дело класть кноты-те тебе“. И пьяным называли многажды: „Пьяных ты возишь атаманов и велишь нас бить“.
Стольник князь Юрья княж Яковлев сын Хилков сказал: генваря 28 в комнате у великого государя Петра Алексеевича стольники князь Яков и князь Григорей Долгорукие боярина князя Б. А. Голицына бесчестили и говорили: „Для чего-де ты велел бить держальнику своему Дмитрею Мертвому брата нашего князя Бориса?“ И боярин князь Борис Алексеевич Голицын говорил: „Что-де ты на меня нападаешь, я-де брата вашего бить не веливал“. И князь Яков Долгорукий говорил: „Побей нас здесь, мы из тебя пьянство то твое собьем; и не Дмитреево дело было класть кноты-те тебе“. И пьяным называли его многажды: „Пьяным ты, атаман, и велишь нас бить: поди переведайся с братом нашим князем Борисом: он тебя дожидается у Спаса“.
То же почти слово в слово показали Тимофей Юшков и Федор Федорович Плещеев. Стольник Михайло Петров Измайлов сказал, что ссоры не слыхал, приехал поздно, после той их ссоры.
Стольник Иван Большой Иванов сын Бутурлин сказал: генваря 28 в комнату у великого государя Петра Алексеевича боярина князя Б. А. Голицына стольники князь Яков и князь Григорей Долгорукие какими словами бесчестили, того он не слыхал, потому что он в то время в комнате не был. А как он, Иван, того числа приехал в Верх и пришел в Переднюю, и в Передней князь Яков и князь Григорей Долгорукие со стольником с князем Дмитреем княж Михайловым, сыном Голицыным, считались и говорили они, князь Яков и князь Григорей, про боярина князя Бориса Алексеевича и называли его пьяным, и теперь-де он пьян. И говорил же он, князь Яков: „Кабы он за ево, князь Яковлев, хотя за один волос принелся и мы бы из него и прошлогоцкие дрозжи выбили“. А иных никаких слов от них, князя Якова и князя Григорья, в то время не было и боярина князя Бориса Алексеевича при том их счете в Передней не было ж. А преже того его, боярина, они какими словами бесчестили, и в то-де время в Верху в хоромах он, Иван, не был.
Василей Соймонов сказал: как он шол чрез комнату (с) стряпьнею, и в то число боярин князь Б. А. Голицын со стольники с князем Яковом да с князем Григорьем говорили шумко; а что говорили, того он не слыхал.
Комнатный истопник Иван Михайлов сказал: генваря 28 числа в Комнате у царя Петра Алексеевича стольники князь Яков и князь Григорей Долгорукие с боярином со князем Б. А. Голицыным, стоя, говорили меж собою. А какие слова говорили, того он не слыхал, потому что в то время он шел чрез комнату мимо их в Среднюю комнату вскоре; а подле их не стоял и речей их не слушал.
Окольничий Иван Афанасьевич Матюшкин сказал: генваря 28-го стольники Долгорукие в Комнате у великого государя царя Петра Алексеевича боярина Б. А. Голицына бесчестили, называли пьяным и „откудыва-де ты, пьяный князь, взял то себе, что, призвав к себе в дом своего брата, и велел держальнику своему бить? Напрасно брат наш держальника твоего поколол. Колоть было тебя. Лутче б ты кноты-те в себя клал, а не в держальника, чем ты держальника тово заставливаешь нас бить. Задери ты нас здесь. Мы б из тебя прошлогоцкие пьяные дрожжи выбили“. А иные какие слова они говорили, того он не упомнит.
Да того ж генваря в 29-й боярин князь Борис Алексеевич о бесчестье своем, какими словами князь Яков и князь Григорей Долгорукие бесчестили ево, подал письмо, а в письме пишет: (начала нет)… скверными и неподобными словами меня, князь Бориса, стольники князь Яков да князь Григорей Долгоруков, а называл пьяницею и будто таких же, собрав пьяных, и вожу с собою; и будто, напоя держальников своих, таких же пьяных, что и сам, велю бить брата их, князя Бориса; и будто я их вожу, ту пьяную станицу, не в причинныя места, куды и возить не надобно. Да они ж говорили: „Напрасно-де эте киоты кладут в Мертвова, тем было кнотам ходить в тебя; да и так-де полно увернулся за сани; быть было в тебе ножу“. Да они ж говорили: „Поди теперво! Вон брат князь Борис дожидается у Спаса в Верху. Подери его за волосы, так из тебя и оходы вырежет. А се подь сюды, мы скорее вырежем оход и выпустим кишки, и лучше (?) из тебя годовалые дрожди выбьем! Ты весь налит вином“. Да они ж говорили: „Се налив белма об угол не ударишься. Чем брата нашего за волосы драл, ты бы отца своего за бороду драл“. Да они ж говорили: „Не дорожи делом, ныне не старая пора, с мечами стоять не велите“.
