Царица часто крестила немок, татарок, калмычек, арапок; неизвестно только, бывала ли она сама восприемницею этих новокрещенных или отдавала кому из верховых боярынь; но крещаемым из дворца всегда из царицыной казны выдавалось платье и деньги. Так были крещены в сентябре 1652 г. немка Ульяна с дочерью, вымышленикова жена, вероятно, жена какого-либо немца-инженера, ибо именем вымышленика назывались у нас инженеры. В том же месяце крестилась немка Авдотья Александрова – жена полковника Лесля. Ей куплено: крест золотой весом 4 золотн., за 5 руб.; цепочка серебряная вызолоченная весом 14 золотн., за 3руб., башмаки белые сафьянные, ичетыги червчатые за 21 алт. 4 ден. В октябре крещена немка Авдотья – Товиасова жена, которой куплено: крест золотой 21/2 руб., цепочка серебряная вызолоченная, 12 золотн., 2 руб. 23 алт. 2 ден., башмаки белые, ичетыги желтые сафьянные за 22 алт., ошивка кружевная, 16 алт. 4 ден. В ноябре в Варсонофьевском монастыре крещены татарки три вдовы, четвертая мужняя жена. Им куплены кресты: один серебряный позолоченный, 3 золотн. за 11 алт., три серебряных белых по 3 золотн. за 24 алт. Тогда же крещена девка-татарка, которой куплена телогрея киндячная на песцовом меху, рубашка женская и сапоги барановые красные. В это же время трем новокрещенным татарчонкам куплено три кафтана кушачные червчаты на зайцах с мишурными нашивками за 4 руб. 15 алт. В феврале 1653 г. в Вознесенском монастыре крещена девка-самоядка, которой тогда куплены сапоги желтые сафьянные и чулки белые за 23 алт. 2 ден.
При царице Евдокии Лукьяновне одна из новокрещенных немок девка Авдотья Капитонова находилась даже в собственной комнате царицы, была ею очень любима и исполняла все комнатные ближайшие ее поручения и приказания. Замечательно, что через 18 дней после кончины царицы она была выслана из дворца в свое поместье, вероятно, прежде ей пожалованное. 5 сентября 1645 г. государь указал сослать с Москвы в Нижний Новгород девку Авдотью Капитонову да сестру ее вдову Авдотью же с детьми на своих государевых подводах, а из Нижнего указал государь их сослать в Нижегородский уезд в их поместье деревню Летнюю до своего государева указу. Для береженья с ними дослан сын боярский. В городе велено их принять воеводе, а приняв, «сослать в деревню и из деревни никуда выезжать им до государева указу не велеть, в обидах от всяких людей оберегать и в обиду людей их и крестьян никому не давать; а будет кто из дворян или из детей боярских на той девке Авдотье жениться похочет, и тое девку велеть выдать замуж сестре ее, вдове Авдотье, из воли, безо всякого опасенья, а что у девки государева жалованья поместья и вотчины и тем поместьем и вотчинами государь пожалует жениха ее». Можно полагать, что она была крестницею самой царицы или самого государя.
Очень естественно, что еще большие заботы царица полагала об устройстве судьбы своих бедных родственниц, которые девицами жили обыкновенно в Верху на ее попечении. Они составляли особую степень верховых царицыных чинов под именем верховых девиц-боярышен. В этот чин царица определяла по большой части сирот своего родства, а иногда брала девиц и у родителей, по бедности не имевших средств дать на воспитание, а главным образом, не имевших средств выдать их замуж. Таким девицам царицын Верх всегда являлся надежною опорою и заботливым покровителем. До возраста они стольничали у малолетних царевен, служили им в их детских играх и жили в их же комнатах. На возрасте царица выдавала их замуж за добрых людей, в которых, конечно, недостатка никогда не было, ибо женитьба на верховой боярышне всегда сопровождалась значительными выгодами для жениха и в отношении приданого, и в отношении службы. «А иных девиц и вдов, небогатых, – говорит Котошихин, – царица и царевны от себя с двора выдают замуж за стольников, за стряпчих и за дворян, и за дьяков и жильцов, своим государским наделением, также и вотчины дают многие или на вотчины деньгами из царские казны, да их же отпущают по воеводствам, и те люди воеводствами побогатеют».
Однако ж, чтобы такое приданое, как и сама невеста, действительно попадали в руки доброму человеку, необходимо было наводить об избираемых женихах надлежащие справки, необходимо было подробно узнавать их житье-бытье, что, по всему вероятию, и делалось чрез верховых и приезжих боярынь, а равно и чрез ближних людей государя, конечно, при посредстве тех же боярынь. Нельзя также сомневаться, что, принимая особенное участие в судьбе своих верховых боярышен, царица и самолично досматривала их женихов скрытно и ни для кого невидимо, как подобало в царицыном быту.
