Сорочинское пшено, варено в воде, выводило из лица сморщенье. Вода из бобового цвета, равно и из бобовой травы, когда ею умывали лицо и тело, всякую нечистоту выгоняло, придавало телу гладкость и светлость. Тоже производили и бобовые скорлупы, вареные в воде до клея. Мука бобова, мелко толчена (пудра), если потирать ею тело, каким обычаем нибуди, лице и тело ставила гладким. Семя дынное, варено в воде, давало умыванье для лица и рук, отчего тело бывало чисто и бело. Семя дынное, высушенное на солнце, толчено без чешуи мелко, смешано с мукою бобовою, или ячменною, или пшеничною на гуляфной водке (розовой воде) в виде пресночка (лепешки), высушенное потом на солнце, доставляло особый род мыла, от которого, при умываньи лица и рук, тело становилось светлым и всякая нечистота и лишаи пропадали. Вода из дубового листвия, как умыванье, тоже очищала все тело и доставляла ему светлость. Вода из зори, как умыванье, сгоняла нечистоту с лица и угри черные и прыщеватые, и светлость наводила. К тому же служил сок кореня травы бедренца, от которого лицо делалось чисто и молодо. Вода из травы иссоповы, как умыванье и питье, давала лицу светлость; иссоп в вине наводил лицу благолепие, и т. п. Всякие подобные травы в достаточном количестве разводились в царских садах, московских и подмосковных, а также и в аптекарских огородах. Нет сомнения, что в этих садах, по совету тех же врачевских Вертоградов, собиралась девицами с цветов роса, которая тоже доставляла лицу свежесть и светлость. «Платом чистым говорит Вертоград о рябом и угреватом лице, сбирать росу с цвету колосов пшеничных зеленых и с цветов всяких, и плат выжимай (собирая воду), и тою росою умывать лице, чисто будет.
По советам врачевского Вертограда многое благолепие доставляли также пряные зелья. Он говорит между прочим: кто часто корицу в брашне приемлет, у того бледность из лица выведет и благолепостен станет, также темность очную сгонит и светлость творит; гвоздика часто прията — очам светлость наводит; мушкатный орех на тощее сердце прият утре (пол ореха) благолепие лицу наводит; перец ефиопской, аще во рте жуем, благовоние рту наводит и смердящей дух отгонит; шафран прият в питии благолепие лицу наводит и сердце укрепляет, и т. д. Все-такие пряности, как известно, и в действительности употреблялись в допетровское время в большом количестве во всякого рода брашнах и снедях и во всяких питьях, в водках, медах, винах. В XVII ст. напр. во всеобщем употреблении был аптекарский «сыроп коричной», равно и коричная водка (вода), так как самым употребительным лечебным (предохранительным), средством была водка апоплектика, ароматическо-спиртуозная вода, в состав которой, кроме разных сильно духовитых, пряных растений, входили главным образом дух, т. е. спирт гладышев, коего шло около 2/3, и водка гуляфная, около 1/3; и которая по этому употреблялась и вообще как благовоние для тела, ибо ею мыли голову.
Словом сказать благовонные, ароматические и спиртуозные воды различного состава во дворце и особенно на женской половине были в большом употреблении, как это видно по кратким указаниям рецептов напр. для царевен Екатерины Ал., Евдокии Ал., и др. [245] Такие воды и водки хранились у царевен в особых погребчиках, ящиках и коробочках. В 1685 г. дек. 15 в хоромы царевны Феодосии Ал. велено сделать два погребчика к 32 сулейкам (скляницам) измайловского дела, один на четыре грани, другой на шесть граней о 16 местах, где быть сулейкам.
В казне царевны Ирины хранились: шкатула деревеная немецкое дело, писана золотом, с замком, а в ней 8 скляниц на аспидное дело, у скляниц шурубцы (пробки-завертки) оловянные. Шкатулка оклеена бархатом червчатым, оправлена серебром, в ней 5 скляниц шурупы серебрены, арамантник золот с балсаны, навожен финифты розными, на верху ниже колца в закрепке 8 алмазцов да в стоянце 12 искорок алмазных. Араматник золот с финифты с розными, привязка золото с серебром. У царевны Софьи Ал. был также араматник алмазной. Кроме того: шкатула оправлена волоченым и сканным серебром сделана из благоуханного дерева с зеркалом и с двемя ящики; в той же шкатуле ящик серебряной с камешки, да блюдечко да малой ящик. Погребец деревяной, оправлен серебром, в нем 6 скляниц, 2 достокана хрустальные.
Совсем убранная, наряженная и изукрашенная красота покрывала свое лицо фатою, тонким сквозным покрывалом огненного цвета, как замечает Рейтенфельс, чрез которое можно было все видеть и самой быть видимой. Флетчер говорят, что такое покрывало употреблялось особенно летом и состояло из тонкого белого полотна или батиста, было густо унизано дорогим жемчугом и завязывалось у подбородка с двумя длинными висящими кистями. Фатою вообще назывался большой четыреугольный плат — покров, сшитый из самой легкой ткани, каковы были напр. выбойки турские и индейские, миткали арабские, камки индейские, бязи и т. п. Она бывала и цветная, т. е. набивная разными цветами, разноцветная, и одноцветная алая, синяя, но больше белая, нередко полосатая. Напр. синя полосы белы, полосата розные шелки. В 1645 г у царевяы Ирины была фата бела полосата, кругом фаты кайма червчата. Ей же в 1648 г. подано в хоромы на фаты 7 арш. камки индейской серебреной по алой земле.
