Вторая супруга в. к. Ивана Васильевича, Софья Фоминишна Палеолог, вступила с ним в брак в ноябре 1473 года. Само собою разумеется, она очень желала укрепить на Московском престоле свое племя. Хотя у в. князя и был уже наследник государству, сын первой его жены, Марьи Тверской, Иван, называемый в отличие от отца Молодым, но для Софьи очень важно было иметь и своего наследника, если не государству, так собственному хозяйству, наследника собственной независимости и самостоятельности, чего через дочерей достигнуть было невозможно.
Между тем в первые годы Бог давал этому браку одних только дочерей, которых в 1476 г. было уже три: Елена, Феодосия и опять Елена; затем целый год прошел бездетно.
Великий князь с супругою стали много скорбеть об этом, молились Богу, «дабы даровал им сынове родити в наследие царствию своему». Великая княгиня по благому совету мужа не помедлила совершить обетное путешествие к Чудотворцу Сергию, в Троицкий монастырь, пешком, усердно моля «о чадородии сынов». Под монастырским селом Клементьевым, когда великая княгиня, продолжала оттуда путь к самой обители, и шла в удолие, т. е. в долину, лежащую под самым монастырем, она внезапно узрела святолепного инока, шедшего ей навстречу и «имуща в руце отроча младо, мужеск пол, которого внезапно и вверже в недра великой княгини, и затем невидим бысть». Княгиня вострепетала от такого чудного видения, стала изнемогать и к земле преклоняться. Сопровождавшие ее боярыни бросились к ней на помощь в ужасе, не понимая, что могло с ней случиться. Она села, ощупывала руками в своей пазухе «вверженного отрочати» и не нашла его. «Уразуме быти посещению великого Чудотворца Сергия», — встала и с великою надеждою продолжала свой путь в монастырь. Там она провела все дни в умиленной и многой молитве, братию любочестными брашны учредила, и с радостью возвратилась в Москву. «И от того чудесного времени зачатся во чреве ее богодарованный наследник русскому царствию». 25 марта 1479 г. родился ей благонадежный сын великий князь Василий — Гавриил, который и крещен был в Троицком же монастыре у чудотворных мощей Преподобного Сергия. Эту повесть объявил впоследствии митрополит Иоасаф, который слышал ее из уст самого чудом рожденного великого князя Василия. После того Софья имела еще нескольких сыновей [132].
Первый брак того же самого Василия на Соломаниде Юрьевне Сабуровой, избранной как выше сказано из множества девиц, был очень несчастлив именно по бездетству великой княгини. Он совершился в начале сентября 1505 г., когда в. князю было уже 26 лет. По тогдашнем обычаям это был самый поздний брак. И вот прошли двадцать лет, Бог не благословлял детьми этого супружества. Ни молитвы, ни обеты, ни богомольные путешествия по монастырям не были благословлены рождением чада. Не помогло и волхвование, к которому не раз тайно обращалась великая княгиня, чувствуя свое безвыходное горе, спасая себя, свое положение, восстановляя любовь мужа, которая год от году все больше охладевала. Была великая причина этой не любви мужа к своей неплодной супруге — не было прямого наследника царству, которое по смерти Василья должно было перейти в руки его братьев, не умевших, по его словам и своих уделов управить. Было, след. о чем подумать и поскорбеть. Естественным путем должна была придти мысль о разводе с неплодною женою и о браке с другою, более счастливою супругою. Однажды, в великой кручине о своей неплодной супруге, ехал в. князь на богомолье ли или для потехи [133], на охоту, и увидевши на дереве птичье гнездо, горько заплакал. «Сотвори плачь и рыдание велико: о горе мне бездетному! Кому я себя уподоблю! к кому могу приравнять себя! Вот птицы небесные — и они плодовиты! и звери земные — и те плодовиты! и вода плодовита: она играет волнами, в ней плещутся и веселятся рыбы! Господи! и к этой земле я не могу приравнять себя, — она приносит плоды на всякое время!»
