ткрывался вид на спокойные воды залива Лемоло, был удивительно красив. Повсюду росли огромные вечнозеленые деревья, шершавые коричневые стволы которых окружали клумбы из ярких цветов. Мила превратила свой двор в настоящий музей; каждый год ее дом и участок включали в местный путеводитель как образец ландшафтного искусства северо-запада. Залив был мелким и чистым, а летом прогревался, так что в нем можно было купаться.
— Зачем мы сюда приехали? — спросила Бетси.
Джолин не ответила. Она остановила машину перед гаражом и выпустила девочек. Не успели они дойти до двери, как из-за угла дома появилась Мила. Она помахала рукой и радостно улыбнулась; на ней была просторная фланелевая рубашка навыпуск и джинсы, заправленные в оранжевые резиновые сапоги. Пышные черные волосы повязаны разноцветным шарфом, на манер Элизабет Тейлор, в ушах серебряные кольца размером с кулак. В левой руке Мила держала эмалированную лейку.
— Привет, девочки!
— Простите, что явились без предупреждения. — Джолин захлопнула дверцу машины, толкнув ее бедром.
Мила стряхнула грязь с садовых перчаток, которая посыпалась на ее сапоги.
— Дорогая, разве не для этого существует семья?
Выйдя из машины, Лулу надела ободок с кошачьими ушками и теперь громко мяукала, требуя внимания.
— Опять за свое, — недовольно пробурчала Бетси, обгоняя сестру.
Мила поставила на землю лейку и оглянулась.
— Где же моя внучка, Джолин? Ты оставила ее дома или она сидит в машине?
Лулу захихикала.
— Что это за звук? — спросила Джолин.
Лулу сорвала ободок с головы.
— Я здесь, Йа-Йа!
Мила подхватила девочку на руки.
Джолин молчала. Груз будущего словно сдавливал ей грудь, не давая дышать.
Мила нахмурилась:
— Что с тобой, Джолин?
— Все в порядке. Просто нам с Майклом вечером нужно будет поговорить. Я заберу девочек завтра утром, ладно?
Мила подошла к ней.
— Скажи моему сыну, что он должен исправиться. Работа, конечно, важна, но и о семье забывать не стоит. Я пыталась, чтобы его отец усвоил этот урок, но… — Она пожала плечами. — Ты справишься лучше, чем я.
Джолин смогла лишь кивнуть — на большее у нее не хватило сил. Казалось, с пропущенных Майклом соревнований прошла целая вечность. Она едва не призналась свекрови, что ее призывают в армию. Ей очень хотелось все рассказать Миле, упасть в ее объятия, но сделать этого она не могла. Ей уже ничего не поможет.
Попрощавшись, Джолин пошла к машине. Когда она добралась домой, ей стало совсем плохо.
Призыв в армию изменил все. Майкл поймет. Все их проблемы придется отложить в сторону. Они с Майклом теперь должны быть вместе ради детей, ради семьи. И он ей нужен, действительно нужен. Его любовь спасет ее, будет согревать в дальних краях, а любовь детей поможет вернуться домой.
Джолин вспомнила слова Тэми: супруги ссорятся, говорят не то, что чувствуют, уходят. И возвращаются.
Ей хотелось верить, верить, что так бывает, хотя видеть этого ей еще не приходилось. Она хотела простить Майкла и стереть его слова из памяти, чтобы их отношения стали прежними.
Все, что от нее требуется, — это дать Майклу шанс.
Она сможет, у нее хватит сил сказать ему, что она его любит. Так Джолин убеждала себя, пока ждала его возвращения.
Ожидание казалось бесконечным.
Наконец в семь часов он вошел на кухню и сразу же налил себе виски.
— Привет! — Джолин встала со своего места у камина.
Майкл обернулся. В неярком свете от лампы над плитой он выглядел не просто усталым, а измученным. Волосы взъерошены. Под глазами лиловые тени, словно он не спал прошлую ночь, как и она сама.
— Джо, — тихо произнес Майкл. Его ласковый тон удивил и растрогал ее. На мгновение ей показалось, что они стали прежними.
Ей так страстно этого хотелось, она нуждалась в этом, нуждалась в Майкле.
— Меня призывают.
Майкл замер, словно перестал дышать.
— Ты шутишь, да? — наконец выдавил из себя он.
— Разумеется, нет. Какие могут быть шутки, когда речь идет о войне? — Голос Джолин дрогнул. На секунду силы оставили ее. Она поняла, как ей хочется, чтобы Майкл обнял ее, сказал, что все будет хорошо, и они справятся. — Сначала боевая подготовка в Форт-Худ, потом Ирак.
— Ты служишь в Национальной гвардии, черт возьми! Ты не солдат действующей армии, не настоящий солдат.
Джолин поморщилась:
— Я окажу тебе услугу и забуду эти слова.
— Тебе не место на войне, Джо. Послушай. Тебе сорок один год…
— Теперь вспомнил!
— Там гибнут люди.
— Я в курсе, Майкл.
— Скажи им, что у тебя дети. Нельзя же требовать, чтобы ты бросила детей.
— Каждый день люди отправляются на фронт, оставляя своих детей.
— Знаю, — отмахнулся он. — Но ты мать.
— Сначала я была солдатом.
— Черт возьми, это не игра, Джо, тебя отправляют на фронт. Скажи им: нет уж, спасибо.
