Домик разбившихся грёз — страница 21 из 53

— Аля, маленькая моя девочка, — огромные горячие ладони накрывают мои плечи, и я зажмуриваюсь, что есть силы. — Алечка, хорошая, милая, сладкая. Я поверить не могу, что это ты!

В своём оцепенении я не сразу понимаю, что он начинает покрывать нежными поцелуями мою шею, а его руки плавно скользят по изгибам моего тела. Приятная истома окутывает меня, заставляя забыть собственное имя. Где-то в отдалении моего разума бьётся навязчивая мысль, и я всеми силами удерживаюсь за неё.

«Не Аля. Не Аля. Не Аля».

— Что вы делаете? Прекратите немедленно! — я отскакиваю от мужчины, и он непонимающе смотрит на меня.

— Аля, малышка, это же я… — он приближается ко мне.

Неумолимо сокращает расстояние между нами, пока я возвожу барьеры. Заставляю своё разбитое сердце качать кровь, чтобы не рассыпаться перед его ногами на осколки как фарфоровая кукла его матери.

«Не Аля», — проносится тихим эхом.

Сильные мужские руки тянут меня к себе, и больше нет ничего. Не существует. Спустя 613 дней страданий и жалости к себе моя старательно выстроенная заново жизнь летит под откос. И что делаю я? Вместо того, чтобы послать его к чёрту, я делаю крошечный вдох — рецепторы остро реагируют на знакомый запах — и с облегчением принимаю его поцелуй.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я должна его ненавидеть. Должна! Но как же я скучала! Как же я люблю его! Я поддамся этому искушению всего лишь один маленький разочек. Вспомню, что это значит — быть счастливой. А потом буду напоминать себе каждый день до конца своей жизни о причинах, почему я не должна больше никогда так поступать.

Это он бросил меня. Беременную. Это из-за него я потеряла ребёнка. Он — причина, по которой я, вероятно, никогда не смогу родить. Его вина, что я каждый грёбанный день вынуждена оплакивать своё дитя. Ненавижу! Хоть и люблю только его одного.

— Алекс, нет, — я пытаюсь остановить его. — Мы не можем.

Мужчина сажает меня на край стола, вжимаясь всем телом в моё.

— Алечка, моя невероятная девочка! — бормочет он между поцелуями. — Как же я скучаю по тебе, малышка! Каждый день. Каждый грёбанный день.

Давно забытое чувство желания простреливает во мне, и я льну к нему голодной кошкой, когда его рука скользит под платье. Он гладит меня по чувствительным местам, касается трепетных точек, срывая рваные стоны прямо в свой рот.

— Скучала, — я упускаю момент, когда он рвёт на мне ажурные колготки, чтобы сдвинуть край трусиков и нырнуть пальцами в мой жар. — Чертовски приятно знать, что ты так сильно скучала, малышка.

Я сама прихожу в движение. Насаживаюсь на его пальцы в безумной потребности чувствовать снова и снова. Я жива! Я чувствую столько разных невероятных вещей!

Кладу ладонь в центр его груди, чувствую, как неистово колотится его сердце. Как же мне нравятся эти звуки, эти торопливые ненасытные поцелуи, скольжения пальцев, восхваляющие меня, его запах, в котором я тону, его вкус, который наполняет меня, его глухой голос, которому так хочется верить…

— Как же я скучаю, — шепчет он.

Подносит к губам мою руку, целует каждый пальчик, скользит к запястью и застывает.

Я внимательно смотрю на его лицо. Он выглядит измученным, больным. Его пальцы глубоко во мне, дарят приятное чувство наполненности.

— Аль, что это?

От его резкого тона я трезвею. Морок желания сбрасывается, а горло привычно сжимается от горечи.

— Отпусти, оставь меня, Алекс. — он только извлекает пальцы и обсасывает их.

Пошло и порочно. Даже не задумываясь. Смакует, как долгожданное угощение, вызывая прилив жара к моим щекам. Словно то, что происходит, в порядке вещей. Словно это нормально — просто приступить к утолению физиологических потребностей сразу же после новой встречи! Какая же я идиотка!

— Алекс, уходи. Просто оставь меня. — прошу я.

Мой голос становится жалобным и писклявым. Девчонка! Алекс внимательно смотрит в мои глаза.

— Аль, что ты сделала с собой? Что же ты сделала с нами, Аль?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍20. Алекс


Почему мой мозг отказывается связать все эти факты воедино? Аля здесь, передо мной, чужая и незнакомая.

Она превратилась в бледную копию себя. Пустую безжизненную оболочку. Тень яркой девушки, которую я встретил и полюбил.

Больше полутора лет я прожил, цепляясь за эти воспоминания. Я верил, что она счастлива, потому что так говорил мой адвокат, которого я периодически просил наблюдать за девочкой. Я только поэтому и продолжал как-то заниматься своими проблемами и не искал встреч с ней! Лишь глубокое убеждение, что с ней всё хорошо, позволяло мне дышать. Я знал, что не выдержу, не сдержу обещания, если встречу её снова. И оказался прав.

Смотрю, как она оправляет одежду, пряча от моего взгляда внутренние стороны тоненьких запястий. Однажды я уже видел такие шрамы. Я знаю, что это такое, но, хоть убей, не могу понять, какого чёрта Але — моей Але! — пришла в голову эта бредовая идея. Моя девочка наполняла энергией меня, эта незнакомка — выглядит побитой зверушкой с болью в потухшем взгляде.

