даль, из боязни, что сердитый старый лорд увидит его и разбранит, – он вовсе не мечтал, что с этим сердитым старым лордом будет находиться в дружеских отношениях, что он будет поверять этому лорду все свои мысли и чувства более, чем всякому другому живому существу, а между тем это было так на самом деле. Сердитый старый лорд объявил, что денежный дар должен принадлежать ему, все равно, выйдет ли за него Лили Дель или нет.
– Дело это кончено, – сказал лорд, вынув из кармана пачку известных бумаг, – получай с них дивиденды, когда придет время.
Когда Джонни стал отказываться (при настоящих обстоятельствах ему ничего не оставалось больше делать, как только отказаться), сердитый лорд довольно грубо приказал ему молчать, прибавив, что по возвращении в Лондон его заставят подавать сапоги Рэфлю Бофлю. Таким образом разговор быстро перешел на сэра Рэфля, над которым они смеялись от души. Если он приедет сюда в сентябре, мистер Джонни, или в каком-нибудь другом месяце, ты смело можешь надеть мне на голову дурацкий колпак. Как не помнить! Как не удивляться тому, что люди делают из себя таких пошлых глупцов? Все это передумал Джонни, облокотясь на перила пешеходного мостика. Он припомнил каждое слово, припомнил множество слов, ранних слов, сказанных годы тому назад, наводивших на него уныние относительно перспективы его жизни. Все его друзья и знакомые как будто сговорились в предсказаниях ему, что дорога в свет для него закрыта и что он никогда не будет в силах заработать себе хлеб. Теперь же он находился в самых благоприятных обстоятельствах, находился в числе людей, которых свет решился беречь и лелеять. И к чему послужит все это, если Лили не согласится разделить его счастья? Когда он вырезывал это имя, его любовь к Лили была одной лишь идеей. Теперь идея эта обратилась в действительность, и по всей вероятности, в действительность самую тяжелую, самую убийственную. Если это так, если таков должен быть результат его сватовства, то прежние дни его, дни мечтаний и грез, не были ли лучше настоящих его дней, дней успеха?
Был час пополудни, когда он вошел в дом матери и застал ее и сестру свою во встревоженном и озабоченном состоянии.
– Неужели ты не знаешь, Джон, что мы едем сегодня на обед к лорду Дегесту? – спросила мать после первых объятий и приветствий.
Но Джонни решительно не знал, ему не говорили об этом ни граф, ни леди Джулия.
– Как же! Едем, – продолжала мистрис Имс. – Это так любезно с их стороны. – Но, Джон, много уже лет, как я не бывала в их доме, и теперь чувствую какую-то неловкость. Вскоре после замужества я раз обедала там и после того никогда не бывала.
– Это сделано не графом, а леди Джулией, я так думаю, – сказала Мэри Имс.
– Это великодушнейшая женщина в мире, – сказал Джонни.
– В самом деле?! А все говорят, что она такая сварливая.
– Говорят потому, что не знают ее. Если бы меня спросили, которая из знакомых мне женщин добрее всех, я бы, нисколько не задумываясь, сказала – леди Джулия Дегест.
– Да, потому что они тебя любят, – заметила мать. – Ты спас жизнь милорда, благодаря Провидению.
– Это ничего не значит. Вы спросите доктора Крофтса. Он знает их так же хорошо, как я.
– Доктор Крофтс женится на Белл Дель, – сказала Мэри, и разговор о совершенствах леди Джулии и уважении, которое внушал к себе граф, принял совсем другое направление.
– Крофтс женится на Белл! – воскликнул Джонни, с унынием подумав о счастье доктора, предложение которого было принято так скоро, тогда как он домогался того же самого с постоянством Иакова.
– Да, – сказала Мэри, – говорят, что она отказала своему кузену Бернарду и что поэтому сквайр отнимает у них дом. Ты знаешь, ведь они переезжают в Гествик?
– Это я знаю, но не верю, что сквайр отнимает у них дом.
– Зачем же им переезжать? Зачем им оставлять такое очаровательное место?
– За которое они ничего не платили! – прибавила мистрис Имс.
– Я не знаю, почему они выезжают, но уверен, что сквайр их не гонит и во всяком случае не станет их стеснять из-за отказа Бернарду.
Сквайр вызвался содействовать Джонни в его искательстве, и потому Джонни старался защитить его.
– Он весьма суровый человек, – сказала мистрис Имс. – И говорят, что после несчастья Лили он начал обходиться с ними еще грубее, но, сколько мне известно, Лили тут не виновата.
– Бедная Лили! – сказала Мэри. – Мне ее жаль. На ее месте я бы не знала, как показаться мне в люди, право бы, не знала.
– Почему же ей не показываться? – спросил Джонни сердитым тоном. – Чего ей стыдиться? Я не могу понять того недоброжелательства, которое женщины питают друг к другу.
– Тут вовсе нет недоброжелательства, ты напрасно говоришь подобные вещи, – сказала Мэри в свою защиту. – Во всяком случае для девушки весьма неприятно быть обманутой. Всему свету известно, что она была за него помолвлена.
