С увеличением их числа из них уже прямо образовалось нечто вроде придворной богадельни, поэтому и их содержание приведено было во всех частях в годовой штатный порядок. Сверх того им выстроена была даже особая баня вне Кремля, у Боровицких ворот. Как скоро это общество царских бахарей получило такое благочестивое значение, то, конечно, в него избирались и поступали старики уже не с достоинствами бахаря, а по преимуществу люди убогие. Действительно, в числе их мы находим: расслабленных, немых, глухих, слепых, горбатых, безруких, безногих; так обозначаются они при своих именах в виде прозвищ. Между прочим, один из них, Еуфим-безногий, в 1675 г. учился иконному письму, за что и был пожалован кафтаном. Другой, Полуект Никифоров, безрукий, выучился писать иконы устами, и до сих пор еще сохраняются иконы его письма, одна даже с подписью:
«Лета 7191 Сентября в 3 день писал сей образ изограф Полиевкт Никифоров, от рождения рук не имел и писал устами»79.
При царе Федоре Ал. верховые богомольцы живут уже в особых хоромах подле царского каменного терема. Но их старое значение как государевых бахарей все еще сохранялось и в это время, и, очень вероятно, если не все, то некоторые из них все еще потешали государя своими рассказами. В некотором смысле потешное их значение обнаруживается в том, что у них живут царские дураки; в 1679 г. у них жили дураки: Петр, Семен и, кажется, Федор, вывезенный тогда из Переяславля. Дураки, как известно, носили официальное значение государевых потешников.
Свадьба карликов при дворе Петра Великого
К концу XVII ст. и на женской половине дворца при комнатах цариц и царевен появились такие же свои нищие, верховые богомолицы, вдовы-старухи и девицы. Они жили в подклетах у царицы Прасковьи Федоровны, у царевны Екатерины Алексеевны и у царевен меньших, возле их хором. Здесь, без сомнения, они исполняли должность бахарок или сказочниц. В 1687 г. у царевны Екатерины Алексеевны живут в ее верхней комнате богомолицы: одна старуха и семь девиц, в том числе одна слепая, которым царевна 28 октября сшила новые рясы и телогреи. В 1674 г. у царевны Марфы Алексеевны жила девочка безногая.
Нам следует упомянуть еще о карликах. Карлы и карлицы по своему значению принадлежали тоже к необходимым членам дворцового потешного общества. Вместе с арапами их держали, как живую редкость, как игру природы, необычайную, несообразную и потому возбуждавшую особенное любопытство, наивное удивление и ребяческий наивный смех. Подобными предметами красилось тогдашнее тщеславие, обличавшее тем свои грубые и нечеловечные вкусы. Поэтому карлик являлся всегда спутником царской и боярской жизни, т. е. вообще жизни богатой, широкой и просторной, которая в его фигуре находила особую красоту для своей роскошной обстановки. Как живые куклы, карлики, имея декоративное придворное значение, очень часто служили также и для потехи, вместе с шутами. Флетчер говорит, что царь
Федор Иванович вечернее время до ужина проводил с царицею в увеселениях, на которых шуты и карлы, мужского и женского пола, кувыркались перед ним и пели песни, и это была самая любимая его забава между обедом и ужином80.
О том, что иногда бывало в хоромах царских и боярских в допетровской Руси, мы можем судить также по некоторым чертам княжеского литовско-русского быта, который во многом и долго сохранял культуру старинной Руси, Киевской и Галицкой, а следовательно, по прямому наследству и Московской, ибо московская бытовая культура была только наиболее полным развитием общей русской княжеской культуры. Англичанин Горсей, при царе Федоре Ивановиче, попал в Вильне на обед к литовскому князю Христофору Радзивиллу и описывает его следующим образом: «Обед начался при звуке труб и при рокотании барабанов. После первых кушаний явились шуты и поэты для увеселения гостей; потом толпа разряженных карлов и карлиц вошла в залу, при пении, сопровождаемом заунывными звуками свирелей». Радзивилл сравнивал Горсею эту музыку с кимвалами Давида и колокольчиками Аарона. После обеда Горсей смотрел разные странные потехи со львами, с медведями и быками81. Все это, даже кушанья, а именно – сделанные из сахарного теста подобия львов, единорогов, парящих орлов, лебедей и пр.– столько же обрисовывает как литовско-русский, так и московско-русский дворцовый быт.
