Но, само собою разумеется, как всегда бывает в общественной культуре, идеал становился очень часто только драпировкою личности и вовсе не обозначал того, что он должен был обозначать в действительности. В сущности, это была лишь внешняя форма достойной жизни, форма тогдашней образованности, тип изящных нравов по понятиям и представлениям века; это был нравственный костюм, без которого невозможно было показываться в обществе, пред людьми. Поэтому очень часто в таком костюме являлись личности, вовсе и не помышлявшие о нравственных обязательствах, какие на них налагал этот костюм, и жившие в нем, как себе любо. Но зато являлись нередко и такие личности, которые с неумолимою последовательностью доводили задачу этого идеала до его желанного конца. К таким именно личностям принадлежит, например, известная постница боярыня Морозова, урожденная Соковнина, биография которой послужит для нас самым наглядным и полным изображением теремной жизни вообще, а в особенности вдовьей жизни в боярском быту; изображением тех стремлений, в которых женская личность допетровской Руси полагала высшее достоинство и высшую красоту нравственной жизни.
Боярыня Федосья Прокопьевна Морозова была супругою Глеба Ивановича Морозова – одного из первых бояр при царе Алексее Михайловиче. Он был родной брат знаменитого царского дядьки, царского пестуна и кормильца Бориса Ивановича, которого молодой государь почитал вместо отца родного, который одно время, в первые годы Алексеева царствования, управлял государством с полною властью. В молодых летах оба брата были сверстниками царя Михаила – государева отца, были его спальниками, следовательно, домашними, комнатными, самыми приближенными людьми. В этом чине они значатся уже с 1614г., т.е. почти с первого года его царствования[41].
Борис был пожалован в бояре в 1634 г. (генваря 6-го) вместе с назначением в дядьки к царевичу Алексею. Глеб получил боярство в 1637 г. декабря 25-го тоже с назначением в дядьки другому царевичу – Ивану Михайловичу. Однако царевич скоро помер, 9 генваря 1639 г., и Морозов при комнате государя в своем боярском приближении остался без особого дела. Надо было по необходимости взять какое-либо не комнатное уже, а общее. В 1641 г. послышали приход крымского царя; Глеб Морозов был послан первым воеводою в Переславль Рязанский; но близкой войны не предвиделось, и воевода потом мирно возвратился в Москву. В 1642 г. он был назначен воеводою в Новгород, где и оставался до вступления на царство царя Алексея (в 1645 г.), который, вероятно, по просьбе Глебова брата Бориса – царского воспитателя – поспешил возвратить его в Москву, ибо далекое воеводство все-таки удаляло бояр от приближения к государю. Впрочем, в 1649–1651 гг. он снова воеводствует в Казани, где для Бориса был очень нужен свой человек, потому что на Низу у него было много вотчин, самых богатых, продукты которых, например вино и хлеб, Борис ставил подрядом в казну именно в Казани. Последняя известная нам служба Глеба Морозова состояла в том, что он сопровождал государя в двух польских походах 1654 и 1655 гг., находясь, впрочем, неотлучно при его особе.
Вообще возвышение старшего брата поднимало, конечно, на приличное место и младшего – человека, по-видимому, ничем особенно не замечательного. На Федосье Прокопьевне Глеб женился уже вторым браком. Первая супруга его была Авдотья Алексеевна (из чьего рода – неизвестно), на которой он женился еще в 1619г. генваря 18-го[42]. С нею он жил более 30 лет.
В генваре 1648 г. на свадьбе царя Алексея с Милославскою Авдотья Алексеевна была посаженою матерью у государя, а сам Морозов в то время вместе с царским тестем Ильею Даниловичем Милославским оберегал сенник, или спальню новобрачных. Такие свадебные чины ясно указывают, каким доверием и почетом пользовалась чета Морозовых. Вместе с тем они же свидетельствуют, что Морозов, как и его жена, были тогда уже люди не совсем молодые. Неизвестно, скоро ли после того Морозов овдовел. В 1654г. февраля 12-го женою его была уже Федосья Прокопьевна. В этот день она находилась в числе приезжих боярынь, приглашенных царицею к родинному столу царевича Алексея Алексеевича и занимала в порядке званых пятое место – следовательно, одно из передовых, разумеется соответственно месту своего мужа. Таким образом, замужество Морозовой относится ко времени между 1648 и 1654 гг.
