И особенно перед ним беззащитны те, кто изначально испытывает сложности при окончательном выборе. Например, психастеноиды. Иной раз и непонятно – проблему они решают или на качелях катаются: поступим так! Нет, вот так! И все–таки лучше первый вариант! А может, второй? А может, спросить кого поумнее? И далее в том же духе – пока позволяет время и терпение окружающих. Потом, когда и время, и терпение иссякнут, несчастному извне объяснят, что он тупица, тормоз, отморозок и лузер. При таких козырях, естественно, остается одно – пасовать. Пасовать перед любой проблемой, перед любой ситуацией, перед любым действием. Вот как люди, вообще склонные подолгу мучиться с окончательным решением, могут сами себя довести до комплекса неудачника.
Избавиться от «экзаменатора», конечно, проще, когда ваши с ним взаимоотношения еще находятся на этапе внешней критики. Главное – вовремя понять, кто из твоего окружения взял на себя эту неблаговидную роль. А после максимально сократить контакт с ним.
Наша знакомая рассказывала о подобном случае. Некогда она никак не могла понять: отчего ее знакомую, такую веселую, остроумную девчонку за глаза все зовут Гюрзой? Тем более, что та не вызывала особых ассоциаций с упомянутой змеей, которая, если верить Большой Советской энциклопедии, и серпентологам кажется не слишком привлекательным и даже не эффектным животным: размер средний, окрас неброский, рацион невкусный, среда обитания некомфортная. Судите сами: «(Vipera lebetina), змея рода гадюк, дл. до 1,5 м, окраска серая, с темными пятнами вдоль хребта, распространена в Сев. Африке и Юго–Зап. Азии; в СССР – в Закавказье (кроме Абхазии) и на Ю. среднеазиатских республик, предпочитает каменистые, поросшие кустарником местности в горах, предгорьях и прилежащих равнинах, питается мелкими зверьками, птицами и ящерицами, укус Г. может быть смертельным для человека и животных».
Может, в национальности дело? Да нет, вроде эта Яна была вся из себя славянка – ну просто славянистее не представишь. И тип внешности у нее соответственный, абсолютно не восточный, не африканский и не закавказский (включая Абхазию): фарфоровое нежное личико с маленькими, но живыми глазами, волосы чудного «очень русого» цвета, с детским розоватым оттенком вдобавок, кругленькая фигурка – не песочные часы, но и не зимняя груша. Правда, иногда Яна смахивала на злую свинку. Но при чем тут, спрашивается, какие–то там среднеазиатские, а также североафриканские змеи рода гадюк? Значит, дело не во внешности, а в рационе. Наша знакомая лично не видела, чтобы Яна между лекциями закусывала ящерицами, птицами или мышами. Видимо, недоброжелатели намекают на укусы – те самые, которые смертельны не только для животных, но и для человека. Тут, естественно, инстинкт самосохранения взял свое, и наша приятельница начала приглядываться к Яне. И… ничего. Ну, дурачится, ну, прикалывается, ну, выпендривается. Так все заняты тем же! Кому же и подурачиться, поприкалываться, повыпендриваться, как не «девушке в осьмнадцать лет»? Или на пару годков постарше.
Но Янины комментарии, зачастую совершенно не юморные, иной раз так ударяли по болевым точкам, что в организме некоторое время ощущалась отнюдь не забавная симптоматика: спертость дыхания, зажатость диафрагмы, остановка деятельности пищеварительной системы и сердечной мышцы, холодный пот и горячее желание ответить ударом на удар. Нет, пока эти удивительные последствия общения с Яной обрушивались на других, кого они обе почитали личностями неприятными, несимпатичными и непригодными для общения. Во как отшила! Не просто выдала банальное «Отвали, козел!», а повела беседу и довела собеседника до разлития желчи. Народная студенческая забава «Форт–Байярд под крышей альма–матер», суперигра, победитель получает приз — новую фобию и парочку устойчивых комплексов!
Некоторое время эти милые девушки веселились, словно нимфы на лугу. Студенческие годы прошли в забавах, но взрослая жизнь настала и взяла свое: бывшие сокурсники выпорхнули из высшего учебного заведения и разлетелись кто куда. А нашей знакомой повезло: у нее появилась престижная и денежная работа. Выходит, обошла подружку на вираже: у Яны работа была стабильная – но то был единственный плюс бедной деньгами и перспективами конторы. И вот что удивительно: едва самооценка нашей приятельницы взмыла вверх – в ее «воздушном шаре» обнаружился прокол. И воздухоплавательный аппарат резко пошел вниз. А внизу стояла… Яна с колюще–режущими предметами в руках и улыбалась во всю ширь своей милой, задорной улыбкой. Хотя сейчас эта улыбка уже не казалась ни задорной, ни тем более милой. Говоря конкретно, Яна начала в адрес своей подруги… как бы это помягче охарактеризовать… высказываться. Сперва объект критики отмахивался: да будет тебе! Ведь у меня не просто все в порядке — у меня все в шоколадке. С чего бы такое беспокойство? Может, ты съела чего? Потом стало ясно: съела не съела, а переварить не может. Успехи подруги поперек горла встали.
Когда–то, на первом этапе своего «профессионального взлета» наша знакомая нередко делилась с Гюрзой самым сокровенным: планами, амбициями… Ну, немного привирала и прихвастывала. Да как тут от хвастовства удержишься, если поймала волну и несешься на гребне, вопя в приступе азарта? Яна от этих «суперпланов» увядала на глазах. Ее вопросы и комментарии дышали сарказмом и недоверием:
— Вот накоплю бабок и куплю себе роскошный чопер[41], чтобы за город ездить!