Этот плачь близок уже был к решению дела. Возвратившись осенью из путешествия, государь начал думать с своими боярами о великой княгине, что неплодна, и с плачем говорил им: «кому по мне царствовать в Русской земле? братьям ли оставлю, но братья и своих уделов не умеют устраивать? Бояре отвечали: «князь великий, государь! неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда!..» Но не все бояре так думали. На эту мысль и самого князя наводили и укрепляли ее в нем лишь одни его верные слуги, его приверженцы, его созданья, для которых вопрос о прямом наследнике Василия соединялся с вопросом собственного счастия. Напротив того, для других бездетство Василия, по многим отношениям, становилось торжеством и они в тайне радовались, что этот самовластительный государский род может наконец сам собою угаснуть. Эти-то другие сумели придать разводу Василия с неплодною женою великое церковное значение, возвели его в неразрешимый грех, вовсе не упоминая о том, что бывали давно уже примеры княжеских разводов, и именно в московском же колене. Еще сын Ивана Калиты, Симеон Гордый, развелся с первою своею женою за то только, что показалась она ему испорченною. Вот что рассказывает об этом событии родословная книга: «князь великий Семион Иванович Гордой женился у князя Федора Святославича Смоленского: была у него одна дочь Еупраксия. И великую княгиню Еупраксию на свадбе испортили: ляжет с великим князем на постелю, и она ему покажется мертвец. И князь великий великую княгиню отослал к отцу ее, а велел ее дати замуж. И князь Федор Святославич дал дочь свою замуж за князя Федора за Красного за Большого Фоминского. А у князя Федора с тою княгинею было 4 сына». Такого примера было бы достаточно для оправдания теперешних намерений государя. Но про старину не хотели в это время поминать. Не смотря на противодействие, великий князь настоял на своем, развелся с женою и принудил ее постричься в монахини, в ноябре 1525 г. В сказаниях об этом событии отразился также различный взгляд на дело. Одни, с целию оправдать государя, рассказывают, что Соломония, видя свое неплодство долго умоляла государя облечь ее в иноческий образ, что Василий противился ее просьбе, указывая, что не может разорить брак, что в. княгиня обратилась тогда с молением к митрополиту Даниилу, который со всем духовным чином и убедил государя исполнить ее непреклонное желание. «Постриже в. княгиню, по совету ее, тягости ради и болезни и бездетства». Но другой рассказ несравненно ближе к истине. «Она, по рассказу Герберштейна, плакала и кричала, когда митрополит в монастыре совершал ее пострижение; никак не хотела надевать кукуль; вырвала его из рук митрополита, бросила на землю и топтала ногами. Иван Шигона, один из самых приближенных людей государя, в негодовании на такую дерзость, стал ее жестоко бранить и ударил даже плетью, сказавши: Как ты смеешь сопротивляться воле государя и медлить исполнением его приказания? — А тебе кто дал право бить меня? — восклицала Соломония. — Я исполняю государево повеление, ответил Шигона. — Тогда в несказанной скорби несчастная объявила пред всеми, что ее постригают насильно, что нет ее желания идти в монастырь и молила Бога отомстить за ее обиду.
Ее постригли с именем Софьи, в Москве, в Рождественском девичьем монастыре; постригал не митрополит, а игумен Никольского Старого монастыря Давид. После ее отправивши в Суздальский Покровский монастырь, где она и оставалась до кончины. В. князь наделил ее, после своей женитьбы, особою вотчиною, селом Вышеславским с деревнями и со всеми угодьями [134].
Причиною развода, как указано летописцем, не было исключительно одно только неплодие. Его облекли в немощь, в болезнь, о которой был даже розыск, следственное дело. В числе разных бумаг царского архива, при Иване Грозном, сохранялись «списки: сказка Юрья Малово и Степаниды Резанки и Ивана Юрьева сына Сабурова и Машки Кореленки (вероятно колдуньи) и иных, про немочь великия княгини Соломониды» [135]. Из этого дела до нас дошел отрывок, именно сказка Ивана Сабурова, брата Соломонии, весьма живо характеризующая и личность и безвыходное положение несчастной царицы. Сабуров 23 ноября 1525 г. рассказал следующее: говорила мне великая княгиня: есть жонка, Стефанидою зовут, Рязанка; а ныне на Москве; и ты ее добудь, да ко мне пришли. Я отыскал Стефаниду, зазвал сначала к себе на двор, и потом послал ее к великой княгине с своею жонкою Настею; и та Стефанида была у великой княгини; и Настя сказывала мне, что Стефанида воду поговаривала и смачивала ею великую княгиню; да и смотрела ее на брюхе и сказывала, что у великой княгине детям не быть. А после того пришел я к великой княгине и она мне сказывала: присылал ты ко мне Стефаниду и она у меня смотрела, сказала, что у меня детям не быть; наговаривала мне воду и смачиваться велела для того, чтоб князь великий меня любил; наговаривала воду в рукомойнике и велела мне смачиваться тою водою; а когда понесут к великому князю сорочку и порты и чехол и она мне велела из рукомойника тою водою, смочив руку, да охватывать сорочку, порты и чехол и всякое другое белье. — Мы хаживали к великой княгине, прибавил Сабуров, за всяким государевым бельем, и в. княгиня, развернув сорочку или другое белье в. князя, да из того рукомойника и смачивала то платье. — Сабуров еще рассказал случай: «говорила мне великая княгиня: сказали мне про одну черницу, что она дети знает, (а сама без носа); и ты мне добудь ту черницу. Розыскал я и эту черницу; пришла она ко мне во двор и наговаривала, не помню, масло, не помню, мед пресной, да и посылала к великой княгине с Настею и велела ей тем тереться для тогож, чтоб ее князь великий любил да и для детей. После того я и сам был у в. княгини; она мне сказывала: приносила мне от черницы Настя, и я тем терлась». Да что мне и говорить, примолвил Сабуров, мне того не изпамятовать, сколько ко мне о тех делах жонок и мужиков прихаживало»