«Дети царские (пишет он) воспитываются весьма тщательно, но совершенно особенным образом, по русским обычаям. Они удалены от всякой пышности и содержатся в таком уединении, что их не может никто посещать, кроме тех, кому вверен надзор за ними Выезжают очень редко; народу показывается один только наследник престола на 19-м году (с 18-ти лет у русских считается совершеннолетие), а прочие сыновья, равно как и дочери, живут обычно в монашеском уединении. От сидячей жизни они слабы и подвержены многим болезням. Лекари думают, что и старший царевич (Алексей Алексеевич) ум.ер от недостатка деятельности и движения, составляющих необходимость природы. С некоторого времени уже больше обращают на это внимания, и царские дети упражняются каждый день, в определенные часы, в разных играх, конной езде и метании стрел из лука; зимой делают для них небольшие возвышения из дерева и покрывают снегом, отчего образуется гора: с вершины ее они спускаются на саночках или на дубке, управляя палкой. Танцы и другие занятия, у нас обычные, при русском дворе не употребляются, но каждый день играют там в шахматы»18.
Здесь замечание о сидячей жизни царских детей ни в каком случае не может быть допущено как общая черта древнего воспитания, как то делает Рейтенфельс. Оно относится только к царевичу Алексею Алексеевичу, который действительно вел сидячую жизнь, потому что с особенной охотой и прилежанием занимался книжным учением. Ниже мы видим опровержение и подтверждение этому сказанию Рейтенфельса в тех данных, которые встретились нам в наших домашних источниках.
Первым, самым неотменным делом при рождении ребенка была особенная забота смерить долготу его роста и широту его объема, дабы по этой мере написать икону Ангела новорожденного, меру рождения дитяти. Такие иконы, по государеву указу, обычно поручали писать самым искусным иконописцам.
Эти иконы украшались богатыми окладами, как можно судить по описанию меры царевича Алексея Алексеевича. Само собой разумеется, что эта святыня находилась всегда в детской моленной, а в случае смерти – ставилась над гробами. Мера рождения Петра Великого находится также пред гробом Преобразователя в Петропавловском соборе в Петербурге.
Перейдем теперь к той стороне жизни детей, в которой сосредоточивались заботы и попечения вообще об их пребывании и содержании. Само собой разумеется, что заботы о здоровье детей распространялись и на всю обстановку их начального бытия, где каждый предмет, конечно, служил охраной их здоровья.
Одной из ближайших потребностей для помещения ребенка была колыбель: с нее мы и начнем наше описание. В колыбель в первый раз ребенка клали с особой молитвой, которая внесена и в старинные Требники; притом до крещения в колыбель его не клали. Царская колыбель своим устройством походила на зыбку, распространенную и теперь в простом народе. Она состояла из пялец, которые делались из точеных столбцов, двух длинных с яблоками на концах и двух поперечных. К длинным столбцам прибивались серебряные кольца с пробоями, а к кольцам прикреплялись или ремни лосиные, обшитые бархатом, или тесьмы шелковые и даже златотканые, на которых колыбель висела. Днище колыбели обшивали сафьяном и богатыми золотными тканями.
Колыбельные постели, или перины, всегда набивались лебяжьим пухом; исподние наволочки шили из полотна, а верхние, в рядовых случаях,– из тафты, камки и других шелковых тканей, а иногда и из бархата. В подобных случаях вместо перины употребляли бумажник, или тюшак (тюфяк) бумажный, набитый хлопчатой бумагой и поволоченный тафтой или камкой.
Одеяла изготовлялись, в зависимости от времени года, теплые и холодные. Теплые шили из золотных тканей и подбивали мехом бельим, лисьим, собольим, иногда горностаевым. Холодные одеяла делались из таких же золотных тканей, только не подбивались мехом. Впрочем, золотные одеяла употреблялись в праздничных случаях, обычные же шили из рядовых шелковых тканей. Праздничные богато украшались даже жемчугом и дорогими каменьями.
Колыбель для ребенка служила своего рода жилищем, избушкой, поэтому в колыбелях у детей висели небольшие иконы и особенно кресты с частицами св. мощей. В ризнице Московского Успенского собора сохраняются пять таких колыбельных крестов; на одном из них следующая надпись:
«Лета 7102 г. (1594) повелением благоверного государя царя и великого князя Феодора Ивановича, всея Руси самодержца, и его благоверные царицы и великие княгини Ирины сделан бысть се св. крест государыне царевне и великой княжне Феодосье в колыбель».
Как мы упомянули, ребенка клали в колыбель только после крещенья, и потому колыбели готовились спустя несколько дней после рождения ребенка. По-видимому, золотную колыбель дарила ребенку его крестная мать. В 1650 г. царевна Анна Михайловна одарила новорожденную царевну Евдокию Алексеевну на ее крестинах колыбелью. В 1652 г. царевна Татьяна Михайловна одарила новорожденную царевну Марфу Алексеевну полным набором колыбели с постелькой, изголовьем и одеялом.