— Ага, — шипела Гюрза, — Отдашь тысяч пять зеленых, пару раз прокатишься, потом у тебя его угонят прямо из–под задницы, и ты, наконец, кончишь выпендриваться.
— Да, не исключено… Ну, тогда просто съезжу в Европу, в сезон распродаж — сразу на несколько месяцев.
— Оставишь все сбережения в первом же магазине и вернешься через неделю. Незачем и ездить.
— М–да, — нашей приятельнице вдруг стало интересно, сколько еще обломов припасено у Яны для ее мечтаний, — А если навороченный ноутбук приобрести?
— Зачем тебе навороченный? Или решила из чайников в хакеры податься?
— Может, фигуру улучшить? Радикально? Клиническим путем? – Янину «экзаменуемую» охватил своего рода злобный азарт.
Ведь на предложение внешнего усовершенствования существует только одно подходящее возражение: ты, душенька, и так хороша. Ничего в тебе менять не треба. Придется Яне попыхтеть, чтобы придумать другой облом, непохожий на комплимент. Но добрая подруженька даже не притормозила:
— Ты же у нас трудоголик. При таком сидячем режиме ты всего за пару лет отрастишь себе и зад, и живот, и галифе типа диванных подушек — урезай не урезай… — и Яна – нет, Гюрза — как–то гадко ухмыльнулась и запела, – Все–о–о верне–о–отся–а–а!
И так далее, и в том же духе, не снижая темпа и не отвлекаясь на мелочи типа дружеских чувств.
Гюрза в качестве «экзаменатора» оказалась прямо–таки хрестоматийным вариантом: ни единого прокола. В смысле, ни единой не подстреленной мечты. Яна, как истинный охотник, сбивала их на взлете, десять из десяти. Этим, собственно, и отличается «экзаменатор» в кавычках от экзаменатора без кавычек. Последний может охладить или распалить ваши мечты, а первый их просто–напросто уничтожает – все поголовно. Да, при любых козырях можно заявить: могла бы, дескать, и покруче. Повыше прыгнуть, подальше дрыгнуть, погромче пискнуть, поярче «дюбютировать»… Ибо совершенство совершенно тем, что совершенно недостижимо. В определенный момент наша подруга обнаружила: время от времени, строя планы, слышит в ответ какой–то противный зудеж, в котором одновременно присутствует и злобное торжество, и радостное ожидание, и пакостное нетерпение – все по поводу неминуемого провала, который мечтательницу непременно окоротит и усмирит. При этом ее мечты гибли целыми стаями, даже без сопровождения Сен–Санса[42]. Она не успевала как следует продумать очередной шаг, как раздавалось короткое и категорическое, будто выстрел: «Зачем?» – и бедная идея начинала бороться за жизнь. Сами понимаете, без особых шансов на выживание. Стало ясно: мерзостный «охотник» окопался непосредственно в мозгу, хотя голосок его напоминает вполне реальное лицо – дорогую подруженьку, красу серпентария. И подружке – теперь уже бывшей – дали полную отставку. Едва Яна исчезла из жизни нашей знакомой, ослабли и «бормотунчики» в ее сознании. Она, можно сказать, отделалась легким испугом, избавившись от богатого внутреннего источника хронического стресса.
Хорошо, если в характере есть неприятная (для некоторых пресмыкающихся) черта — готовность пренебречь приличиями, когда речь заходит о вещах куда более важных. Например, о неповрежденном, исправно функционирующем и украшающем жизнь самомнении. Вот оно вам еще пригодится, а друзья типа Яны–Гюрзы — вряд ли.
Для неконструктивной критики у вас наверняка еще близкие и дальние родственники имеются, коллеги, преподаватели. Всем отрежешь по куску своей неприкрытой, беззастенчивой самовлюбленности – и никаким друзьям уже не хватит.
Значит, нельзя в друзьях держать садистов–экзаменаторов. Тем более, что для людей, склонных сомневаться во всем – и в первую очередь в себе самих – высказывания доброхотов типа «гюрзы по имени Яна» есть неминуемая погибель посевов разумного, доброго, вечного на корню. Кастрация амбиций и оскопление устремлений. И вместо сладостных напевов однажды зазвучит в вашей голове скрипучий голосок, скептически оспаривающий любой эмоциональный порыв.
Вначале вы станете сопротивляться, трепыхаться, приводить контраргументы и вообще напоминать маленький передвижной склад боеприпасов, петард и фейерверков. Ваше поведение уже не будет адекватным: трудно выглядеть спокойным и здравомыслящим, когда поминутно взрываешься, все время раздражаешься, по непонятным причинам надуваешься — словом, меняешь настроение чаще, чем проктолог перчатки, но не с хорошего на отличное, а с плохого на отвратительное… Это все симптомы острого стресса. Потом наступает состояние хронического стресса: бурное реагирование сменяется апатией, замкнутостью, инертностью. Под влиянием хронического стресса «экзаменуемый» постепенно перестает куда–либо рваться. Ему все равно, что жизнь проходит мимо, не оставляя ни воспоминаний, ни даров. Он готов стать моллюском, овощем, амебой — лишь бы не слышать этот скрежет, это шипение, это брюзжание, это зудение.