У царя Михаила Фед. еще в первые годы царствования мы встречаем карлика Ивашку Григорьева, с 1616 г.; а у матери царя, великой старицы иноки Марфы Ивановны,– карлицу Афимью, 1619 г.82 Затем упоминаются: Васька Григорьев, 1622 г.; Гришка Михаилов Ключарев, 1625 г.; Петрушка Хомяков, с 1625 г, которого в 1632 г. женили; Федька Игнатьев, 1630 г.; Филька Игнатьев, 1631 г.; Степанка, Стенька Наумов, 1631 г.; Демка Софонов и Сидорка, 1632 г.; Сенька, 1633 г.; Зиновка, Зинка Павлов, 1634 г.; Ивашка Тимофеев, Стенька Иванов, Офонька Семенов, Михейка Павлов, жившие в хоромах у царевича Алексея Михайловича, 1638—1640 гг.; Ивашка Псковитин, карла Потешной палаты, 1640 г., быть может, тот же Тимофеев; Ивашка Федотов, 1643 г.
В комнатах царицы Евдокии Лукьяновны жили карлицы: девка Анютка, 1627 г.; Офушка, 1629 г.; Софья, 1630 г.; Федорка, с 1632 г.; Марфутка, 1633 г.; Соболька, Парашка, Анютка Бык, 1642—1648 гг.; Манка, 1644 г. В комнате у царевны Ирины – Катька и Палагейка, 1642 г.; у царевны Анны Михайловны – Фекла, Феколка, 1648—1653 гг.; у маленькой царевны Евдокии Алексеевны – Акилина, Прасковья, с 1651 г.; Аксинья, 1652 г.
При царе Алексее Михайловиче поминаются: Ивашка да Ортюшка, 1648 г.; Иван Федотов Горбун, 1654 г. Карлы у царевича Алексея Алексеевича: Иван Зуев, 1660 г.; Тимошка Маленький, 1661 г.; Петр Семенов, 1664 г.; Карп Реткин, 1664 г.; Дмитрий Верхоценский, 1668 г.; Петр Бисерев, 1669 г. У царевича Федора Алексеевича: Карп Реткин, Петр Бисерев, 1672– 1686 гг.; Клим Андреев, 1668 г.; Ивашка Юдин, 1671—1690 гг.; Янка Иванов Ветчинка и Ветчинкин, 1671—1686 г.; Василий Хомяков, 1674—1686 гг.; Петрушка Шимшин, Петр Гаврилов, Петрушка Клопок, 1674– 1686 гг. У царевича Ивана Алексеевича: Дмитрий Верхоценский, 1677—1690 гг. У царевича Петра Алексеевича с первого времени его возраста: Никита Гаврилов Комар (умер в 1690 г.); Ивашка Комар и Климка Комар; Ивашка и Емелька, Спиридон, Игнатий и Михаил Кондратьевы; Васька Родионов, а также и другие из поименованных ниже. Должно заметить, что эти карлики у маленького Петра составляли его первое потешное общество. В 1684 г. для потехи им были сшиты немецкие кафтаны и немецкие платна. В 1685 г., 30 апреля, карла Никита Комар на 5 телегах перевез в село Преображенское всякие хоромные потехи и ружье, а 1 июля ему же, Комару, да Спиридону, Ивану и Игнатию Кондратьевым выдано по полтине на починку потешного ружья или оружия.
