[129]. Но король не принял лично послов, сказался больным, а посол не захотел пословать и объясняться с одними ближними королевскими людьми. Сватовство, таким образом, даже и не было начато. Летопись рассказывает, что король отказал будто бы по следующей причине: прежде брат мой ездил к вам в Русь, при царе Борисе, который хотел отдать за него свою дочь Ксению, и, приехав в Москву, часу не жил там, отравою уморили его; также и теперь дочь мою уморите.
Прошел еще год. В генваре 1623 г. послали к шведскому королю Густаву Адольфу сватать княжну Екатерину – сестру курфюрста бранденбургского Георга, шурина королю. Здесь сватовство окончилось такою же неудачею по той причине, что княжна не захотела креститься в православную веру, не захотела променять свою веру на сан царицы.
После этих неудачных попыток высватать царю кого-либо из иноземных княжон оставалось, сохраняя давний обычай, найти невесту из прирожденных русских, из подданных. Когда отец и мать стали говорить об этом сыну, он отказался от этого предложения; он сказал: «Сочетался я браком по закону Божию и по преданию святой апостол и святой отец; обручена мне царица; кроме ее, не хочу взять иную». Нельзя было слишком противоречить такому желанию государя, ибо это желание покрывалось законным освящением его нареченной невесты, а против святости исполненного закона трудно было стоять даже и родительской, ничем не одолимой воле. Вот почему, быть может, и отец как патриарх становится на сторону сына или, собственно, на сторону освященной уже законности его желания. Отцу объяснили, однако ж, что нареченная царица испорчена, неплодна и больна; между тем «в слуху носилось» от многих людей, что она во всем здорова и не была больна с тех пор, как выехала из дворца. Сделалось необходимым исследовать дело, раскрыть истину. 15 сентября 1623г., с лишком через 7 лет со времени царского обручения с невестой, патриарх, поговоря с сыном, решился разъяснить это дело окончательно. Позваны были в государеву комнату (кабинет) ближние бояре: князь Иван Никитич Романов, князь Иван Борисович Черкасский, Федор Иванович Шереметев. В их присутствии государь сам лично допросил дохтура Валентина Бильса, видал ли он Хлопову, сматривал ли ее болезнь, какая была болезнь, можно ль было вылечить, а только б болезнь излечилась, то от той болезни не произошло ли бы какой помешки чадородию? Затем допросил лекаря Балсыря. Они оба утвердили, что болезнь была невеликая, излечить было можно, что плоду и чадородию от того порухи не бывает. После того государь спрашивал окольничего Михаила Салтыкова, почему он тогда сказывал, что по дохтурскому осмотру болезнь в Марье была великая и долгой жизни от ней ожидать было нельзя? Салтыков не дал прямого ответа на этот вопрос, а рассказал только, как шло леченье и что сам он, Михайло, к Марье с лекарством не ходил. Когда открылись разноречия, Салтыков был поставлен с доктором и лекарем «с очей на очи». Лекарь уличал Салтыкова, что он, между прочим, спрашивал его, лекаря: «Будет ли им Марья Хлопова государыня или нет?» Салтыков отпирался, объясняя, что спрашивал у них по государеву и по государынину великая старицы иноки Марфы Ивановны приказу, нет ли в Марье какие порчи?
Сентября 19-го патриарх и государь вместе расспрашивали отца Марьи, Ивана Хлопова, а на другой день – ее дядю, Гаврилу Хлопова, который с большею, чем отец, откровенностью и подробностью объяснил, что как было, присовокупив в заключение, что если он сказывает ложно, и он в том у государя милости не просит. Из его рассказа мы и привели изложенные выше подробности этого дела. В тот же день, 20 сентября, патриарх расспросил духовника царевны, Никитского монастыря священника Сергея Петрова, который объяснил, что знает Хлопову, что она «бывала у него в исповеданье не одинова за шесть лет до ее взятья на государев двор, что болезни в ней никакой не видал, а как была больна в Верху, и он у ней был и ее исповедывал; а как сослана с Верху и жила на дворе у бабки, и он перед ее отъездом (из Москвы) у ней был же и ее исповедывал, и она была здорова, а после того про болезнь ее не слыхал, да и ныне слышал, что будто она в Нижнем здорова».
