Само собою разумеется, что выезды цариц по своей обстановке были еще церемониальнее, потому что тогда экипаж царицы сопровождали, кроме женского чина, и мужчины, как увидим ниже. Притом и состав женского чина значительно увеличивался, особенно если поход или выезд был дальний, замосковный, куда требовалось поднимать и большее число служащих дворовых людей, и всякие запасные возки. Очевидцы таких выездов описывают их следующим образом. В 1599–1600 гг. проезжало через Москву персидское посольство. Один из его чиновников рассказывает, что ему посчастливилось видеть царя и царицу, когда они пышно и торжественно выезжали из города, везя большую икону и огромный колокол в дар одному монастырю, находящемуся милях в 30 от столицы.
Это был весенний Троицкий поход царя, доставлявшего в Троицкий монастырь не икону, а богатый золотой с каменьями оклад на образ Святой Троицы, находящийся и доныне по правую руку царских врат. Сверх того, царь отвозил туда и колокол.
По словам очевидца, это происходило следующим образом: впереди следовал конный отряд числом в 500 чел., одетых в красные кафтаны. Они ехали по трое в ряд, имея луки и стрелы, сабли у пояса и секиры при бедре. Следом за этим отрядом вели царских коней, назначенных для похода, 30 – для царя и наследника и 20 белых для царицыных карет. Потом следовал крестный ход в сопровождении патриарха и высшего духовенства, вероятно, по случаю отправляемой в монастырь святыни. Затем следовал сам царь, который левою рукой вел своего 12-летнего сына, а в правой держал свою шапку. Позади него шла царица, поддерживаемая с обеих сторон двумя пожилыми дамами. Ее лицо было густо вымазано притираньями, равно как и лица других дам, согласно обычаю страны; телом она очень тучная, глаза у нее глубоковпалые. Ее сопровождали до 60 очень красивых женщин,– «если только притиранья, которые у них считаются делом религиозным, не обманывали моих глаз»,– замечает очевидец. Вся их одежда была обильно унизана жемчугом, искусно обделанным (т.е. размещенным по низанью). На голове они имели белые шляпы с большими лентами кругом, унизанными жемчугом. «Мы никогда не видывали, чтобы женщины в этой стране носили шляпы, кроме только этих дам». Вслед за ними везли три огромные кареты: первая (царицына) была запряжена десятью прекрасными белыми лошадьми, по две в ряд; вторая – восемью, а третья – шестью в том же порядке. Эти кареты все были очень роскошны и великолепны как внутри, так и снаружи. За ними ехали в каретах все вельможи[194]. В 1602 г. в Москву приехал принц Датский Иоанн – жених царевны Ксении Борисовны Годуновых. Описатель его путешествия говорит, что когда они представлялись в первый раз царю Борису, то в Кремле никто (из них) не видал ни цариц, ни царевен, ни даже комнатных женщин; тоже не видал их и приехавший жених – принц. Это могло произойти оттого, объясняет описатель, что они стояли в потаенном месте и смотрели скрытно на приезд и отъезд принца. 6 октября царская семья выезжала на богомолье в монастырь, должно быть, в Новодевичий. Шествие было в следующем порядке: «Сначала ехали впереди до 600 всадников по трое в ряд… Некоторые из передовых были одеты в золотую парчу в виде брони. Потом вели 25 хорошо убранных коней, на коих попоны были леопардовые шкуры и золотые и серебряные парчи. Дальше ехала крытая красным сукном вызолоченная пустая коляска (царевича Федора), возле которой в несколько рядов следовали всадники – все молодые люди. Затем ехал сам царь в крытой бархатом коляске, запряженной в шесть белых коней. По сторонам шли бояре. Тут бежала большая толпа людей, челобитчиков, державших просьбы и кричавших вслед государю. Просьбы принимались и складывались в красный ящик, который несли за царем. За этим поездом ехал царевич верхом; его сопровождали и коня вели также бояре. С полчаса после отъезда царя следовал выезд царицы. Наперед вели хорошо одетые конюхи 40 прекрасных коней. За ними ехала царица в пышной коляске, запряженной в 10 красивых белых лошадей и такой просторной, что в ней трое могли сидеть рядом. Потом ехала царевна в подобной же коляске в 8 лошадей – совсем закрытой, так что ничего не было в ней видно. Все горничные женщины ехали верхом, как мужчины. На головах у них были белоснежные шляпы, подбитые телесного цвета тафтой, с желтыми шелковыми лентами, с золотыми пуговками и кистьми, ниспадавшими на плеча. Лица их были покрыты белыми покрывалами до самого рта; они были в длинных платьях и в желтых сапогах. Каждая ехала на белой лошади, одна возле другой (попарно). Всех их было 24. Около царицына поезда шли 300 чел. хорошо одетых стрельцов с белыми посохами (батогами) в руках. За поездом ехали старики по три в ряд, большею частью с седыми бородами (это дети боярские царицына чина). Шествие заключали бояре и за ними толпа народа. Таким образом, в поезде царя и царицы было до 500 лошадей. При возвратном шествии впереди царя ехали до 900 чел. верхом, а потом сам царь и возле него царевич, тоже верхами, и притом так, что лошадь царевича шла на шаг впереди царской. Было уже темно, когда приехала царица с царевною, и потому возле них несли до 40 свеч (восковых, ослопных). Их сопровождала большая толпа бояр и очень много стрельцов»[195].
