И потом Лили рассказала презабавную историю о весьма уродливом терьере, принадлежавшем сквайру. После этого даже мистрис Бойс не делала дальнейшей попытки. Мистрис Дель и Белл обе понимали, что это непременно должно быть правилом, – правилом даже для них. Лили говорила об этом предмете иногда с ними обеими, иногда с одной из них, начиная одиноким словом, выражавшим грустную покорность своей участи, и потом продолжала до тех пор, пока не высказывались все чувства, тяготившие и волновавшие ее грудь, но разговор этот никогда не начинали ни мать, ни сестра. Теперь же, в эти деятельные дни упаковки, подобный предмет разговора как будто был совершенно изгнан.
– Мама, – сказала она, стоя на верхней ступеньке лестницы, на которой она доставала из шкафа и подавала вниз стеклянную и чайную посуду, – уверены ли вы, что вещи эти наши? Мне кажется, что некоторые принадлежат здешнему дому?
– В этом бокале, по крайней мере, я уверена, потому что он принадлежал моей матери до моего замужества.
– Ах, боже мой! Ну что бы я сделала, если бы разбила его? Когда я беру в руки какую-нибудь ценную вещь, мне так и хочется бросить ее и разбить вдребезги. Ах, мама! Я чуть-чуть его не уронила, впрочем, вы сами виноваты.
– Если ты не будешь беречься, то и сама упадешь. Пожалуйста, держись за что-нибудь.
– Белл, вот и чернильница, о которой ты плакала целых три года.
– Вовсе я о ней не плакала, но кто бы мог ее туда поставить?
– Лови ее! – сказала Лили, бросив чернильницу на груду ковров.
В эту минуту послышались в прихожей чьи-то шаги, и вслед за тем через раскрытую дверь вошел сквайр.
– Так вы все за работой? – спросил он.
– За работой, – отвечала мистрис Дель голосом, в котором отзывался стыд. – Уж если что задумано, то чем скорее это кончится, тем лучше.
– Грустно, очень грустно, – сказал сквайр. – Впрочем, я пришел сюда не за тем, чтобы говорить об этом. Я привез вам записку от леди Джулии Дегест, и сам получил такую же записку от графа. Они просят нас приехать после Светлого воскресенья и погостить у них с недельку.
Мистрис Дель и ее дочери, когда им объявили это неожиданное приглашение, остались неподвижно на своих местах и с минуту не могли вымолвить слова. Приехать и погостить недельку в гествикском господском доме! Приехать всем семейством! До этой поры сношения между гествикским и оллингтонским Малым домом ограничивались одними утренними визитами. Мистрис Дель никогда не обедала там и в последнее время отправляла с визитами одних дочерей. Однажды только Белл обедала там с дядей своим, сквайром, как обедала однажды и Лили с дядей Орландо. Даже и это было очень давно, когда они только что начали показываться в люди и смотрели на этот случай с чувством детского торжества и благоговения. Теперь же, когда они собирались занять в Гествике скромный уголок, между ними было решено, что визиты в гествикский господский дом могут быть прекращены. Мистрис Имс никогда туда не ездит, а они собирались поставить себя на один уровень с мистрис Имс. Теперь, в минуту нисхождения в жизни, их всех приглашают приехать на неделю в гествикский господский дом! Если бы королева прислала лорда камергера просить их приехать в Виндзорский замок, то едва ли бы такая неожиданность изумила их больше, чем эта. Белл, когда вошел дядя, сидела на свернутом ковре и теперь снова заняла то же самое место. Лили стояла на верхней ступеньке лестницы, а мистрис Дель стояла внизу и одной рукой держалась за платье Лили. Сквайр передал приглашение весьма отрывисто, впрочем, это был такой человек, который ничего не умел передавать иначе, как отрывисто, без всяких приготовлений.
– Приглашает нас всех! – сказала мистрис Дель. – Как же нужно понимать слово «всех»?
И она, распечатав записку, стала читать ее, не меняя своего положения у лестницы.
– Позвольте мне посмотреть, мама, – сказала Лили.
И записка поступила в руки ее. Если бы мистрис Дель сообразила, в чем дело, она бы придержала записку в руках, но все это было так внезапно, так неожиданно, что всякие соображения были невозможны.
«Любезная мистрис Дель (так начиналась записка).
Посылаю вам это в письме, которое брат мой пишет к мистеру Делю. Мы в особенности желаем, чтобы вы и ваши дочери приехали к нам на недельку, начиная с семнадцатого числа настоящего месяца. Принимая во внимание наши родственные связи, нам бы следовало видеться с вами гораздо чаще, чем это делалось в прошедшие годы, и, разумеется, виноваты в этом мы одни. Впрочем, как говорит пословица, никогда не поздно исправиться, и я надеюсь, что вы примете мое признание с тем чувством искренности, с которым оно выражено, и что приезд к нам будет служить доказательством вашего расположения.
Я приму все меры, чтобы ваши дети не скучали у нас в доме, я к обеим им питаю искреннее уважение.
Нелишним считаю сообщить вам, что на этой же самой неделе у нас будет гостить Джон Имс. Мой брат без души от него, он считает его лучшим молодым человеком из нынешней молодежи. Со своей стороны, я должна признаться, что это один из моих героев.
