, и она того, Дунька, не упомнит, потому что в ту пору испугалась; а от боярыни своей и от бояр никаких речей она, Дунька, не слыхала». Трошка Максимов в расспросе ни в чем не винился, и на очной ставке с Дунькою ставлен, и к пытке приведен, и подыман, и ни в чем не винился. Декабря 19-го он, Трошка, и Дунька снова расспрашиваны. И, постояв, он, Трошка, винился и говорил: «Приехал-де, Трошка, с Москвы в прошлом в 159 г., а в котором месяце и числе – того не упомнит, и пришодчи-де он в хоромы к боярыне своей, и боярыня его стала спрашивать: здорово ль сын мой живет, Левонтей, и по-прежнему ль к нему государева милость, и приказывала ли мне государыня царица челобитье? И он, Трошка, ей говорил: шел-де я дворцом мимо хором государыни царицы, и из хором велела его государыня царица спросить боярыне: жива-ль-де твоя боярыня, скажи-де ей от меня челобитье. А говорил он такие речи боярыне своей с хмелю; а затеял он такие речи сам, а ни от кого он таких речей не слыхал; как по него, Трошку, приехал сотник Андрей Ромейков, и боярыня ему говорила, чтоб он ничего, Трошка, не сказывал; а весть к нему была ль с Москвы или не была – и он того не ведает». Да Трошка ж в распросе сказал, что приезжал человек их, Янька Григорьев, с Москвы до присылки сотника за три дня, как их взял сотник, а с вестью он, Янька, приезжал или не с вестью – и он того не ведает, а ночевал-де он, Янька, одну ночь дома. И того ж числа сокольник Тимошка Григоров против вдовы Дунькиных и Трошкиных речей расспрашиван, что он весть подавал ли или нет? И он, Тимошка, в распросе винился и говорил: писал-де он грамотку и, написав, послал ее со стрельцом к брату своему к Василью Григорову, что говорил на дьячка и на Артемья Бирева и на Даниловых крестьян Григорова, а которого приказу стрелец послал грамотку, и он того не упомнит; а писал он, Тимошка, грамотку до пытки.
Чем окончилось дело – неизвестно.
1653 г. «государыне благоверной царице и великой княгине Марье Ильичне всеа Русии бьет челом из Вознесенского монастыря богомолица твоя, старица Ефросинья, твоего, государыня, царицына двору, на Ивана Девулю да Вознесенского монастыря на белицу на вдову Овдотью, что живет у старицы, у Екатерины Солоховой. Жила у меня, богомолицы твоей, в келье сиротка, девочка Макринка, и в нынешнем государыня во 162 г. октября в 11-й день пришел ко мне, богомолице твоей, в келью тот Иван Девуля и та вдова Овдотья, тое моей девки сватали за твоего, государыня, царицына крестового дьячка, а сказали мне, богомолице твоей, при старице Маремьяне Красниковой да при вдове-протодьяконице рязанской, при Овдотье, твое, государыня, благоверной царицы и великой княгини Марьи Ильичны, всеа Русии, жалованное слово: по челобитью-де твоего, государыня, царицына крестового дьячка тое мою девку замуж взять. А указала-де ты, государыня, наперед тое моей девки досмотритца, провести мимо тебя, государыню благоверную царицу, октября в 13 день в пятом часу дни; а ты-де, государыня, благоверная царица, будешь в то время гулять в Царя-Борисовой палате; и ту бы-де мою девку провести по улице мимо тое палату. И я, богомолица твоя, им отказывала, что у девки замуж мысли нет и не хочет, а се нага и боса, платья ничего нет. И он, Иван, сказал: платье-де все пожалует государыня, благоверная царица, и полотна с Верху для ради своего крестового дьяка. И октября, государыня, в 13-й день в четверг, в четвертом часу дни пришли ко мне в келью тот Иван Девуля да с ним же пришла, нарядясь, женщина, а сказалась мне и перед игуменьею Александрою, что она с Верху от тебя, государыни царицы, наплечного мастерова жена, а пришла-де по тое мою девку к смотренью перед тебя, государыню, провести мимо Царя-Борисову палату, и принесли на девку с собою доброе платье; и я, богомолица твоя, обрадовався твоей, государыня, благоверной царицы и великой княгини Марьи Ильичной всеа Русии, жалованью и призренью к убогой сироте, тое свою девку, не познав их лукавства и обману, нарядив, к смотренью отпустила с ними. И они, государыня, не водя тое моей девки мимо Царя-Борисову палату, отвели в церковь Козмы и Домьяна, что у святых Вознесенских задних ворот, и, изготовя новобрачного, и обвенчали, а обвенчав, и отвели к тому Ивану Девуле во двор, а не за твоего, государыня, крестового дьячка, взяли и выдали; а я, богомолица твоя, про то после сведала. И тот, государыня, новобрачный бродящий, за кого выдана, неведомый и незнаемый нам какой человек. А женився, государыня, ныне он и жить с нею не хочет, посажена у Девули нага и боса, помирает голодною смертью, и велит ей муж постричься. И то, государыня, они учинили, Иван Девуля и та вдова Овдотья, и с приходящею женщиною, умысля великою воровскою статьею, обманули твоим, государыня, благоверной царицы жалованным словом; тое девку у меня, будто перед тебя, государыню, к смотренью за крестового дьячка, выманили и замуж выдали безвестно, одночасьем. А мы, государыня, того новобрачного до тех мест и в те поры ни знали, ни ведали и в рожей его не видали. А те, государыня, Иван Девуля и вдова Овдотья, сватая тое девки за твоего, государыня, царицына крестового дьячка, сказывали, что тот дьячок домом и прожитками человек полный и у тебя-де, государыни, пожалован. Милосердая государыня, благоверная царица и великая княгиня Марья Ильична всеа Руси, пожалуй меня, богомолицу свою, и тое бедную сироту, вели, государыня, противу сее моей челобитной про то воровство, про оман Иван Девули и вдовы Овдотьи и приходящей женщины с платьем сыскать и свой, государыня, царский указ учинить. Государыня благоверная царица, смилуйся, пожалуй!»