По порядку первою одеждою была сорочка и в качестве белья, как рубашка, и потом в качестве теперешнего платья. Как белье, рубашка, шитая обыкновенно из полотна, она называлась в общем смысле белою. Собственно это была сорочка нижняя. Как платье, она шилась большею частью из цветных тканей и потому носила общее название сорочки красной, т. е. верхней, более красивой и по материалу и по убору. Нижние полотняные или белые сорочки кроились равно широко и в вороте и в подоле, т. е. из прямых полотнищ, без клиньев в подоле и с обыкновенными короткими рукавами. Ворот стягивался пояском или шнурком и посредине на груди имел небольшой разрез, дабы удобнее было надевать одежду:
Верхние сорочки кроились также, как и нижние полотняные, с тою разницею, что они были шире и длиннее, и имели до чрезвычайности длинные рукава, которые обыкновенно собирались на руке во множество мелких складок. О такой длине рукавов иностранцы свидетельствуют, что «складки их едва, можно было уложить от кистей рук до самых плечь, что множество складок так хорошо защищали руки и плеча от холода, что даже зимою небыло нужды надевать какую либо одежду в рукава. Действительно, покрой вторых или средних одежд вполне соответствовал назначению носить рукава сорочки наруже и даже как довольно заметный убор во всем наряде. Вторые одежды, хотя и шились тоже с рукавами, но в мышках имели всегда проймы, в которые обыкновенно и продевалась рука, одетая в сборчатый рукав сорочки, так что рукава вторых одежд висели за плечом, и кроились больше для полноты наряда, а вовсе не для употребления. Ниже увидим, что сорочечные рукава украшались сверх того богатым золотным шитьем и низаньем, как необходимым убором для видной открытой части наряда.
По свидетельству Олеария и Корба рукава сорочек бывали длиною в 6, 8 и 10 локтей. Если считать обыкновенный локоть в 10 2/3 вершков, как он переводился на русскую меру в XVI и XVII ст., то выйдет что длины в таких рукавах бывало 4 ар., 5 1/3 и 6 2/3 арш.
Коллинс, говоря об одежде царицы, замечает, что ее наряд от других особенно отличался длиною рукавов у сорочки, которые бывали от 30 до 36 английских футов. Чем тоньше была материя тем длиннее делались рукава и потому длина кисейных бывала больше 10 локтей.
Верхние сорочки шились из легких шелковых тканей, преимущественно из тафты червчатой, алой, белой, желтой; также из тафты полосатой — полосы белы да червчаты, желты да червчаты, зелены да червчаты; из шиды[246], полоски алы с золотом, беды с золотом; из кушаков, тоже шелковой полосатой ткани, — полосы белы, а другие желты с золотом; из кисеи, особенно из цветной полосатой, шелк желт бел, — бел зелен червчат, — желт зелен, — бел червчат, и т. п. Нарядные сорочки по швам вынизывались мелким жемчугом в веревочку, причем рукава по запястью до локтя и по швам низались особым более красивым способом рясою или ряскою, т. е. на подобие бахромы.
Иногда вместо жемчугу по швам бывали кладены пояски плетеные (тесьмы), золотные или серебряные. Особенно богато всегда отделывались рукава, преимущественно на плечах и у запястья; здесь они узорочно вышивались цветными шелками, золотом, серебром, низались жемчугом с мелкими золотыми дробницами или разновидными бляшками. У сорочек, которые надевались под вторую одежду, рукава богато украшались шитьем и низаньем только у запястий. В описях царицыной казны времени Годуновых и Шуйского находим достаточные подробности о таких сорочках, Мат. стр. 37. Упомянем также, что еще в 1486 г. князь Верейский в своей духовной жалует своей дочери в числе прочего наряда «сорочку шидену сажену с дробницею, да четыре сорочки красны, да ларец желт с сорочками с шидеными; а княгиня Волоцкая (1503 г.) отказывает своей внуке между прочим сорочку — шита (шида?) червчата, рукава сажены.
Сорочка верхняя как мы заметили соответствовала в употреблении теперешнему платью. Это была исключительно комнатная повседневная одежда, носимая с поясом, след. обозначавшая стан и грудь, что и ставило ее в разряд одежд стыдливых. Показаться пред посторонними людьми и особенно пред мужчинами в такой сорочке, для женщины было величайшим неприличием. По рассказу Поссевино из-за такого именно обстоятельства совершилось при Грозном несчастное убийство царевича Ивана. «Все благородные и не совсем бедные женщины, говорит он, носят здесь обыкновенно по три одежды, которые, сообразно с временем года и состоянием погоды, то легче, то тяжеле. Женщина, которая носит только одну одежду, навлекает на себя дурную славу. Однажды во дворце, в Александровской слободе, в жаркий летний вечер, третья жена царевича Ивана, бывшая на последних порах беременности, лежала, растянувшись на скамье в легкой одежде, как вдруг вошел свекор ее, великий князь. Она тотчас вскочила, но в. князь, вне себя от гнева, ударил ее рукою по щеке, а потом палкою (посохом), которую постоянно носил с собою, до того ее отделал, что она в следующую же ночь преждевременно разрешилась сыном. Царевич Иван прибежал на этот шум, вступился за жену и стал упрекать отца, что по его же жестокости он лишлися своих прежних двух жен, удаленных в монастырь. Тогд