И генваря в 30-й день по указу великих государей велено по вышеписанному письму боярина князя Бориса Алексеевича про те слова, чего в сказках свидетелей не написано, тех свидетелей допросить же. Свидетели показали, что иное из тех слов не слыхали, а остальное слышали, и двое прибавили следующие подробности.
Февраля 2-го стольник Федор Опраксин показал, что Долгорукие говорили: „Поди, брат князь Борис, приехав, дожидается тебя у Спаса; изволь ево подрать за волосы, так он из самого из тебя печень вырежет; или нас изволь подрать, мы из тебя из самого пьянство-то выбьем!“ Да они же без него, боярина Бориса Алексеевича, считались со стольником, с князем Дмитрием Голицыным, и говорил он, князь Григорей: „Напившись, брат твой пьян об угол головою не ударился; кабы он постарее брата нашего, отца за бороду поймал“. Да князь Яков говорил боярину князю Борису Алексеевичу: „Не старая вам пора с мечами нас ставить; пора вам в себе и осмотритца“.
Окольничий Иван Афанасьевич сказал: того, что будто он, боярин князь Борис Голицын, возит пьяную станицу не в причинныя места, куды и возить не надобно, он не слыхал, а говорили они (Долгорукие), что он пьяных атаман и, собрав пьяных, водит короводом и их нами тешит. А те речи, что „и так-де толко увернулся за сани, быть было в нем ножу“, он слышел, что быть было в нем вилкам, а про нож не слыхал. А из тех слов, что, поди-де теперво, брат князь Борис дожидается у Спаса в Верху, подери-де его за волосы, так-де из него и оходы вырежет; а се поди суды, мы скорее вырежем оход и выпустим кишки, – слышал он только, что: „Поди к Спасу, брат-де князь Борис дожидаетца. Он-де гостинцы с тобою разделит. У него не уйдешь“. Или: „Поди-де к нам, мы из тебя скорее пьянство вышебем“. А что „де он весь налит вином и, налив бельма, об угол не ударишься“, – и что „не дорожи-де делом, ныне не старая пора, с мечи стоять не велите“, – те слова он слышел. А что те слова: „чем-де брата нашего за волосы драл, он бы-де драл отца своего за бороду“ – говорил про него, боярина князя Бориса Алексеевича, князь Григорей Долгорукой брату ево стольнику князю Дмитрею Голицыну без него, боярина».
Как видно, боярин настаивал на том и просил государей, чтоб оскорбители его чести были наказаны примерно. Об этом свидетельствует челобитная Долгоруких, в которой они объясняют: «Учинилась у нас ссора на словах и в сыску, которые допрашиваны и из них иные, ища с ним, боярином, дружбы и опасаясь его, сказали то, чего мы не говаривали. А в той ссоре (и Голицыны) нас бранили и словами бесчестили. И по тому сыску боярин бьет челом на нас о странном и необыкновенном указе, хотя нами образец учинить и исполняя злобу свою, хотя нас обругать напрасно. А у нас с ними ссора учинилась не странная, брань такая, какия всегда между нами за недружбы бывают. И на такия брани свидетельствует указ (царя Алексея Михайловича): у кого учинится с кем брань в ваших государских хоромах, в Уложеньи напечатано в 3 главе 1 и 2 статьи; а кто кого обесчестит и за то указы не такие, о чем он, боярин, бьет челом, хотя исполнить по злобе намерение свое. А свидетельствует на то указ в Уложеньи в 10-й главе 27, 30 до 91-й статьи: за бесчестье патриарха велено отсылать головою, за митрополитов – велено сажать в тюрьму, а за бесчестье бояр, не токмо на нашей братье – и на людях самых низких чинов и на городовых детях боярских велено править бесчестье. И тот указ и доднесь стоит нерушим и на обновление против того указу новоуказных статей никаких нет, а вершат и до ныне все такие дела тем указом. И в нынешнем (1692 г.) по докладу из Приказу Большего Дворца боярину князю Михаилу Алегук〈овичу〉 Черкасскому за бранное бесчестье на Андрее Бахметеве велено доправить бесчестье, а иного ничего ему, Андрею, не учинено. А он, боярин (Голицын), челобитьем своим указывает на примерные дела, в которых указы чинены, кроме Уложенья, в отеческих делах, также за жестокое и дерзкое вам, государям, челобитье. А по вашему указу указано дела по примерам вершить такие, о которых в Уложеньи не напечатано и в новоуказных статьях нет. А о сем нашем деле ясный указ отца вашего (царя Алексея). А он, боярин, бьет челом об указе чрез Уложенье, хотя показать силу свою, вид