Душевно вам преданная Джулия Дегест».
Лили, стоя на лестнице, читала письмо очень внимательно. Сквайр между тем обменивался словами с невесткой и племянницей. Никто не мог видеть лица Лили, обращенного к окну, оно было обращено к окну и в то время, когда она сказала:
– Мама, тут нечего и думать, мы не должны туда ехать, решительно не должны.
– Почему же не должны? – спросил сквайр.
– Со всем семейством! – сказала мистрис Дель.
– Они этого-то и желают, – сказал сквайр.
– Я бы желала лучше всего остаться дома на целую неделю, – сказала Лили. – Пусть мама и Белл едут одни.
– Это невозможно, – сказал сквайр. – Леди Джулия особенно желает, чтобы вы были ее гостьей.
Дело устроено было весьма дурно. Намек в записке леди Джулии на Джонни Имса сразу объяснил Лили все замыслы и до такой степени открыл ей глаза, что даже соединенное влияние фамилий Деля и де Гэста не могло завлечь ее в гествикский господский дом.
– Отчего невозможно? – спросила Лили. – Чтобы всем семейством отправиться туда, об этом нечего и думать, но для Белл это будет прекрасно.
– Ничего хорошего я тут не вижу, – сказала Белл.
– Будьте поснисходительнее в этом случае, – заметил сквайр, обращаясь к Белл. – Леди Джулия имеет для вас в виду много хорошего. Но, моя милочка… – И сквайр снова обратился к Лили с тем особенным вниманием и расположением, которое он в это время постоянно оказывал ей и которое, наконец, становилось для Лили приторным. – Но, моя милочка, почему же ты не хочешь ехать туда? Перемена сцены всегда бывает приятна, а такая перемена, как эта, еще может принести тебе пользу, особливо теперь, когда ты начинаешь поправляться. Мэри, пожалуйста, уговорите их.
Мистрис Дель ничего не сказала, она снова читала записку. Лили спустилась с лестницы, подошла прямо к дяде, взяла его за руку и отвела к одному из окон.
– Дядя, – сказала она, – не сердитесь на меня. Я не могу ехать. – И с этими словами она приподняла свое личико, чтобы поцеловать его.
Сквайр наклонился и поцеловал Лили, не выпуская ее руки. Он взглянул на это личико и прочитал на нем все. Он узнал, почему Лили не могла, или вернее, почему она сама полагала, что ей нельзя ехать.
– Не можешь, моя милая? – спросил сквайр.
– Нет, дядя. Это весьма мило, весьма любезно, но я не могу ехать. Я не гожусь для того, чтобы ездить куда бы то ни было.
– Но, друг мой, ты должна преодолеть это чувство. Ты должна побороться с ним.
– Я борюсь и надеюсь побороть его, но не могу сделать этого сразу. Во всяком случае, ехать туда я не могу. Передайте леди Джулии мое глубочайшее почтение и не позвольте ей сердиться на меня. Может быть, поедет Белл.
Какая польза из того, что поедет туда Белл? Какая польза сквайру нарушать свои привычки визитом, который сам по себе будет ему скучен, если нельзя представить туда главной виновницы этого визита? Граф и сестра придумали приглашение собственно с намерением дать Лили и Имсу возможность встретиться. По-видимому, Лили была тверда в своей решимости отказаться от этого приглашения, а если так, то не лучше ли совсем отменить этот план? Ему было очень досадно, а между тем он не сердился на Лили. В последнее время все и во всем сопротивлялись ему. Все его семейные предначертания не исполнялись, но все же он редко позволял себе сердиться. Он до такой степени привык к тому, чтобы все делалось ему наперекор, что никогда не мог рассчитывать на успех. В деле доставления Лили другого жениха он вызвался действовать не по своему побуждению. Его вызвал на это сосед-граф, и он принял вызов с большим великодушием. Он был вынужден сделать попытку со всем усердием и искренним желанием успеха, но как в этом, так и во всех его собственных планах он сейчас же встречал сопротивление и неудачу.
– Я предоставляю вам переговорить об этом между собою, – сказал сквайр. – Но, Мэри, прежде чем пошлете ответ, повидайтесь со мной. Если вы теперь же придете ко мне, то Ральф после обеда отнесет обе записки.
Сказав это, сквайр оставил Малый дом и пошел обратно в свои одинокие хоромы.
– Лили, милая, – сказала мистрис Дель, лишь только уличные двери затворились за сквайром, – в этом приглашении выражается особенное расположение к тебе, особенное расположение.
– Я знаю, мама, вы должны ехать к леди Джулии и должны сказать ей, что я знаю это. Вы должны передать ей всю мою любовь. И действительно, я ее люблю теперь. Но…
– Неужели ты не хочешь ехать, Лили? – спросила мистрис Дель умоляющим голосом.
– Нет, мама, я решительно не поеду.
И Лили вышла из столовой, в течение последовавшего часа ни мать, ни сестра не решались прийти в ее комнату.
Глава LМИСТРИС ДЕЛЬ БЛАГОДАРИТ ЗА ОСОБЕННОЕ ВНИМАНИЕ
В этот день в Малом доме обедали довольно рано, это вошло уже в обыкновение с тех пор, как начались сборы и упаковки. После обеда мистрис