– Всему свету известно также…
Джонни не хотел договорить, что всему свету известно также, что Кросби за его подлость получил славную потасовку. Он не хотел говорить об этом даже перед матерью и сестрой. Всему свету было известно это, всему свету, который интересовался этим делом, кроме самой Лили Дель. Никто еще не говорил Лили Дель о происшествии на паддингтонской станции железной дороги, и Джонни радовался за скромность своих друзей.
– Конечно, ведь ты ее защитник, – сказала Мэри. – Я ничего дурного не сказала и не думала говорить. Разумеется, это было несчастье.
– А мне кажется величайшим счастьем для нее, что она не вышла замуж за такого мерзавца, как…
– О, Джон! – воскликнула мистрис Имс.
– Извините, мама. Я, впрочем, не считаю за брань, назвав подобного человека мерзавцем. Не стоит, право, говорить о нем. Мне ненавистно даже само имя его. Я возненавидел его с первого раза, как увидел, и по его наружности угадывал, что он негодяй. Я не верю ни одному слову, что сквайр сердится на них из-за него, напротив, мне положительно известно, что он вовсе не сердится. Итак, Белл выходит замуж за доктора Крофтса!
– Тут нет ни малейшего сомнения, – сказала Мэри. – Говорят, что Бернард Дель отправляется со своим полком.
После этого Джонни объяснил матери, в чем состоят обязанности частного секретаря, и свое намерение оставить дом мистрис Ропер.
– Полагаю, для тебя подобный дом неприличен? – спросила мистрис Имс.
– По правде сказать, особенно неприличного не нахожу. Там есть люди… Впрочем, мама, вы не подумайте, что повышение по службе заставляет меня важничать. Я не хочу жить лучше того, как мы жили в доме мистрис Ропер, но она приняла к себе людей, которые очень неприятны. Там, например, живут мистер и мистрис Люпексы.
И Джонни сделал коротенькое описание их жизни, но ни слова не сказал об Амелии Ропер. Амелия Ропер не показывалась в Гествике, чего он боялся одно время, и потому при настоящем случае не считал за нужное знакомить свою мать с этим эпизодом своей жизни.
По возвращении в дом графа Дегеста Джонни узнал, что туда приехали уже мистер Дель и его племянница. Они сидели с леди Джулией в утренней гостиной, лорд Дегест стоял у камина и о чем-то говорил. Очутясь между ними, Имс ощущал чрезвычайно неловкое положение, как будто все знали, что его выписали из Лондона нарочно для объяснения в любви, да и действительно все об этом знали. Белл, хотя ей никто не говорил, была уверена в этом наравне с другими.
– А вот и принц матадоров, – сказал граф.
– Нет, милорд, этот титул принадлежит вам, я только ваш первый помощник.
Джонни старался казаться веселым, но его взгляды обнаруживали застенчивость, так что, подавая сквайру руку, он должен был сделать усилие, чтобы взглянуть в лицо старика.
– Очень рад вас видеть, Джон, – сказал сквайр, – очень рад.
– Я тоже очень рада, – сказала Белл. – Нам приятно было слышать о вашем повышении на службе.
– Надеюсь, мистрис Дель в добром здравии, – сказал Джонни, – и Лили?
Последнее слово произнесено было с очевидным для всех усилием.
– Моя сестра была очень нездорова, больна скарлатиной, но поправилась очень быстро, и теперь почти совсем здорова. Она будет очень рада вас видеть, если вы придете к нам.
– Да, я буду у вас непременно, – сказал Джонни.
– Неугодно ли, мисс Дель, я покажу вам вашу комнату? – сказала леди Джулия.
Разговор был прерван, и вместе с тем исчезла в Джонни вся неловкость.
Глава LIIIСЛОВООХОТЛИВЫЙ ХОПКИНС
Сквайру было объявлено, что его племянница Белл приняла предложение доктора Крофтса, и он обнаружил род согласия в таком семейственном распоряжении, сказав, что если это так, то он ничего не может возразить против доктора Крофтса. Он сказал это меланхолическим тоном голоса, с выражением подавленной печали, которая сделалась теперь почти обыкновенным, всегдашним его выражением. Он только с мистрис Дель и говорил по этому предмету.
– Я желал, чтобы это было совсем иначе, как это вам хорошо известно. У меня были семейные причины подобного желания. Но теперь, конечно, я ничего не могу сказать против этого. Доктор Крофтс, как муж ее, всегда радушно будет принят в моем доме.
Мистрис Дель, ожидавшая гораздо худшего, начала благодарить его за добродушие и между прочим сказала, что ей было бы приятнее видеть свою дочь замужем за своим кузеном.
– Но в деле подобного рода решение должно быть предоставлено исключительно девушке, вы согласны с этим?
– Я ничего не могу сказать против нее, – повторил сквайр.
После этого мистрис Дель оставила его и сообщила своей дочери, что дядя принял известие весьма благосклонно.
– Ты была его фавориткой. Теперь место это займет Лили, – сказала мистрис Дель.
– Я нисколько об этом не забочусь, или лучше сказать, я забочусь об этом очень много и полагаю, что такая перемена будет во всех отношениях к лучшему. А так как я, такая негодная, уеду от вас, и Лили, такая прекрасная, останется дома, то мне становится жаль, что вы переедете из Малого дома.