выходном платье в сопровождении бояр, окольничих и прочих чинов. Из собора совершался крестный ход в следующем порядке: впереди две хоругви, за ними чернцы и потом диаконы, по два вместе, за ними священники по три вместе, потом протопопы и запрестольный образ, 2 креста хрустальные, одни рипиды и иконы соборные, из Чудова монастыря, с Троицкого подворья, из Архангельского собора и от Николы Гостунского; далее протопопы, Успенский и Благовещенский, потом певчие и образ Богородицы Влахернской, в преднесении поддьяками двух свеч. За иконою шли соборные ключари, потом патриарх в малом облачении с посохом. По правую сторону патриарха дьяконы несли Евангелие большое в ковчеге бархатном, а по другую – на мисе крест золотой, жемчужный, большой, да малое Евангелие[202]. В ходу участвовало духовенство всей Москвы и многие из духовных властей иногородных. В 1675 г., кроме патриарха, за крестами шли 3 митрополита, 2 архиепископа, 1 епископ, более 10 архимандритов, более 10 игуменов, 15 протопопов, 300 священников и 200 дьяконов – все в богатейшем облачении, одни в нарядных и цветных ризах, другие в таких же стихарях. Государево шествие, подобно другим царским выходам, открывалось нижними чинами, по три человека в ряд, впереди дьяки, за ними дворяне, стряпчие, стольники, ближние и думные люди и окольничие. Потом шел государь, а за ним бояре, некоторые из думных и ближних людей и, наконец, гости. По обе стороны пути шли для береженья от тесноты стрелецкие полковники; кроме того, по всему пути расставлена была в писаных кадушках верба для народа.
Ход останавливался у Покровского собора, лицом к востоку. Государь и патриарх шли в соборный придел Входа во Иерусалим. Государя сопровождали в это время одни только высшие чины; прочие же, начиная со стольников, останавливались у Лобного места, по обеим сторонам. В церкви патриарх молебствовал и облачался. Государь также возлагал на себя царские одежды в приделе собора: надевал крест, диадиму (бармы, оплечие), царскую шапку, которая в разрядных записях нередко именуется Мономаховою, царское платно и порфиру и проч. Вместо посоха, на который он опирался во время хода, ему подавали златокованый царский жезл.
В то же время на Лобном месте, которое богато убиралось бархатами и сукнами, поставляли налой, покрытый зеленою бархатною пеленою; на нем полагали Евангелие и иконы Иоанна Предтечи и Чудотворца Николая, иногда Богородицы Казанской. Путь от Лобного места к Спасским воротам ограждался надолбами, которые также обивались красным сукном. По всей площади стояло стрелецкого и солдатского строю войско и толпы народа. На кровле одной из лавок Верхнего Овощного ряда становился капитан солдатского строя с ясачным знаменем для подавания сигналов во время церемоний.
Недалеко от Лобного места со стороны Красной площади стояло осля, т. е. конь в белом суконном каптуре[203]. У осля находились патриарший боярин и пять человек дьяков в золотных кафтанах. Здесь же поставлена была и нарядная верба.
В первой половине XVII столетия эту нарядную вербу устраивали на патриаршем дворе из патриаршей казны довольно просто и небогато. Еще за неделю до праздника в санном ряду сторожа Успенского собора покупали двои дровни для устройства вербных саней, которые, однако, устраивались на колесах, как это видно на рисунках у Олеария. О колесах упоминается и в расходных записках по случаю устройства саней в 1627 г. Посреди тех саней делали особое место или кресло, укрепляли колесную ступицу для установки в ней дерева вербы. Сторожа, 16 чел., ходили по всей Москве по садам и огородам и отыскивали подобающее дерево. Им выдавали на лапти и за ходьбу 13 алт. 2 ден. Сани между тем обивали красным сукном, простыми гвоздями. Дерево при постановке окрепляли к саням ужищами, дабы оно не могло покачнуться на сторону. По сторонам дерева пришивали доски, на чем стоять певчим. Для убранства дерева различными овощами и плодами в 1627 г. было куплено, по примеру 1625 г., изюму кафимского 13 ф., изюму на ветках 2 ф., винных ягод 13 ф., орехов грецких 300, рожков браных (цареградских стручков) 13 ф., фиников браных 4 ф. В 1628 г. к этому прибавлено взамен части рожков 100 яблок да 100 орехов грецких и понемногу изюму, фиников, винных ягод, потому что рожков добрых купить не добыли. Яблоки постоянно стали употреблять к наряду вербы с 1634 г. В этот год их куплено 500 разной величины. В 1635 г. куплено 450 малых, 300 средних и 50 самых больших. В 1636 г. куплено 400 малых, 300 средних, 200 больших, 100 самых больших, всего 1000 штук. То же или меньшее количество яблок употреблялось и в последующих годах. Надо заметить, что после действа овощи и яблоки с вербы патриарх раздавал духовным и светским властям, а яблоки самые большие, которых отбирали до 50 штук, он посылал в Верх к государю и к царскому семейству.
