шептали… и пришед Михайло Салтыков, велел ему взяти из аптеки скляницу с водкою и отнести к дочери его Марье, а сказали, что она от того будет больше кушать». Он взял у Бильса скляницу и отдал в хоромы Марье Милюковой – невестиной боярыне. Но в хоромах, вероятно, по общему совету, держали себя крепко от подобных водок и не употребляли их. Вместо сомнительной водки там больной давали «пити воду святую с мощей, а имали крест (с мощами)» у Волынских, который, вероятно, славился исцелениями. Давали также камень безуй. «И оттого ей дал Бог исцеленье, исцелела и полегчало вскоре; и после того болезнь не поминывалася».
Это было врачеванье настоящее, которое предписывалось старым благочестием и оправдывалось общим убеждением народа в его непререкаемой помощи. Докторское врачеванье по тому же убеждению все еще имело вид врачеванья бесовского, имело вид волхвования, зелейничества, которое было грехом. Домострой писал: «Аще Бог пошлет на кого болезнь или какую скорбь, ино врачеватися Божиею милостью, да слезами, да молитвою, да постом, да милостынею к нищим, да истинным покаянием. Да благодарение и прощение и милосердие и нелицемерная любовь ко всякому, аще кого чем приобидел, отдати сугубо и на пред не обидети. Да отцов духовных и всяк чин священнический и мнишеский подвизати на моление Богу; и молебны пети и вода святити с честных крестов и со святых мощей и с чудотворных образов, и маслом свящатися; да по чудотворным по святым местом обещеватися и приходяще молитися, со всякою чистою совестью; тем цельба всяким различным недугом от Бога получити…» Домострой толковал, что всякие тяжкие различные недуги суть наказание гнева Божия; поэтому кто «оставя Бога, и милости и прощения грехов от Него не требуя, призывает к себе чародеев, кудесников, волхвов и всяких мечетников и зелейников, и с кореньем, от которых ожидает душетленной и временной помощи, тот уготовляет себя диаволу, во дно адово, во веки мучитися».
Конечно, если всякая болезнь носила в себе смысл Божьего гнева, Божьего наказания за премногие грехи, то и ее врачевание должно было призывать одну лишь Божию помощь, должно было обращаться к одной лишь святыне и к делам покаяния. Человеческая помощь здесь ничего не значила, а тем менее – помощь докторская, которую и вообще весьма трудно было отделить от обыкновенного знахарства, отреченного и проклятого всеми Соборами. Вот почему во всех важных случаях – не только в домашнем ежедневном быту, но и в быту всенародном – всегда с молитвою прибегали к чудотворной силе святой воды, освященной с животворящего креста с мощами. Так, в 1647г. февраля 26-го, царю Алексею Михайловичу били челом жители города Карпова: «По твоему государеву указу твой новый город Карпов поставлен, а мы, холопи твои, в Карпов из разных городов сведены на вечное житье с женишками и с детишками и дворишки себе построили; и за грех наш в Карпове напала на нас болезнь и скорби полевые (степные), и вода в Карпове нездоровая: многие от тех болезней и скорбей помирают, и целебного животворящего креста Господня с мощами святых в Карпове нет; вод священие бывает крестом Христовым без мощей. Вели, государь, прислать в Карпов для наших скорбей и болезней животворящий крест Господень с мощами святыми на освящение воде и на утверждение и на исцеление нам, чтоб нам от тех полевых болезней и скорбей напрасною смертью не помереть». Государь велел им принести животворящий крест из Хотмышска, куда эта святыня, вероятно, по такому же челобитью была отправлена в 1646г. с наказом: «Тот животворящий крест для освящения воды и исцеления всяких болезней и скорбей воеводам из Хотмышска отпускати в городы без задержания». По таким же причинам в 1649г. государь послал из Москвы животворящий крест с мощами в Курск, где многие люди нападными болезнями и страхованиями болезновали и помирали. Государь наказывал встретить святыню с крестным ходом, служить молебен, святить воду; «и тою святою водою город и по городу наряд (пушечный) и всякие крепости, и всяких чинов людей, и лошадей, и всякую животину кропить не по один день; и в другие украйные города отпускать на просвещение и исцеление больным с великою с подобающею честью»[120]. Мы увидим, что в царском быту животворящим крестом всегда благословлялись новобрачные, а равно и новорожденные младенцы с тою, без сомнения, верою, чтобы эта святыня служила им на исцеление и сохранение от всяких недугов.
Весьма понятно, что в настоящем случае для государевой невесты святая вода с животворящего креста была наиболее желанным врачеванием. Докторское искусство являлось здесь по местным, дворцовым обстоятельствам в самом подозрительном виде. Чтобы предохранить больную от отравы, ей давали еще камень безуй[121], который, по тогдашним понятиям, служил самым верным средством не только от всякой отравы, но и от всяких болезней. Известно, что патриарх Никон в своей ссылке жаловался, что его было отравили: «Крутицкий митрополит да чудовской архимандрит прислали дьякона Феодосия со многим чаровством меня отравить, и он было отравил, едва Господь помиловал, безуем камнем и индроговым песком отпился». Весьма вероятно также, что для охранения от возможной отравы и порчи было отпущено из аптеки в октябре 1673г. в поход в село Преображенское для царицы Наталии Кирилловны пять снарядов (приемов) «безуе с инороговою костью», которые тогда взял Федор Полуектович, дядя царицы[122].
