верхового взноса.
В известное время царица принимала доклады о разных делах по ведомству своего Постельного приказа и своего дворцового обихода от дворецкого или от дьяка, а большею частью – чрез своих дворовых боярынь, и преимущественно от боярыни-крайчей. Главные дела касались хозяйского и служебного устройства различных частей царицына обихода и всего ее чина. Она утверждала, конечно, не без совета с государем, определение и увольнение всех служителей своего двора; приказывала те или другие расходы, выдачи, раздачи, покупки, посылки, подачи и т.п. По всему вероятию, ее же решениям подчинялась и ее судимая, или судная, палата, где судился ее царицын чин, когда его дела касались каких-либо дворцовых случаев и обстоятельств, особенно по отношению к каким-либо беспорядкам, производимым во дворце, или, еще важнее, к посягательству нанести беспокойство государеву семейству, какой-либо вред его здоровью или чем-либо оскорбить его. Подобных дел случалось немало вследствие неимоверной дворцовой подозрительности и частых изветов или доносов.
Впрочем, в дневном деле у царицы преобладало всегда дело милосердия, дело помощи бедным, нуждающимся. Мы видели, с какою щедростью раздаваема была царицею милостыня нищим во время богомольных выходов и вообще во время богомольных дней. Но и, кроме нищих, множество бедных людей, преимущественно женщин же, и главным образом из служилого только сословия, пользовались всегдашним доступом к милосердию царицы, подавая ей через дьяка особые челобитные о своих нуждах и приурочивая эту подачу челобитных большею частью к праздничным и особенно к именинным царским дням. По всему вероятию, челобитные читались самой царице. В них вдовы и сироты рассказывали свою горькую нужду и бедственное положение: кто по сиротству шел в монастырь и просил на «постриганье»; кто просто извещал, что «судом Божиим, государыня, нет у меня ни отца, ни матери, вступиться в бедность мою некому»; кто просил окупить с правежу: «Стою я, бедная, в напрасне в 8 рублях на правеже (в долгу), а окупиться мне нечем»; кто писал: «Сговорила я дочеришку свою замуж, а выдать мне на срок после Крещенья в первое воскресенье, а выдать мне нечем», или: «А детишки мои часовники повыучили, а псалтыри купить нечем, прикажи на псалтыри дати, чем тебе, государыня, Бог известит»; или: «Мужа моего убили на вашей службе под Каширою, у Троицы на Белах Песках, за вас, государей, голову положил и кровь пролил. Пожалуй меня, бедную вдову, за мужа моего службу и за кровь, вели меня постричь в свое богомолье, в Вознесенский монастырь; а я стара и увечна и скитаюсь меж двор; чтоб я, бедная, волочась меж двор, не погибла; а я, государыня, нага и боса». Очень часто челобитчики изъясняли только, что скитаются меж двор, помирают голодною смертию, вконец погибают, а поить и кормить, и одеть и обуть некому, роду и племени нет, помощника себе никого не имеют, «окроме Бога и тебя, великой государыни». Иной раз в челобитной какой-либо вдовы излагалось нечто вроде послужного списка, рассказывались подвиги и служба мужа. В 1642 г. февраля 16-го царице была подана между прочими следующая челобитная: «Государыне царице и великой княгине Евдокии Лукьяновне бьет челом бедная и безпомочная вдова, древняя и скорбная, тверитина Камышникова женишко Рудакова Марьица: служил муж мой прежним государем и вам, государем, в сотниках в стрелецких всякие ваши государевы службы, в датцких и в свитцких немцах и в Стекольне был три года и вышел к Москве; а после того был на Низу в Астрахани с головою с Темирем Засецким и на Колуге город ставил, и был на вашей государеве службе четыре года; и как завоевались на Сивере и в сиверском Новегородке в осаде сидел с Михаилом Шейным; и как под Москвою в таборье стояли воровские люди, а муж мой в ту пору на Дедилове сидел в тюрьме, и хотели с башни скинуть, и он ушел к вам, государем, к Москве, а вору креста не целовал; и как под Москвою в Тушине стояли литовские люди и мужа моего выбрали в полк к боярину к князю Михаилу Васильевичу Шуйскому Скопину, и его взяли в полон; и в полону был три месяца, в день ров копал, а на ночь к колку прикован; и из полону ушел. А как ходили с обозом на воровские люди, и мужа моего выбрали в обоз с сотнею, и в обозе его изранили, положили двенадцать ран; и как пошел под Царево Займище боярин князь Дмитрий, и мужа моего послали тут же с сотнею, и его взяли в полон, и был в полону два месяца; и из полону ушел к Москве из Можайска. И как литовские люди Москву разорили и муж мой ушел в Симонов монастырь, и его убили на деле Литовские люди; а вору креста не целовал. И с тех мест и по ся мест, после мужа своего 30 лет скитаюсь меж двор, помираю голодною смертью, нага и боса: помираю голодною смертью; а которые и были у меня сродичи, и те все побиты на вашей государевой службе под Смоленском; надеяться не на кого. Государыня царица и великая княгиня Евдокия Лукьяновна! Пожалуй меня, бедную, дряхлую, скорбную, увечную, для своего государского многолетнего здравия, за службу, за кровь и за осадное сиденье и за полонское терпенье мужа моего и для моей бедности и скорби: вели, государыня, мне дати на одеженко, как тебе, государыня, Бог известит. Государыня, царица, смилуйся, пожалуй!» Помета: 150 г. февраля 16-го: «Дать полтину».