При этом нужно заметить, что дорогие ткани со старых отставных колыбелей употребляли нередко на церковное строенье, т. е. на устройство каких-либо церковных одежд или других предметов, что почиталось благочестивой мыслью того времени, делом богоугодным и особенно благополезным в отношении самого дитяти. В 1633 г, мая 18-го, две золотные колыбели были вычищены, а в тех колыбелях сделаны оплечья к ризам.
В 1673 г., 27-го декабря, по указу царицы Натальи Кирилловны скроено в Новодевичьем монастыре из двух бывших колыбелей государя царевича Петра Алексеевича – «пять патрахелей29 да пятеры поручи30, в кроенье вышло колыбель меньшая вся да от другие колыбели вышли ушки». Но не только на поручи и патрахели, отставные колыбели употреблялись даже и на устройство хоругвей. В 1674 г., августа 28-го, царица Наталья Кирилловна делала в Успенский собор две новые хоругви, на каймы этих хоругвей и был употреблен бархат из отставной колыбели царевича Петра Алексеевича.
В других случаях колыбели переходили как бы по наследству от одного ребенка к другому. В 1674 г., октября 22-го, колыбель царевича Федора Алексеевича перешла к восьмилетнему царевичу Иоанну Алексеевичу с некоторым обновлением.
В колыбелях дети спали довольно долго, почему заготовка им новых колыбелей повторялась неоднократно. Царевич Алексей Мих. спал в колыбели и после перехода с рук мамы на руки дядьки, когда ему исполнилось пять лет. Теперь (в 1634) стал заботиться о его колыбели его дядька, боярин Борис Иванович Морозов31.
Когда царевичу Алекс. Михайловичу исполнилось восемь лет, он спал уже в особом чулане (альков).
Само собой разумеется, что колыбельное детское белье изготовлялось из тонкого (Тверского) полотна. Но некоторые предметы делались и из шелковых тканей. Таковы были, например, свивальны, или свивальники. Из них обыкновенные сшивались из сукна, а праздничные – из бархата. В 1681 г. царица царя Федора Алексеевича Агафья Семеновна Грушецких, беременная, заготовила к родам два свивальна: один из сукна червчатого, багрец с подкладкой из алой тафты; другой, более богатый,– из червчатого бархата, тоже с подкладкой из алой тафты, но притом обшитый кругом серебряным галуном. Роды были несчастны. Родился царевич Илья 11 июля, а 14 июля царица скончалась.
Когда младенец вырастал, ему мало-помалу, смотря по необходимости, готовили обычные одежды. В 1629 г., 21 ноября, восьмимесячному царевичу Алексею Михайловичу, из-за холодного времени, скроена шапочка, атлас червчат, круглая.
Затем, декабря 13-го, когда царевичу исполнилось ровно девять месяцев, ему скроена шуба, камка червчата клинчата. Когда царевичу исполнился год, 14 марта 1630 г. ему скроен зипун., камка шелк ал да бел корунками; подпушка камка желтая мелкотравная; подкладка тафта лазоревая.
Детская одежда почти ни в чем не отличалась от обычной одежды взрослых. У коротких одежд для детей длиннее делались только полы. Царевичи носили шапки обыкновенные с собольим околом и горлатные, тафьи, треухи, аракчины. Это был их головной убор. На сорочку, всегда с богатым ожерельем и подпоясанную шелковым поясом, надевали зипун, поверх которого носили ферези, кафтан становой, кафтанец, сарафанец, кибеняк, кабат, чугу. При этом втором платье употреблялся кушак тесьма или богатый пояс из металлических блях. Верхнее платье составляли: платно, опашень, охабень, однорядка, ферези ездовые, или ферезея, и шуба. Из нижнего платья известны порты и штаники, которые кроились иногда вместе с чулками и для зимнего времени подбивались мехом. Чулки редко бывали вязаные; они обычно шились из тафты и других легких тканей и на зиму также подбивались мехом. К обуви принадлежали ичедыки, род чулков из сафьяна, башмаки и чеботы, или короткие сапоги. Ичедыки носили с башмаками.
Относительно детской одежды нужно заметить, что она по богатству тканей и украшений нимало не отличалась от одежды взрослых, и ребенка обычно наряжали, чуть не с первых дней его рождения, как куколку. Обычное, или, по-нашему сказать, модное, украшение одежды составлял очень любимый стариной крупный и мелкий жемчуг.
На третьем году царевич Алексей Михайлович уже носил унизанную жемчугом червчатую бархатную обнизь (род воротника), а также ферези – ездовые объяринные дымчатые с жемчужными завязками; атласную, золотную по зеленой земле, шубу с жемчужной нашивкой (петлицы); бархатные чеботки, богато унизанные жемчугом
Трехлетнему царевичу к шапочке бархатной червчатой с соболем были изготовлены петли (род каем), на которые пошло жемчугу скатного кафимского 112 зерен и потом еще 163 зерна.
Вместе с тем были изготовлены две шапки бархатные: одна червчатая, другая черная с жемчужными петлями.