Между тем Салтыков, оставив доктора Бильса, может быть, по той причине, что не надеялся найти в нем пособника своим замыслам, обратился к лекарю Балсырю, т. е. степенью ниже в медицинских познаниях, который ответил ему, что он «мимо дохтура лечить не умеет, тое болезнь знают дохтуры». Однако ж он осмотрел больную и свидетельствовал, что «было у ней в те поры в очах желтовато, а словет желтая болезнь, и что лечить ее можно и порухи от тое болезни чадородию не бывает, да и жолтина в очах (у ней) была невеликая. И преж того он такие болезни лечивал и пособлял». Да не того хотел кравчий Салтыков, он хотел, чтобы невеста была больна неизлечимо, чтобы она была к государской радости не прочна. Одним словом, он искал причины удалить ее из дворца со всеми родными. С этой мыслью он спросил Балсыря: «Будет ли она им государыня?» Тот отвечал – почему ему то ведать, то не его дело. Лекаря Балсыря после того, как и доктора Бильса, к больной не зывали и лекарства у них не спрашивали. Мы видели, каким лекарством пользовали больную и от каких лекарств она исцелела. Но в то время как в верхних хоромах больную исцеляли святою водою с чудотворного креста, Салтыков рассказывал государю, что «дохтуры болезни ее смотрили и говорили, что в ней болезнь великая, излечить ее не можно и живота (жизни) ей долгого не чаять; что такою болезнью была больна на Угличе женка и жила всего с год и умерла; и дохтур сказывает, что Марьи излечить нельзя».
Трудно было молодому царю узнать правду в этом деле. Трудно было не поверить двоюродным своим братьям, которые были такими близкими и преданными ему людьми. Тем еще более трудно было узнать истину, что Салтыковы успели восстановить против Хлоповых, а стало быть, и против государевой невесты, его мать – великую старицу Марфу Ивановну, на которую они действовали, вероятно, наговорами и сплетнями чрез свою мать – старицу Евникию, жившую тоже в Вознесенском монастыре. Видно, что монастырь со своими инокинями служил им самою твердою и прочною опорою в их самовластных действиях. «Враг же диавол научи некоторым сродичам, цареве матери племянником остудити цареве матери царицу, некоторым чародейством ненависть возложиша и разлучиша ю от царя и послаша в заток»[123].
Действуя и в монастыре и пред лицом государя с самою коварною скрытностью, они, без сомнения, первые же предложили решить это дело соборне, т.е. в Думе, по рассуждению всех бояр, ибо вопрос был действительно очень важен, по крайней мере лично для царя. После освящения царским именем, после крестного целованья, после всенародных молений о здравии было не совсем легко нареченную невесту-царевну сослать с Верху, т.е. из дворца. Необходимо было подумать и рассудить дело с осторожностью. Назначен был Собор, думное сиденье, на котором дядя невесты Таврило Хлопов бил челом и заявил, «чтоб еще не поспешили сводить (ее) с Верху, потому что в ней болезнь объявилась невеликая, от сладких ядей, да и та уж минуется». Но его речи были напрасны, ибо причина заключалась не в болезни, а в остудении к невесте и ее родству великой старицы Марфы. Собор решил, что невеста к государевой радости непрочна. Нареченную царевну сослали с Верху. Спустя два дня после того ее болезнь было вспомянулась, но скоро прошла, и затем она оставалась совсем здоровою, живя на подворье у своей бабки – Федоры Желябужской. Через 10 дней после ссылки с Верху ее отправили из Москвы в ссылку в Тобольск с бабкою и теткою и с двумя дядьями – все Желябужскими, так что невеста разлучена была даже со своими ближайшими родными – отцом и матерью. Отцу тогда же дано было воеводство на Вологде, где он находился до 1619г., когда ему велено было ехать в деревню[124]. Молодой государь повержен был этим событием в печаль и скорбь великую.
«Сице же учиниша благочестивому царю, нанесоша ему печаль и скорбь велик»; он же беззлобивый благодарне терпяше сия и невосхоте иные поняти, дондеже «Литовский король отпусти отца его, митрополита Филарета, на Русь».
Шесть недель, проведенные женихом в смотринах на свою обрученную невесту, в беседах с нею, вообще в близости к ней, не могли пройти бесследно для очень еще молодого и благоуветливого царя. Из многих обстоятельств этого события заметно, что государь очень полюбил свою невесту. Официальные акты, которые остаются почти единственными источниками наших сведений о деле, не должны были, конечно, раскрывать юношеских чувств государя, но они, особенно ударяя на то, что Хлопова жила в Верху немалое время, что нарекли ее царицею и молитва наречению ей была, и чины у ней были по государскому чину, и крест ей целовали и Бога за нее молили всем государством, объясняют тем самым, что дело и в официальной среде доведено было до тех границ, от которых нелегко возвращаться. Но что же оставалось делать пред суровою истиною, открытою кравчим Салтыковым, засвидетельствованную семейным собором, что нареченная царица к государевой радости непрочна по своей неизлечимой болезни? Царь покорился. «Он же беззлобивый благодарне терпяше сия и