Помету обыкновенно клал дьяк. Полтина была жалованьем средним; большею частью назначалась гривна, а иногда алтыны – один, два и больше. В особенно уважительных случаях царица жаловала и рубль. Само собою разумеется, что не все эти выдачи назначались самою царицею. Должно полагать, что вообще их разрешал ее дворецкий или дьяк, представляя царице только общий доклад и обращая ее внимание только на какие-либо исключительные и заслуживающие особого милосердия случаи.
Иногда до царицы доходили и челобитные из тюрем, от заключенных тюремных сидельцев. Однажды царице Евдокии Лукьяновне было подано следующее челобитье: «Бьют челом сироты ваши государские, бедные заключенные из темницы, из Разряду, из казенки, Литвы, Татаровя, Немцы и всякие людишки 27 чел. Помираем, государыня великая, бедные заключенные с голоду; ни милости царской, ни милости нам, бедным, николи не идет. Смилуйся, государыня, для своего многолетнего здоровья и своих благородных христолюбивых чад вели нас, государыня, заключенных, напоить и накормить».
Был еще в царицыном быту особый круг забот, которому также отдавалось достаточно времени, занятий и соображений. Для своего дворового и в особенности для своего дворового женского чина, как и для всех своих многочисленных родичей, царица являлась сердобольною, попечительною матерью, которая должна была устроить жизнь и судьбу каждого из своих домочадцев. Таковы были требования давнего обычая, ставшего законом жизни. По этому закону, как известно, каждый домовладыка почитал своею прямою обязанностью заботиться о чадах дома, как о собственных детях, малых воспитать и научить, а главное, возрастных сочетать браком, девиц повыдать замуж, молодцов поженить. Так как царский быт в своих основах и общих началах ничем не отличался от обыкновенного вотчиннического или помещичьего быта, то и здесь очень естественно встретить обычные попечения о своих домочадцах, какие прилагал каждый помещик о своих крепостных. Вот почему все девицы всякого чина, жившие во дворе царицы, всегда из двора же были выдаваемы замуж за добрых дворовых же или сторонних людей по одобрению самой царицы. В расходных записках ее Постельного приказа нередко встречаются свидетельства или о постройке свадебного наряда для «верховых девок», или о выдаче им на свадьбу денег. Есть указание, что царица сама делала смотрины невесте для кого-либо из дворовых женихов, а стало быть, уже непременно сама же смотрела и женихов для дворовых девиц, разумеется, при соблюдении необходимых условий своего замкнутого быта, т. е. всегда потаенно и скрытно. В 1653 г. был такой случай: отставленый дворцовой сторож Иван Девуля пришел в Вознесенский монастырь к одной из стариц, именно к келарю, и просил, чтобы она «у себя в монастыре поискала девки, которая б была летна, хотя и увечна, и нага, и боса, а жениха, сказал, ты сама знаешь, зовут Фролом, Минин, малоумен». Затем он просил о невесте и у других монастырских женщин. Невеста вскоре была указана: сиротинка, жившая в келье у старицы Афросиньи. Желая устроить свадьбу и не надеясь, вероятно, выманить у старицы невесту для своего Фрола, Девуля схитрил и обманул ее следующим образом. Он пришел к ней будто именем царицы, сказал царицыно жалованное слово, что по челобитью царице от ее царицына крестового дьячка хочет этот дьячок «тое девку замуж взять»; прибавив, что государыне «наперед тое девки досмотрится, а для того провести б ее мимо государыни в такое-то число, в 5 часу дни, а государыня-де будет в то время гулять в Царя-Борисовской палате; и ту девку провести б по улице мимо той палаты». Старица отказывалась, говорила, что у девки замуж и мысли нет и не хочет, что она нага, и боса, и платья ничего нет. Девуля объяснял, что платье все пожалует государыня царица: и полотна, и все даст с Верху для ради своего крестового дьяка.
В назначенный день Девуля вместе с избранною свахою явился в келью к старице за невестою, чтоб вести ее к смотренью пред государыню, мимо Царя-Борисовской палаты, и принес с собою для невесты доброе платье. Старица, не познав их лукавства и обману, нарядив девку к смотренью, отпустила с ними. А они отвели невесту прямо в церковь и там обвенчали ее с Фролом. Само собою разумеется, что обмануть подобным образом возможно было лишь в таком случае, когда всем было известно, что во дворце у царицы такие смотрины и такие сватовства – дело обычное, бывалое. Небывалому делу никто бы и не поверил. Здесь же именем царицы совершался обман, даже пред лицом игуменьи, как о том жаловалась впоследствии самой же царице старица Евфросинья. Подробнее этот случай рассказан в подлинном деле, которое мы приводим ниже.
Во дворце при хоромах царицы жило много девочек-сиротинок, которые попадали туда, разумеется, при посредстве верховых боярынь или по каким-либо случаям избирались и прямо самою царицею. Из таких случаев особенно часто встречалось крещенье в православную веру иноземок. Царица всегда принимала самое усердное участие в этих событиях, щедро награждала новокрещенных и после всегда им покровительствовала; детей же и именно сирот почти всегда принимала в свои хоромы. Но случалось, что девочки поступали к ней и от живых родителей. Так, в 1655 г. была взята в Верх от отца и от матери девочка-иноземка еврейской породы, крещена и воспитана во дворце, а потом выдана с Верху же замуж за певчего дьяка.