В иных случаях делать подобные справки и досмотры было нетрудно, и именно относительно лиц, которые по службе часто бывали во дворце, как, например, стольники, стряпчие, жильцы. К тому же в хоромах царицы и вообще во дворце всегда очень хорошо было известно житье-бытье каждого из бояр и каждого из значительных дворян по той простой причине, что царь с царицею были по своим отношениям ко всей служебной среде прямыми вотчинниками-домовладыками и почитали все боярское и вообще дворянское общество Москвы за одну семью своих домочадцев. В этой среде царь значил то же, что старинный помещик в среде своих дворовых, о чем мы уже отчасти говорили в I томе. Очень естественно, что особенно важные и видные домашние дела каждого члена этой среды всегда были на виду и в царском дворце, где с родительским попечением и усердным опекунством непрестанно наблюдали за всеми действиями своих домочадцев. Во дворце бывало известно все, что говорили на площади, на пирах, даже в отдаленных походах. Об этом свидетельствует в своей переписке сам царь Алексей Михайлович. И само собою разумеется, что раскрытие домашних дел служилого и приближенного общества всего любопытнее было для домашней же среды дворца, т. е. для женской среды, где собирались жены мужей, матери детей, сестры братьев и т. д. Это закрытое в своих теремах общество, никому не видимое во дворце, становилось по временам даже политическою силою, которая своим подземным влиянием давала известное направление государевым поступкам и делам, возводило людей на высоту царских милостей, а стало быть, и управления, или низвергало их с этой высоты, поддерживало падающих или помогало им в падении. История этого общества нема по той причине, что ее героями бывали все люди не письменные, жившие в покорении, в монастырском постничестве и молчании, но она весьма значительна и любопытна по несомненному присутствию ее скрытых деяний во многих государственных делах. Как история по преимуществу домашняя, она и раскрыться может только при всестороннем расследовании домашних же дел государя и народа.
Котошихин, отмечая подобную черту дворских отношений, говорит между прочим, что боярские и вообще ближних людей жены, вдовы и дочери-девицы приезжали часто во дворец к царице, царевнам и к царевичам ходатайствовать о своих мужьях и детях, о своих братьях и родственниках и всегда успевали в этом, всегда находили у царской семьи надобную помощь и защиту во всяком деле. «Царь те дела делает, о которых бывает такое челобитье, хотя б которой князь или боярин или иных больших и меньших чинов человек в какой беде ни был, о чем бы ни бил челом, если б кто и к смерти был приговорен, и, по прошению своей семьи, может царь все доброе учинити и чинит; и таких дел множество бывает, что царица, и царевичи, и царевны многих людей от напрасных и не от напрасных бед и смертей свобождают, а иных в честь возвышают и в богатство приводят».
Бывало у цариц и царевен немало занятий, хлопот и забот и по вотчинному своему хозяйству, которое в некоторых подмосковных селах принадлежало им как бы в собственность, составляя их особую, комнатную статью хозяйского дела.
В первой половине XVII столетия такою домашнею вотчиною было с. Рубцово-Покровское (ныне Покровская улица), а во второй половине того же столетия – с. Измайлово. Рубцово, вероятно, было старинною вотчиною Романовых, и потому в первые годы царствования Михаила оно принадлежало его матери – иноке Марфе Ивановне, а от нее потом перешло в исключительную собственность к царевне Ирине Михайловне, которая и была его полною хозяйкою-вотчинницею. Впрочем, сначала, за ее малолетством, такою хозяйкою-вотчинницею была мать ее – сама царица Евдокия Лукьяновна. Селом управлял приказчик, в 1632 г.– Никифор Васильев, и управлял, видно, как следовало старинному приказчику, так что в это время старосты и крестьяне били на него челом, что делает им обиды и налоги многие и во всем их стесняет. И это было в Москве, под крылом и на глазах самой царицы. Решено было сыскать о нем в селе попами и дьяконами, т.е. допросить их по священству, справедлива ли была жалоба крестьян. Вотчинное хозяйство села состояло из обыкновенных хозяйских статей, которые ведали дворовые люди, получавшие годовое окладное жалованье: мельник – 6 руб., другой мельник засыпка – 3 руб.; два садовника по 5 руб.; два рыбника – по 3 руб.; три коровника – по 2 руб.; два конюха – по 11/2 руб., с 1632 г. – по 2 руб., а потом и по 3 руб.; гусятник – рубль, с 1632 г. – 2 руб., дворник, или сторож вотчинного двора, – 2 руб., а потом 3 руб. Месячины им шло на месяц: мужу с женою по чети ржи, в мясные дни по части мяса, в постные дни по звену рыбы. По праздникам бывало указное питье. При Михаиле Федоровиче Рубцово-Покровское было любимым летним местопребыванием царской семьи, и потому на устройство тамошнего хозяйства были употреблены тогда немалые заботы. В 1632 г. печатного дела мастер Онисим устроил там пруды, а в 1635 г. разведены сады, которые в 1641 г. снова строил немец дохтур Венделинус Сибилис. Хозяйство время от времени пополнялось также необходимыми статьями, какие требовались для его улучшения. Так, в сентябре 1634 г. куплены в табуне 4 кобылицы ногайские за 21 руб., царевны Ирины на обиход, и посланы на конюшню в с. Рубцово.
Со времени царя Алексея Покровское было оставлено в исключительном владении царевны Ирины