— Я уже увидел их, Аль. — она морщится и поднимает глаза на меня. — Что с тобой произошло?

— Это не твоё дело. Вряд ли у тебя есть время, чтобы разбираться с такими недоразумениями.

Её голос звенит. Она испытующе смотрит на меня. Так, словно я что-то должен понять из её нелепой, неправильной фразы.

— Для тебя у меня всегда было и есть время, ты же знаешь.

В тот единственный раз, когда я находился в центре реабилитации, а она написала мне на почту, я именно это ей и пообещал. Что дам ей попробовать жить без оглядки на нас, не стану преследовать, но у меня всегда будет время для неё.

«Это слишком, Алекс. — значилось где-то в конце печатного полотна её исповеди. — Я не уверена, что готова ждать. Мне восемнадцать, и я хочу попробовать перевернуть эту страницу. Я знаю, что так некрасиво поступаю по отношению к тебе, но… Теперь я знаю, что ты женат. Для меня это слишком, понимаешь? Я бы никогда не согласилась, если бы знала заранее…»

Я всегда понимал это. Как и то, что пройдут месяцы, а то и годы, прежде чем я снова встану на ноги. У меня не работала вся левая сторона тела. Это не то, что нужно молодой девчонке. Совсем не то. Каким бы конченным человеком я не был, я никогда не посмел бы удерживать её рядом в такой ситуации.

Дверь распахивается, и Аля вздрагивает от неожиданности, поворачиваясь к источнику шума.

— Что здесь происходит? — спрашивает Инга и подходит прямо ко мне, обвивая руками.

Аля сжимается и смотрит на меня с глубокой обидой и ревностью. Ничего не изменилось! Для неё тоже ничего не изменилось! Моё сердце наполняется нежностью, пока я наблюдаю за её попытками совладать с эмоциями. Моя девочка! Только моя!

— Встретил здесь свою старую знакомую, — перевожу внимание Инги на себя.

— Ты знаешь Сашку? О, Боже! — Инга закатывает глаза.

— Сашку? — бросаю на Алю удивлённый взгляд, и она краснеет.

— Мельченко, это моя сводная сестра, алло! Я ж тебе рассказывала про нашего гадкого утёнка. Маленький грязный секретик нашей семьи. Александра Леонидовна Сафронова, конечно, до недавних пор она носила какое-то нелепое имечко, но когда приползла к папочке, потому что самостоятельная жизнь вдарила по тонкой и ранимой деточке…

— Заглохни, — тихо, но твёрдо говорю подруге.

— Что ты..? — начинает она, но я пресекаю одним взглядом.

— Аль, всё в порядке? — обращаюсь к малышке, но она игнорирует меня.

Смотрит на сестру и спрашивает:

— Вы встречаетесь?

— Да, — Инга льнёт ко мне. — У нас отношения.

— Поздравляю, — сухо бросает Аля, испепеляя меня взглядом. — Александр Александрович, надеюсь вам нормально спится по ночам?

Она проносится мимо, задевая меня худым плечом. Меня трясёт от одной мысли, какого она теперь обо мне мнения.

— Зачем ты соврала ей? Зачем устроила этот цирк?

— Да меня бесит эта девка, Саш! Вечно строит из себя сиротку. Только не говори, что у тебя виды на мою сестру! — Инга смеётся. — Отец никогда не позволит тебе сделать это.

Задумчиво смотрю на Сафронову, но вопрос игнорирую.

— Завязывай обижать её. Аля — чудесная девочка, возможно, тебе бы стоило многому у неё поучиться.

Инга недоверчиво смотрит на меня и задорно смеётся.

— Я узнала. — неожиданно она переходит на деловой тон. — Отец подозревает, что ты копаешь под него, хочешь потопить. Специально Сашку вызвал. Она тут ходит, вынюхивает, выспрашивает.

— Аля? — присвистываю в ответ. — Может, он и тебя подозревает?

— В любом случае, тебе нужно быть аккуратнее с этой деточкой, может, она и привыкла вечно косить под дурочку, но найти несостыковки в документах и сложить три плюс два образование позволяет. Папенька не зря поставил всё на эту лошадку, помяни моё слово! — Инга задумчиво покусывает нижнюю губу, прежде чем продолжить: — Или наоборот. Девочку можно использовать втёмную для интересов дела.

— Нет. — отрезаю я.

Пока не разберусь, во что её втянул отец и что с ней случилось за эти годы, я не имею права так рисковать. Она вообще самый последний человек, которым я когда-либо хотел бы рисковать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вернувшись в зал, я отыскиваю взглядом знакомую фигурку, но нигде не нахожу. Сбежала, значит. Ну что ж, придётся подождать, хотя теперь от нетерпения у меня сводит скулы.

Чёртов наркотик — эта девочка Аля. Мой персональный и божественный. И у меня начисто сорвало крышу. Снова.

Я словно снова очутился в том дне, когда я вернулся в Лондон и узнал, что Алю сбила машина. Длительное воздействие стрессов из-за проблем с бизнесом, вся эта ситуация с арестом и известие о несчастье с самым дорогим моему сердцу человеком сильно ударили по моему здоровью. Я перенёс инсульт. Мне повезло, что сын был рядом. Если бы не он, последствия могли оказаться катастрофическими.