О женском конном поезде, сопровождавшем на выездах царицу, свидетельствует другой очевидец такого выезда – Олеарий. Он говорит, что когда царь с семейством возвращался с богомолья, то за царицею и царевнами «ехали тогда 36 девиц и прислужниц в алых юбках и белых шляпах, с коих висели длинные алые снурки, ниспадавшие по спине: они имели на шее белые покрывала; все были весьма заметно нарумянены и ехали верхом, сидя на лошадях, как мужчины». Но мы уже упоминали, что подобные, более пышные и церемониальные, выезды совершались только во время далеких походов, например к Троице и в другие отдаленные места. В городовых московских выездах экипаж царицы был сопровождаем только мужским чином из близких ее людей, из дворян и из детей боярских ее чина[196].
Годовые богомольные выходы и выезды цариц вызывались главным образом совершением памяти усопших родителей, т.е. вообще родства. Поэтому важнейшее место в ряду дней, освящаемых молитвою и милостынею, были дни поминовений, и особенно родительские субботы – Мясопустная, Троицкая и Дмитровская. То же значение имела и радуница (вторник Фоминой недели) или вообще христосованье с родителями на Святой.
В эти дни царица хаживала на богомолье в кремлевский Вознесенский монастырь, который был усыпальницею царских родителей женского колена, и в Новоспасский монастырь, в котором находились гробы родителей Дома Романовых. Это были главные места, где царица, поминаючи родителей, служила непременно панихиды, а иногда слушала и обедню. Иной раз царица обходила в эти дни и другие святыни Кремля, именно Успенский собор – усыпальницу московских святителей, Архангельский собор – усыпальницу царских родителей мужского колена, Чудов монастырь, Троицкое и Кирилловское подворья. Точно так же и загородные выходы направлялись иной раз, кроме Новоспасского, и в девичьи монастыри – Ивановский, Зачатейский, Алексеевский и Новодевичий.
Монастыри и подворья посещались в это время с целью раздать монашествующей братии, и особенно сестрам, заупокойную милостыню на помин души усопших родителей. На Маслянице царица ходила в эти храмы и монастыри прощаться, а на Святой – христосоваться.
В обыкновенных выходах, очень редко пешком, а большею частью в экипаже, царицу всегда сопровождали дворовые боярыни, дворовые девицы-боярышни и служащие женщины младшего чина, казначеи, постельницы. Если она выходила с детьми, то в таком случае первое место в числе боярынь занимали мамы. Для обереганья такой выход сопровождали царицыны дети боярские. Когда выходу почему-либо давали большую торжественность, то с царицею выезжали и боярыни приезжие. Так, в 1626 г. февраля 17-го в пятницу на Маслянице выезжала в Вознесенский монастырь новобрачная царица Евдокия Лукьяновна Стрешневых. Она ехала в санях, против нее сидели боярыни: вдова князя Федора Ивановича Мстиславского княгиня Орина Ивановна[197] и жена боярина Ивана Никитича Романова Ульяна Федоровна. За царицею в санях ехали: вдова Ивана Ивановича Годунова боярыня Орина Никитична, жена князя Ивана Борисовича Черкасского княгиня Авдотья Васильевна, жена Федора Ивановича Шереметева боярыня Марья Петровна, жена князя Юрья Еншеевича Сулешева княгиня Марфа Михайловна, жена князя Бориса Михайловича Лыкова княгиня Настастья Никитична, вдова Ивана Филипповича Стрешнева; жена Лукьяна Степановича Стрешнева Анна Константиновна, родная мать царицы, жена Василия Ивановича Стрешнева Орина Прокофьевна, вдова князя Василия Романовича Пронского княгиня Марья и дворовая боярыня Федора Заболоцкая. Против боярынь сидели по две постельницы; у саней у боярынь шли по два сына боярских царицыных да люди их (боярынь).
В 1675 г. февраля 13-го в субботу Масляницы на первом часу дни, т.е. на рассвете, ходила царица Наталья Кирилловна по монастырям, в Вознесенский, в Чудов, в собор к Архангелу Михаилу. А за нею, государынею, были: ее отец боярин Кирилла Полуектович Нарышкин да думные дворяне: ловчий Афанасий Иванович Матюшкин, Авраам Никитич Лопухин; ближние люди и стольники, родные ее братья, Иван и Афанасий Нарышкины; Василий Федорович да Иван Фомич Нарышкины. Да за нею же, государынею, были мамы и приезжие боярыни: мать царицы Анна Левонтьевна; тетка, жена Федора Полуектовича Нарышкина Авдотья Петровна; невестка, жена Ивана Кирилловича Нарышкина Прасковья Алексеевна да верховые боярыни и казначеи. Царица выезжала в это время со всею семьею, с двумя младшими царевичами Иваном и Петром, при которых находился дядька князь Петр Иванович Прозоровской и царевичевы стольники, пажи; с царевнами большими и меньшими, при которых находились окольничий Иван Федорович Стрешнев, стольник Иван Иванович Матюшкин, Борис Гаврилович Юшков да дьяки и стольники. А покамест ходила царица по монастырям, Кремль был заперт и никого не пускали; по всем воротам стоял стрелецкий караул. Кремль отперли уже в третьем часу дня, когда царица возвратилась в свои хоромы.