Под руководством соборного ключаря овощи и плоды нанизывались на простые нити и привешивались в известном более или менее красивом порядке к вербе. Ничего искусственного в этом убранстве вербы не прибавлялось. Оставалось природное дерево с белыми почками или зелеными листочками, смотря по времени ранней или поздней весны, и с овощами и плодами съедомыми, служившими нарядом, т. е. украшением дерева.
Когда все было изготовлено, сани с вербою сторожа перетаскивали на себе к Лобному месту, где и ставили ее с вечера или рано утром еще до крестного хода.
Кроме санной большой вербы, изготовлялась и ручная или пучковая, состоявшая из вербных ветвей, украшенных также овощами, для раздачи духовным и светским властям. Для народа готовились целые возы простых ветвей. Вместе с тем по всей дороге по обе стороны ставили вербные деревья из Конюшенного царского приказа.
С особым великолепием вербу стали украшать при царе Алексее Михайловиче, в первый раз во время пребывания в Москве вселенских патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, именно с 1668 г. С этого времени во всех тогдашних церковных и царских обрядах вообще замечается необыкновенное великолепие и пышность. В записках 1668 г. о цветной неделе и собственно о вербе находим следующее: «176 г. в неделю цветную (марта 15-го) было все по прежнему чину. А верба была нынешнего году устроена по государеву указу благолепотно, первый год, а не тако просто, яко ж в минувших летах, токмо земный овощ имела: яблока, и ягоды, изюм, и винные, и рожцы, и орехи обешены. Ныне же вся зеленуется, якоже бы сейчас расцвела; листы сучинены зеленые и плоды видятся, якобы от земли возрасли, и яблока большие и средние, и завези малые, и шипцы всякие различными виды видятся; и около вербы перила учинены, столбики писаны разными красками, и сукном одеяна, где годно, и шесть впряжено коретных добрых лошадей»[204].
В таком богатом виде верба устраивалась и в последующие годы и являлась еще в большем великолепии тоже по случаю пребывания в Москве знатных иноземцев, например, в 1672 г. – в присутствии польских, а в 1674 г. – в присутствии шведских послов и иных земель резидентов, причем прямо и сказан государев указ, что верба и сани строились большим нарядом с прибавкою перед прошлыми леты именно для прилунившихся в Москве упомянутых посольств.
В это время для устройства вербы на патриаршем дворе был выстроен особый большой сарай. Но государь, принимавший большое участие в этом деле, не удовольствовался тем, что работа происходила на патриаршем дворе, вдали от наблюдения его дворцовых мастеров и художников, и повелел начатое дело оставить и все сделанное переделать вновь на обширном дворе боярина Никиты Ивановича Романова, находившемся тогда в дворцовом ведомстве. Сани, т. е. колесница, были устроены с решетками и перилами из столбцев и брусьев с местами для певчих и обиты красным добрым багрецовым и зеленым английским сукном гвоздями медными и железными лужеными. По сукну, кроме того, были прибиты оловянные образцы и плащи (разновидные бляшки) и коймы ярко вызолоченные. Санные решетки были расцвечены красками и по местам также вызолочены. Всем этим делом руководил дворцовый живописец Иван Безмин.
Самая верба теперь украшалась не только съедобными овощами и плодами, но овощами, плодами, цветами и листьями искусственными, чему, конечно, очень помогла Немецкая слобода, где оказалась великая художница в этом деле – вдова иноземка Катерина Иванова. По заказу она сделала к большой вербе и к шести вербам малым, которые должны были стоять на особых подставах на Спасском мосту, от Спасских ворот до Лобного места, следующие украшения: «24 тыс. листов зеленых за 96 руб.; 20 дюжин цветов рож, солнишников, тюльпанов, птиц за 20 руб.; 445 мест яблок, груш за 44 руб. с полтиною; 135 вишен 8 руб. и за 5 руб. особый цвет на железном пруту – нарядный, с разными цветами и с листами золочеными и серебреными и с овощами „чиновными“», который был поставлен среди саней вверху меж цветами и после Действа по повелению государя был поднесен польским послам как наилучшее украшение всей вербы. Между листьями и цветами на всей вербе красовались также звезды, вырезанные из меди-шумихи.
При множестве искусственных украшений не было отменено и старое украшение вербы съедобными «чиновными» овощами, т. е. какие требовались по установленному чину Действа. Их количество было значительно увеличено. Изюму кафимского потребовалось уже не 13 ф., а целый пуд; орехов грецких употреблено 1000; яблоков 1400 штук, в том числе мелких 800. Нанизывали овощи и скрепляли ветви уже не простыми нитями, а шелковыми шнурками. Вербное дерево, сверх того, было украшено «пучковою» вербою, т. е. отдельными сучками-деревцами, убранными также листьями, звездами и овощами, которая раздавалась потом властям и царскому синклиту, а наилучшие пучки отсылались в Верх к государю. Все устройство вербы в 1672 г. при польских послах стоило для патриаршей казны 476 руб. с лишком.
Изготовленную вербу по-прежнему рабочие заблаговременно отвозили на себе к Лобному месту, где по Спасскому мосту были поставлены и другие шесть верб – по три с каждой стороны, на особых подставах, обитых зеленым сукном.