21 сентября государи велели ехать в Нижний для расспросу и сыску Марьина здоровья и болезни боярину Федору Ивановичу Шереметеву, чудовскому архимандриту Иосифу, ясельничему Богдану Матвеевичу Глебову и дьяку Ивану Михайлову. Вместе с ними по указу государей отправился и отец царевны Иван Хлопов. «А для рассмотренья Марьины болезни посланы с ними дохтуры Артемий Дий, Валентин Бильс и лекарь Балсырь. Государи велели боярину с товарищи расспросить саму Марью Хлопову, что вот она была взята в Верх, что сказывал государю кравчий Михайло Салтыков, что она, Марья, была больна великою болезнию, и излечить было ее не мочно и живота ей долгого не чаять, и для того она от государя с Верху сведена, и она б сказала вправду, какою болезнью она была больна, когда та болезнь у ней объявилась, прежде или тут, будучи на государеве дворе; и нет ли в ней ныне какой болезни, и говорить ей велели накрепко, чтоб она болезни своей не таила никоими мерами… а будет Марья Хлопова болезнь в себе какую-нибудь утаит, а после про то сыщется, а она, хоти и будет за государем, а болезнь ее объявится, и ей то мочно самой знать, что государь любити ее не учнет, и от великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича быти ей за то в великом духовном запрещении; и она б болезни своей не таила и тем на весь род свой не навела государские опалы и казни».
О том же главном деле, именно о болезни, есть ли в Марье какая болезнь, велено расспросить и ее родных, бабку, отца и дядей, с великим подкрепленьем: бабке – что она, если утаит, наведет на себя и на весь род свой государскую опалу; отцу и дядьям – что если правды не скажут, быти им за то от государя казненным смертью. Вообще боярину с товарищи велено «смотрити и примечать во всяких мерах, а дохтурам смотрити их дохтурскими науками», действительно ли Марья во всем здорова? Если же по расспросу, по сыску и по докторскому осмотру Марья во всем здорова, то велено с отпискою о том приехать к Москве чудовскому архимандриту, а боярину с товарищи «побыти в Нижнем до государева указу и к Марье велено держати честь и береженье во всем, и деньги и запасы всякие на ее обиход давати, чтоб ей скудости и недостатка ни в чем не было. А будет Марья Хлопова больна какою болезнью, а скажут дохтуры, что ее излечить мочно, и о том велено отписать к государю, а самим побыти в Нижнем до указу. А будет Марья больна, а излечить ее не мочно, и боярину с товарищи велено ехати к Москве. А будет Марья сама про себя и ее родные скажут, что она здорова, а дохтуры скажут, что она больна и не прочна и за лекарство иматися не учнут, и боярину с товарищи ехать к Москве, а у Марьи остатися отцу ее и дядьям. А корм ей перед прежним велено давать вдвое». Сверх того велено прислать в Москву Марьина отца духовного, который был духовником у ней в Нижнем.
Духовник приехал в Москву 11 октября и рассказал патриарху, что духовную свою дочь Марью Хлопову «исповедывал и причащал многажда, что болезни в ней не видал ни которыя; да и кроме исповеданья бывал он у Марьи многажда, и ходил к ней по вся недели (по воскресеньям), а болезни в ней не видал, и про то не слыхал, и думает, что она здорова во всем».