Карл и карлица. Лубок
В 1686 г. и позднее упоминаются: Антипа Ларионов Пятово, обозначенный даже комнатным стольником; Матвей Филиппов, Алексей Ивановский, Емельян Хомяк и Хомяков, Роман Васильев, Яков Ильин, Ермолай Мишуков, Михайло Щеголев, Никита и Спиридон Муратовы, Денис и Федор Еремеевы, Артемий и Василий Федоровы, Лука Тимофеев, Никифор Нагаец и др. Вероятно, в числе этих имен есть некоторые из упомянутых прежде.
У царицы Натальи Кирилловны в 1672 г. показано карлиц 14 человек, а в 1673 г.– 22 чел., но в том же числе, быть может, должно считать и девиц боярышень.
Карлики и карлицы ходили в обычном тогдашнем наряде, но всегда светлого цвета, преимущественно лазоревого и червчатого, также зеленого и желтого. Те и другие носили красные или желтые сапоги. Карлам, сверх того, иногда шили курты и епанчи и немецкие кафтаны, а вместо шапок аракчины – ермолки.
В хоромах особенная комнатная должность их заключалась, кажется, в том, чтобы ухаживать за попугаями, а следовательно, исполнять и другие подобные заботы. Когда, при царе Алексее, во время мора, весь двор выехал из Москвы и во дворце, в Потешной палате, остался жить карла Ивашка, ему были отданы на сохранение и все комнатные попугаи. В 1659 г. он рассказывал об этом в челобитной, поданной царю с просьбой вознаградить его расходы.
Вместе с карликами такое же потешное и декоративное придворное значение имели арапы. У царя Михаила, еще в молодых его летах, в 1614 г., жил, вмете с дураком Мосегой, арап Мурашка. В 1616 г. упоминается другой арапок – Давыдка Салтанов.
У царицы Евдокии жила в 1630 г. арапка Степанида, которая потом отдана была в Светлицу в ученицы, вероятно, по достижении возраста. В 1632 г, в ноябре, был крещен в православную веру арап Берекет; поступил ли он потом во дворец, неизвестно. В 1668 г. у царя Алексея живет арап Савелий, который тогда был отдан учиться грамоте подьячему Земского приказа Ваське Коверину. Через год подьячий, прося награды за ученье, писал в своей челобитной государю, что «он, Савелий, Часовник и Псалтырь у него выучил и, выучась, давно отшел, а за ученье ничего не давывано». Упомянем также, что при Петре во дворце находились три арапа: Томос, Овить, Аврам.
Под стать арапам и арапкам нередко являлись при дворе маленькие калмычонки и калмычки, обычно привозимые из плена. Последние, окрещенные в православную веру, воспитывались до возраста в хоромах царицы, потом обучались рукоделию в царицыной Светлице и выдавались из дворца замуж. На государевой половине, особенно при комнатах царевичей, воспитывались того же рода мальчики: у царя Федора Алексеевича, в 1679 г., жили два калмычонка, Петрушка Аверкиев и Ромашка Васильев.
Другие дворцовые увеселения, которые не входили в круг увеселений Потешной палаты, заключались в разных зрелищах. Из них первое, самое старое и обычное, была медвежья потеха. Если дурак был необходимым и самым обычным предметом домашней утехи, то в такой же мере необходимым и самым обычным предметом общественной утехи был медведь. Он, выученный различным людским ухваткам и людскому поведению, бродил со своими поводырями по всей Русской земле, из города в город, из деревни в деревню, потешая и забавляя добрых людей карикатурным, а отчасти и сатирическим представлением их же нравов и обычаев. Во дворце, конечно, собиралось все самое замысловатое и самое искусное в этом роде. Мы упоминали, что при царе Иване Грозном медведи на государеву потеху отыскивались по всем областям и лучшие отбирались, разумеется, силой, во исполнение царского указа. Есть грамота о том же (1619) молодого царя Михаила, только вступившего на престол. Успокаивая и устраивая расшатавшееся и разоренное царство, молодой государь немало заботился и об устройстве своей дворцовой жизни, разумеется, по старым уставам и порядкам. Таким образом, не была забыта и медвежья потеха. Чтоб собрать вновь для этой потехи медведей и собак, государь послал на Север, в медвежью сторону, грамоту.