Джолин смотрела на него, не веря своим ушам.
— За это меня могут отдать под трибунал. И отправят в тюрьму. Отказаться нельзя.
— Тогда уволься.
Он ее совсем не знает, если может предлагать такое. Честь для него — просто слово, а юристы привыкли играть словами. Он понятия не имеет, что значит увольнение с лишением прав и привилегий.
— Я давала клятву, Майкл.
— А как насчет клятвы у алтаря? — парировал он.
— Сукин ты сын! — Джолин сорвалась на крик. — Все эти годы я любила тебя, обожала и поклонялась. А вчера вечером ты заявил, что больше меня не любишь и, возможно, захочешь развестись. А теперь эгоистичный придурок, который меня совсем не знает, предлагает мне уволиться из Национальной гвардии.
— Какой надо быть матерью, чтобы бросить своих детей?
Джолин задохнулась от ярости. Даже пощечина не могла бы так оскорбить ее.
— Как ты смеешь мне такое говорить? Это ты самый ненадежный человек в нашей семье. При мысли о разлуке с ними у меня разрывается сердце, но я не могу иначе. — Голос ее прервался. — Это мой долг.
— Значит, на фронт?
— Ты рассуждаешь так, словно у меня есть выбор, Майкл. У меня нет выбора: либо на фронт, либо в тюрьму. Как ты не понимаешь, меня призывают на действительную службу.
— И тебя удивляет, что я разозлился. С самого начала мне не нравилась твоя дурацкая армия.
— Приятно слышать, как ты пренебрежительно отзываешься о том, чем я занимаюсь.
— Война, и эта война в особенности, бессмысленна. Я не Колин Пауэлл[6], но все же прекрасно понимаю, что вертолет — большая мишень, и по нему стреляют. Что я должен сказать? «Тебе повезло, Джолин. Отправляйся в Ирак и береги себя. Мы будем тебя ждать».
— Да, — тихо ответила она. Злость ее прошла. — Это было бы здорово!
— Тогда ты вышла не за того человека.
— Очевидно. Но есть и плюсы, Майкл. Ты сам хотел, чтобы мы какое-то время пожили отдельно.
— Шла бы ты знаешь куда, Джо…
— Нет, Майкл. Сам туда иди.
С этими словами она повернулась и вышла из кухни. Не выбежала, хотя ей очень хотелось. С гордо поднятой головой и расправленными плечами она поднялась по лестнице в спальню.
Снизу послышался хлопок входной двери. Джолин вспомнила о своем детстве и о ссорах родителей, свидетелями которых она была. Ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она сама будет слушать, как уходит ее муж. Но даже укол уязвленного самолюбия не помешал ей подумать: «Давай, Майкл, беги».
В любом случае она должна была предвидеть нечто подобное. Никогда нельзя надеяться, что кто-то останется с тобой, будет всегда рядом. Джолин понимала, что снова осталась одна и что у нее хватит на это сил, но сердце ее рвалось на части. Она села на кровать — ноги ее не держали.
Через какое-то время за дверью спальни скрипнули половицы, и дверь открылась. На пороге стоял Майкл, злой, но признавший свое поражение. Волосы всклокочены, словно он непрерывно ерошил их. Вероятно, так и было — нервная привычка. В руке наполовину пустой стакан с виски. Взгляд Джолин задержался на его ладони с длинными, красивыми пальцами. Она часто говорила, что у него руки музыканта или художника. И ей нравилось, что эти руки делали с ее телом.
Ладони без мозолей, непривычные к физическому труду. Руки человека умственного труда, в отличие от ее собственных. Может, в этом все дело. Может, ей следовало предвидеть эту сцену, прежде чем она впервые взяла Майкла за руку.
— Ты едешь. — Голос его был тихим, но в нем проступал едва сдерживаемый гнев, новый для Джолин.
— Я должна.
— И не важно, что ты нужна нам здесь?
— Конечно важно.
Майкл допил виски, поставил пустой стакан на тумбочку и сел на кровать рядом с Джолин, но так, чтобы не касаться ее. Потом вздохнул и сгорбился, опустив голову. Густые волосы упали ему на лоб. Глядя на его заострившийся профиль, на опущенные плечи, Джолин вспомнила ту неделю, когда умирал его отец. Майкл не мог видеть Тео таким — серым от боли, опустошенным, подключенным к аппаратам, поддерживавшим его жизнь. Он пытался сидеть у постели отца, но надолго его не хватало. Чаще всего Джолин видела его меряющим шагами коридор и ругающим себя за слабость. Тогда она подходила к нему, обнимала, и они стояли так до тех пор, пока Майкл не успокаивался. Для нее это было естественно — заботиться о муже, когда он страдает. Но теперь Джолин видела то, в чем не осмеливалась признаваться себе раньше: ее любовь была односторонней. Она отдавала, он брал.
— Ладно, — наконец произнес Майкл.
Джолин почувствовала огромное облегчение. До этой минуты, до этого выдоха она не осознавала, до какой степени напряжена, застыв в ожидании рядом с ним.
— Сколько осталось времени?
— Две недели. Это быстрее, чем обычно. Исключительные обстоятельства.
— И тебя не будет год.
Джолин кивнула.
— Через шесть месяцев мне положен отпуск. Смогу приехать домой на две недели.
Майкл снова вздохнул.
— Завтра скажем девочкам. И моей маме.