И против сей челобитной отставленный сторож Ивашка Девуля расспрашиван, а в расспросе сказал: «В нынешнем-де во 162 г. октября в 11-й день Вознесенского монастыря к старице Офросинье в келью не прихаживал, и девки ее Макритки государыни царицы за крестового дьяка не сватывал, и таких речей ей Офросинье не говаривал, что тое девки наперед посмотрить и провесть тое девку мимо Царя-Борисовской палаты, а государыня царица будет в те поры в тех палатах; а в тех-де числах, которые писаны в челобитной, приходил он, Ивашка, в Вознесенский монастырь к келарю, к старице, а как зовут – того он не упомнит, и ей говорил, чтоб она у себя в монастыре поискала девки, которая б была летна, хотя и увечна, и нага, и боса, а жениха-де, ты сама знаешь, что зовут Фролом Минин, малоумен; и келарь-де ему, Ивашку, сказала, что она про него припамятовала, каков он, а невесты хотела поискать; а ему, Ивашку, велела у себя побывать иным временем. И он, Ивашка, от того келаря пошел к себе домовь и тут же-де, на монастыре, попалась ему, Ивашку, навстречу вдова Дунка, Осипова дочь, что живет того ж монастыря у старицы, у Катерины Солоховы; и он-де, Ивашка, ее, Дунки, спрошал тому ж Фролу про невесту; и она-де, Дунка, ему, Ивашку, сказала про девку Сухоруку, которая живет того ж монастыря у старицы у княжны Александры Голицыны, и он-де, Ивашка, пришел к той старице к подклету, и та девка вышла к нему из подклета сама и ему, Ивашку, отказала, что она замуж не хочет, а хочет постричься; и он-де, Ивашка, отшедчи от той кельи, и стал с тою ж вдовою Дункою, и старица-де Офросинья шла мимо их, и Дунка-де учала ей, Офросинье, говорить: у тебя-де есть девка сиротинка, а Ивашка-де спрашивает невесты. И та-де старица Офросинья учала его, Ивашка, спрашивать: за какого-де ты человека сватаешь? И он-де, Ивашка, стал ей про Фрола рассказывать, что он, Фрол, – человек уродивой; и та-де старица послала тое вдову Дунку к нему, Ивашку, на двор того Фрола смотреть, и, смотрев, она, Дунка, его, Фрола, пришли с ним, Ивашком, к той старице Офросинье в келью, и с тою старицею он, Ивашка, за того Фрола тое девку и по рукам ударили; а поверила-де она, Офросинья, слову вдовы Дунки; и на завтрее-де того сватанья пришел он, Ивашка, к той старице Офросинье по невесту с отцом его, Хроловым, духовным, а как того попа зовут – того он не ведает; а служит-де он у Кузмы Демьяна, что у Чудова монастыря у святых ворот; да с свахою портного мастера с Ларкиною женою. И, взяв тое девку, со Фролом венчали в церкви Кузмы Демьяна. А против челобитной таких речей он, Ивашка, не говаривал, и женке Дашке наплечного мастера женою называться он, Ивашка, не веливал».
А женка Дунка в распросе сказала: «В нынешнем-де в 162 г., а в котором числе – того она не упомнит, приходил-де к ним в монастырь Ивашка Девуля и спрашивал ее, Дунку, где она живет, и ему-де, Ивашку, сказали, что живет она у старицы Александры Мещениновы; и он-де, Ивашка, к той келье пришел; и она-де, Дунка, к нему, Ивашку, вышла, и он, Ивашка, учал ее спрашивать про невесту, девку-сиротинку лет в сорок, а у него-де, Ивашка, жених есть, лет в сорок же, Фролом зовут Минин. И она, Дунка, сказала ему, Ивашку, про невесту – девку Макритку, что живет у старицы Офросиньи, а та-де старица Офросинья, неведомо отколь пришла к ним тут же, и она, Дунка, учала ей, Офросинье, говорить, чтоб она тое девку за Фрола выдала замуж. И та-де старица послала к нему, Ивашку, на двор того Фрола смотреть; и она-де, Дунка, у него, Ивашка, на дворе была и Фрола смотрела и про него той старице Офросинье сказала; и старица-де с тем Ивашком за того Фрола замуж тое девку и по рукам ударила; а она, Дунка, за тое девку замуж по рукам ни с кем не бивала. И на завтрее того дни была у них свадьба. А что-де в челобитной старицы Офросиньи написано, того она ничего от Ивашка и от женки Дашки таких речей не слыхала, и как она называлась наплечного мастера женою».
А женка Дашка, Сидорова дочь, в расспросе сказалась: «Портного мастера Ларкина жена Григорьева; была-де она, Дашка, по челобитью Фрола Минина у него, Фрола, на свадьбе в свахах и ходила в Вознесенской монастырь к невесте его, Фролове, с платьем свадебным; а были-де с нею в монастыре Ивашка Девуля да муж ее Ларка; а как-де она пришла в монастырь и ее-де спрошала Вознесенского монастыря игуменья, чья-де ты жена? И она-де, Дашка, игуменье сказала, что она гулящего человека Ларкина жена, портного мастера, а наплечного мастера женою она, Дашка, сама не называлась, и никто ее не научивал».