Повисла тишина, потом Соня пробормотала:
– Хорошо, я скажу правду, только дайте обещание, что она останется между нами.
– Конечно, – тут же пообещала я, – говорите.
– Чтобы избавить мать от позора, Гена решил жениться на Полине, – сообщила Соня, – но Ляля не соглашалась на развод, и сын убил жену.
– Как?! – подскочила я.
Кристалинская стала нервно вертеть в руках бокал.
– Поднес к ней змею. Ляля терпеть не могла пресмыкающихся, она ни за что бы не взяла в руки даже ужа, а тем более эфу… Нет, это проделал Гена. Он сам мне признался. Ляля спала в своей комнате, а муж принес ядовитую дрянь, разозлил и положил на грудь к девушке. Он умеет обращаться с гадами, знает, как правильно их держать и что надо сделать, чтобы привести змеюку в «рабочее» состояние.
Убедившись, что Ляля мертва, Гена перенес тело в серпентарий и попытался изобразить дело как самоубийство.
– Вы не представляете, сколько денег стоило прикрыть эту историю, – вздыхала Соня. – Получили все: следователь, эксперт ну и, конечно, Полина. Я не могла позволить, чтобы Геннадия отдали под суд. Естественно, его признали бы невменяемым и определили в спецбольницу. Большего ужаса нельзя себе и представить.
Как всегда, стресс вызвал новый виток болезни. Гена стал неуправляемым. Теперь к фобии «приемыша» и пьянству добавилась новая беда. Парень рвался уйти из дома. Соню консультировал один из лучших психиатров России. Вот он и посоветовал:
– Дорогая моя, понимаю, что тяжело, но вам придется пойти у парня на поводу. Чем больше будете его удерживать, тем активнее он будет бежать прочь, не дай бог совсем съедет с катушек, и тогда – беда, без стационара не обойтись. Лучше всего, если выгоните сына. Через какое-то время приступ купируется, а вы пока подберете ему новую «жену».
– Вы сами с ума сошли! – разозлилась Соня. – Предлагаете мне выкинуть на улицу больного человека!
– Дорогая, – улыбнулся врач, – придется вновь разыгрывать спектакль.
Спешно, за один день, была куплена квартира. Договорились и с пронырливым Ахметом, нанимавшим Гену на «работу». Расплачивался он с парнем бутылками и едой. В водке было растворено необходимое лекарство. Через три дня Сонечка доставила на площадь молоденькую Светочку. Ахмет посадил ее в ларек и велел Гене помогать продавщице.
– Сейчас, слава богу, запой заканчивается, – пояснила Соня, – Света вроде нравится парню…
– Как вы узнали, что я у него была?
Соня усмехнулась:
– За квартирой и за Геной следят сразу несколько человек. Я боюсь, что с ним случится неприятность. Охрана незаметно провожает его на площадь, караулит там. Жители района должны быть мне страшно благодарны. Мои люди из соображений безопасности прогнали от метро всех асоциальных элементов, там пока «бомжует» один Гена. Естественно, мне мигом сообщили, что к сыну приезжала дама на «Рено». Дальше дело техники. По номеру уточнили, что авто принадлежит Карине Сыромятниковой, а она ответила: «Машина моя, только ездит на ней соседка, Даша Васильева». Мы так мило поболтали с Кариной, она рассказала о вас…
Я пыталась сообразить, что к чему, но мысли расползались, словно червяки при виде лопаты.
– Не проще ли было оставить Полину? – наконец спросила я.
– Нет, – резко ответила Соня, – во-первых, Железнова и заварила эту кашу. Мне такая женщина в доме не нужна. А потом… Она сама убежала, когда поняла, что Гена – убийца. Небось побоялась. Выйдет за парня замуж, тот и ее…
– И вы отпустили ее просто так?
– Я дала ей много денег.
– Не побоялись, что начнет шантажировать вас?
Соня поджала губы:
– Еще вопрос, кто кого мог шантажировать. Я девчонке прямо заявила: только пикни, мигом растрезвоню по всем газетам правду про Молокова, который усиленно изображает из себя респектабельного гражданина, а когда Кирилл позвонит, скажу, что это ты разболтала журналистам. Больше двух дней тебе после не прожить! Да и дело с Лялиной смертью можно так вывернуть… Сама виноватой станешь!
ГЛАВА 21
Домой я вернулась в состоянии грогги. Полное ощущение, что проглотила граммов сто водки. Голова кружилась, глаза плохо видели, в уши словно кто-то запихал затычки, ноги дрожали, а спина стала липкой…
Чтобы не шуметь, я не стала заводить «Рено» в гараж. Пешком пересекла двор, влезла по лестнице наверх, попала через балкон в комнату и услышала настойчивый стук в дверь.
– Эй, Дарья, открой, – тихо, но твердо бубнил Дегтярев. – Эй, что молчишь?
– Кто там? – прохрипела я, изображая разбуженного человека. – Кто?
– Открой.
– Что надо? – сипела я, быстро вылезая из свитера.
– Поговорить.
– О господи, погоди минутку, сейчас встану, – пообещала я, дергая в разные стороны шнурки.
Но они, как назло, запутались окончательно, а в комнате ни ножниц, ни ножа, и разорвать путы мне слабо. Дегтярев не должен видеть меня в кроссовках, да и джинсы я снять не могу, остается один выход… Я подошла к двери.
– Послушай, неохота одеваться, сейчас отопру, а ты войди через пару секунд, хочу лечь в кровать.