Но боярыня Федосья Прокопьевна не по мужу только была близка к царскому двору. По всему вероятию, она и замуж выдана из Дворца, от царицы, или, по крайней мере, при особенном ее покровительстве. Она была дочь окольничего Прокопья Федоровича Соковнина – человека очень близкого и, без сомнения, родственника царицы Марьи Ильичны. Московский дворянин П. Ф. Соковнин является при дворце в свадьбу царя Алексея с Марьею Ильичною[43]. В это время он вводится в состав свадебных чинов и занимает едва видное, предпоследнее место в числе сверстных, т.е. близких или родственных дворян, назначенных идти для береженья за санями царской невесты. Тогда же и сын его Федор, стольник, находится также предпоследним в числе стольников – поезжан. Другой сын – Алексей, вероятно, еще малолетний,– определяется вскоре после свадьбы в стольники к самой царице и занимает после Милославского, Голохвастовых, Федора Михайловича Ртищева и Еропкина тоже предпоследнее место[44].
Через месяц после царской свадьбы мы находим отца Прокопия Соковнина уже во дворецких у царицы[45]. Это значило, что он сидел за поставцом царицына стола, т. е. отпускал для ее особы ествы, – должность весьма важная и влиятельная в домашнем обиходе царей. Через три с половиною месяца, 1650 г. марта 17-го, в именины царя, он жалуется в окольничие. В чине окольничего он призывается даже к посольским делам и в 1652 г. находится третьим в ответе у литовских послов с титулом наместника калужского. Затем во время государева похода на польского короля оставляется в Москве оберегать царицу и ее двор.
Сын его Федор идет в своих повышениях за ним следом. Точно так же, вероятно, по старости или по болезни отца, он садится в 1668 г. за царицын поставец и в 1670 г. получает думное дворянство; но в том же году он теряет это звание, вероятно, по случаю царской опалы на сестру.
Кроме двух братьев, Федосья Прокопьевна имела еще сестру младшую Евдокию, которая была за князем Петром Семеновичем Урусовым – тоже весьма приближенным к царю человеком. Он был крайчим (с 1659 г.), т.е. подавал государю за столом питья и ествы[46].
Из всего этого видно, что семейство Соковниных принадлежало к обществу домашних людей царского дворца. Оно сумело воспользоваться своим положением, распространив свои родственные связи и со знатным боярством, каковы были, например, Морозовы.
Федосья Прокопьевна вышла замуж 17 лет. Мы видели, что Глеб Морозов был уже человеком пожилым, так что при вступлении во второй брак на Соковниной он имел, по крайней мере, лет 50. Неравенство лет не могло, конечно, остаться без влияния на жизнь молодой боярыни. Мы не знаем обстоятельств ее замужней жизни, но, имея в виду общий склад тогдашнего домашнего быта бояр, можем предположить, что дом такого степенного, богобоязненного и тихого боярина, каким действительно был Глеб Иванович, скорее, чем другие, должен был служить наиболее полным выражением идеалов Домостроя. Недаром Глеб Иванович был спальником царя Михаила, недаром он назначен был оберегать и спальню новобрачного царя Алексея. Вместе с тем близость обоих супругов ко дворцу также способствовала, и очень много, к устройству этого дома в порядке и в духе чтимой старины, ибо в дворце упомянутые идеалы, особенно на женской половине, являлись уже неизменными установлениями благообразной и, так сказать, образцовой жизни. Все поучения: «како веровати и како жити богоугодно» – во всех своих мелких подробностях соблюдались здесь с неизменною строгостью.
Но важнее всего было то, что духовником Федосьи Прокопьевны, как и ее сестры Евдокии, был знаменитый протопоп Аввакум. В свое время он очень близок был к царскому духовнику Стефану Вонифатьевичу «Тогда (в 1650-х гг.) и я при духовнике в тех же полатех шатался, яко в бездне мнозе»,– свидетельствует он в одном из своих сочинений[47]. Немудрено, что многие из приближенных к этим палатам, и в том числе Соковнины, имели его духовным отцом. Ясно также, какому духовному настройству подчинялись в то время умы дворцового общества.
Духовная дочь Аввакума, Федосья Прокопьевна, видимо, была душа крепкая и верующая и рано обнаружила свою привязанность к добродетельной постнической жизни по тому идеалу, какой тогда господствовал в умах, искавших спасенья. Для нее не были чужды вопросы такой жизни, и, быть может, за то самое ее очень любил знаменитый брат ее мужа, Борис Иванович Морозов. Сказание о ее жизни[48] говорит, что Борис многие часы проводил с ней, беседуя духовно, что, когда она приходила к нему, сам встречал ее любезно и говаривал: «Прииди, друг мой духовный, пойди, радость моя душевная»; а провожая после беседы, прибавлял: «Насладился я паче меда и сота словес твоих душеполезных». Стало быть, боярыня еще в молодую свою пору была уже достаточно знакома с постническим уставом жизни, так что могла вести разумные беседы с одним из разумнейших людей царского синклита. Вообще все показывает, что она была настолько развита, хотя и односторонне, что вопросы жизни для нее не были вопросами только хозяйства или домашней порядни, а были вопросами духовных стремлений найти самую правду жизни, что она вовсе не была способна сделаться «под фарисейским только видом постницею», каких было довольно в то время.