Октября 16-го боярин с товарищи прислали государям список тому всему, как у них дело делалось, т.е. как было и к чему привело их исследование; а после того приехал к государям чудовской архимандрит с несомненным свидетельством, что Марья Хлопова во всем здорова. В расспросе сама Хлопова говорила: «Как она была у отца и у матери и у бабки, и у ней болезни ни какие не бывало; да и на государеве дворе будучи, была здорова шесть недель; а после того появилася болезнь, рвало, и ломало нутр, и опухль была, а чает того, что то ей учинилося от супостат ее: и была та болезнь у ней дважды по две недели, и после того давали ей пити воду святую с мощей, и от того исцелела и полегчело вскоре; и после того спустя два дня, как сведена с государева двора, та болезнь у ней поминывалась, и от тех мест не поминывалась и по ся места, и ныне во всем здорова». Отец Марьи объяснил, «что дочь заболела на государеве дворе, а какими обычаи болезнь учинилась, того он не ведает; а все то от Михаила да от Бориса Салтыковых, меж себя они шептали…». «Дохтуры, смотревши Марьина здоровья и болезни своими дохтурскими науками, заявили, что во всем здорова и чадородию помешки в ней не чаят. Лекарь заявил, что перед прежним она здорова, очи чисты и болезни в ней не чает».
Таким образом, вопрос был решен окончательно и к радости государя. Исполняя царское повеление, боярин Федор Иванович Шереметев послал Марье Хлоповой денег 300 руб. и запасы хлебные и медвяные, чтоб ей ни в чем скудости не было, а сам остался в Нижнем ждать государева указа.
В Москве во дворце это исследование произвело сильное впечатление. Обман Салтыковых был раскрыт во всей очевидности. Оскорбленный государь не помешкал своею опалою. Не прошло недели со дня получения боярского донесения и приезда чудовского архимандрита, как назначен был 24 октября 1623 г. в Посольской палате собор Царской Думы, на котором после обсуждения дела думный дьяк Иван Грамотин прочел Салтыковым следующий государев указ: «Борис да Михайло Салтыковы! Государь царь и великий князь Михайло Феодорович всея Руси и отец его государев великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всея Руси велели вам сказати неправды и измену вашу: ведомо всем людям Московского государства, какая к вам была государская милость и жалованье и учинены есте по государской милости в чести и в приближеньи не по вашему достоинству, паче всех братьи своей, и поместьи и вотчинами пожалованы многими, чего ни за кем нет; и в прошлом во 124 г. взята была ко государю на двор для сочетания государского законного брака Марья Иванова дочь Хлопова и жила в Верху не малое время и нарекли ее царицею, и молитва наречению ей была, и чины у ней были по государскому чину, и дворовые люди крест ей целовали, и на Москве и во всех епископьях Бога за нее молили, а отец ее и родство, Хлоповы и Желябужские, были при государе близко. И вы, побраняся с Гаврилом Хлоповым с товарищи, для своей недружбы любити их всех не почали для того, чтоб вам быти одним при государе; и вашею смутою почала быти Марья Хлопова больна; и ты, Михайло, сказал государю, что сказывал тебе лекарь Балсырь, что будто Марья больна великою болезнию и излечити ее не мочно… и ты то солгал для своей недружбы, того тебе лекарь не говаривал, и лечити Марью Хлопову дохтуры хотели… И ты, Михайло, государю сказывал не то, что тебе дохтуры говорили, и лечити Марью не велел, и с Верху она сослана не по правде, по вашему Борисову и Михайлову наносу, без праведного сыску, и письма тому, как то делалось, нет ничего; и государской радости и женитве учиняли помешку. И то все делали изменою, забыв государево крестное целованье и государскую великую милость. А государская милость была к вам и к матери вашей не по вашей мере, и пожалованы были честью и приближеньем паче всех братьи своей; и вы то все поставили ни во что, и ходили не за государевым здоровьем; только и делали, что лише себя богати-ли, и домы свои и племя свое полнили и земли крали и во всяких делех делали неправду и промышляли тем, чтоб вам при государской милости, кроме себя, никого не видети, а доброхотства и службы ко государю не показали. А как ныне сыскивали и распрашива