– Ладно, – покладисто ответил Дегтярев.
Я повернула ключ, потом мгновенно юркнула под одеяло, в кроссовках и джинсах.
– Я прямо испугался, – заворчал полковник, входя в спальню, – стучу, стучу, а ты молчишь. Грешным делом подумал, не случилось ли чего?
Я обежала взглядом комнату и показала на пузырек валокордина.
– Наглоталась капель и заснула, голова болела… Не думала, что кому-нибудь придет в голову мысль колотиться в дверь, запертую, между прочим. Ну неужели не понятно, если человек не открывает, значит, спит или занят. Покоя нет никакого!
– Не сердись, – улыбнулся полковник, – не дуйся. Просто я хотел тебе кое-что сказать.
– Говори, – ответила я, усиленно зевая, – вещай!
Александр Михайлович сел в кресло, вытащил трубку и спросил:
– Можно?
– Пожалуйста.
Полковник аккуратно набил агрегат, сосредоточенно раскурил и поинтересовался:
– Сколько лет мы знакомы?
Я призадумалась:
– Двадцать пять.
– Вот, могли бы серебряную свадьбу справить!
– Мы бы давным-давно развелись, – засмеялась я, – а так дружим. Впрочем, никогда не горели желанием вступить в интимные отношения.
– Это верно, – хмыкнул Дегтярев, – знаешь, я баб боюсь, ну пугает меня перспектива увидеть на кухне некую особу, которая начнет жарить котлеты и звать меня Шуриком. И потом, как посмотришь кругом! У всех не жены, а оживший кошмар.
– Не тоскливо без семьи?
– Я давно считаю вас родственниками, – разоткровенничался Дегтярев, – ты вроде как сестра, а Кешка с Машкой – племянники. Все ведь свободное время провожу с вами.
– Вот и переехал бы совсем, – предложила я, – дом огромный, места хватит.
– Ну, – замялся Александр Михайлович, – мне бы очень не хотелось, чтобы в наших отношениях что-то менялось, потому я и пришел пошептаться.
– Случилось чего?
– Ну, в общем, пойми меня правильно, извини, коли что не так, – занудил приятель.
– Ты влюбился?!
– С ума сошла, – подскочил толстяк, – в моем возрасте.
– При чем тут года? И вообще «любви все возрасты покорны», классик сказал.
– Ладно, – решился полковник, – если ты полагаешь, что мы после стольких лет безмятежной дружбы должны пожениться, изволь, пойду навстречу твоему идиотскому желанию, хотя предвижу, какие мерзкие разговоры о ментах, польстившихся на богатую даму, поползут по министерству. Но, коли хочешь, пожалуйста. Только извини, я отношусь к тебе по-братски и боюсь, не смогу…
Я, забыв, что на мне сверху только один кружевной лифчик, резко села в кровати, не снимая одеяла с ног. Полковник деликатно отвернулся. Я схватила футболку, висевшую на спинке кровати, натянула ее и сказала:
– На фиг ты мне нужен!
Александр Михайлович подскочил.
– Но весь вечер… Кеша сказал: иди к матери объясняться.
– О боже, – вздохнула я, – никаких чувств, кроме родственных, я к тебе не испытываю, просто тебе надо следить за здоровьем.
– И все?
– И все.
– Ладно, пойду спать, – ответил явно повеселевший полковник.
Он встал, потом пригляделся к изножью кровати.
– Что там болтается?
– Где? – лениво спросила я.
– Вот, из-под одеяла свисает, на грязный шнурок похоже.
Не успела я сообразить, что к чему, как Александр Михайлович резко наклонился. В следующую секунду моя правая нога дернулась и высунулась из-под одеяла.
– Ты спишь в джинсах и грязных кроссовках? – воскликнул полковник и нахмурился.
– Послушай, – обозлилась я, быстро пряча конечность под одеяло, – у каждого человека имеются свои привычки. Один обожает ковырять в носу, другой ест в постели и вытирает руки о простыню, а я сплю в кроссовках, да, я сплю в кроссовках, обожаю спать в кроссовках, могу проводить ночь только в кроссовках! Если уж хочешь знать правду, все четыре мужа бросали меня из-за этого пристрастия, им не нравилась жена, залезающая в кровать, обутая в спортивные ботинки. Хотя, если вдуматься, ничего плохого тут нет! Сущая ерунда!
– Но зачем ты спишь в «Адидасах»? – только и сумел вымолвить Дегтярев.
– Мне холодно! Страшно мерзну! Отстань!
– Ну-ну, – пробормотал Александр Михайлович, – спокойной ночи.
Вымолвив последнюю фразу, он ушел. Я в изнеможении откинулась на подушки – ну почему у меня всегда так? Вечно попадаю в идиотские ситуации.
Сон пропал окончательно, вернее, его и не было. Кое-как, сломав два ногтя, я разодрала шнурки, вылезла из джинсов и попыталась счистить с простыни ошметки грязи. Представляю, как обозлится завтра Ирка, когда увидит пятна. Впрочем, я скажу, что вечером нашла под одеялом Снапа, который заполз туда с вымазанными лапами. Ира любит ротвейлера и мигом замолчит.
Сев в кресло, я включила телевизор и, глядя на экран, по которому носились два мужика с лестницей, принялась думать о своем.
Было от чего тронуться умом. Полина – проститутка! Девочка по вызову! Нет, такого просто не может быть! Наверное, Соня наврала мне, чтобы выкрутиться… А если нет? Что тогда?